«Ты побледнел, дрожишь… о боже!» «Я? ничего!..» — встает быстро, отходит в противоположный угол, закрывает запястьем руки глаза, она за ним, заглядывает. Он в противоположную сторону и т. д.
«…где твой другой браслет?»
«Но сходство, сходство!» Про себя и быстро: «Карету обыщи ты вдоль и поперек». Очень стремительно, чтобы потом тяжело и медленно: «Я это знал… ступай». Горько, безучастно: «Дай бог, чтобы это был не твой последний смех!»
Очень искренне, просто — от всей души: «Жалею!».
Ю.А. просит после «жалею» проиграть пантомиму: «Он думает, решает». Пробовал, не получается. Вместо точки какая-то размазня. Ему хочется, чтобы здесь проиграла музыка, и это «го желание надо как-то оправдать сценически. Пока не получилось ни длинно, ни коротко. Надо сделать так:
…«Жалею!»
Нина ушла. Поднял левую руку, охватил сверху назад голову, и вырвался долгий протяжный стон, как вой, отчаянное, долгое: «о-о-о!», которое должна подхватить музыка.
В этом случае я могу стоять долго, иначе проход лишний, изобретенный, искусственный. Седьмая картина.
«…Конец Игре… приличий тут уж нету». Сбросил маску… Теперь развязать сцену оскорбления, чтобы вызвать конфликт.
«Вы — шулер (проходно) и подлец. (с мерзостью) Подлец!» (со всем накопившимся отношением)
Бить всей колодой, прямо в щеку (получается внушительно).
Девятая картина.
«Да, я тебе на бале подал»…
В паузе осознает весь ужас положения. Это очень жизненно. Сгоряча недостаточно оценил содеянное. Сейчас приходит осознание.
«…Яд!»
«…Бедное созданье! Ей не по силам наказанье…» — сопереживание, сожаление, что она так мучается, страшно, до молнии света пронзившей догадки, что она невинна…
«Проклятье! что пользы проклинать? Я проклят богом», (распятое поколение)
Десятая картина.
«Ужель я ошибался?..» — спросить у зрителя непосредственно, умоляя его сказать, что я прав, что не ошибся.
«О, милый друг…»
(негромко)
«Вечно мы не увидимся…»
(крещендо)
«…прощай…»
(вопль. Она уносится стремительно в вечность)
17/V
«МАСКАРАД»
(Театр имени Ивана Вазова)
Страшный ажиотаж по поводу билетов.
Зал переполнен и гудит. Наши все в волнении от и до.
Ю. Л. давеча сказал: «А вообще играй как хочешь» […]
Выход мой не встретили.
Не было аплодисментов — ни на одну картину, хотя внимание очевидно. А после первого акта большая пауза… У меня сердце упало… Оказывается, долго не был дан свет в зал. Аплодисменты были жидковатые.
Когда же кончился спектакль, по выражению артистов, «как бомба разорвалась» — аплодисменты грохнули с такой силой, так закричал зрительный зал, что я вспомнил те гастроли. Огромные корзины цветов к ногам. Стояли минут 15–20 под бурные хлопки и крики. Ко мне заходили мало, но кто был у меня, утверждают, что зал «перевернут». Поздравляли, обнимали, целовали.
[…] Да, очень хорошая находка: сегодня мощно и трагично прозвучало: «…Вечно мы не увидимся… прощай…» на крещендо и потом «…Идем… идем… Сюда… сюда…»
«Здесь, посмотрите! посмотрите!..»
18/V
«МАСКАРАД»
Сегодня на улице жарко.
Во всех смыслах будет жарко и мне. Как бы не сказалась усталость души, тело связано.
Кончился и этот вечер.
Вокруг театра толпы народу, жаждут «лишнего» билета. Зал переполнен. И опять никаких аплодисментов во время спектакля, не сильные после первого акта и опять взрыв по окончании. Опять долго стояли и аплодировали… К ногам опять корзины цветов… жаль, что не могу отвезти домой на Новослободскую…
Рабочий сцены шлепнул меня по плечу и сказал: «Хороший вы актер!»
Да, Сосин сказал мне, что просят сыграть два последних спектакля «Маскарад» (ни «Бунт», ни какой другой спектакль не устроил бы так, как «Маскарад»). — Как вы?.. У них подано заявок на «Маскарад» на 15 спектаклей.
Надо играть. Я ведь живу для этого. Только дай бог сил!
21/V
Гор. РУСЕ
Сегодня «Бунт»[642].
Утром был на приеме в горсовете. Завадский, Марецкая, Сосин, Ушаков, я удостоены Знака почета города, удостоверения, малого значка и книги «Русе».
В 4.30 концерт на фабрике.
Читал «Вступление» Шолохова. Слушали внимательно, но ясно, что, не зная языка, только догадывались, они не могли оценить всей своеобразной прелести Шолохова.
Остальные номера приняли то хорошо, то прекрасно.
22/V
Был на встрече с местным драматическим театром. Ю.А. говорил о театре и перспективе его.
По окончании выступления Ю.А., я просил познакомить нас с исполнением роли Арбенина (у них три исполнителя).
Первый исполнитель прочел «Ну вот и вечер кончен» и следующий монолог-раздумье, до прихода Нины.
Конечно, вызвали меня…
А я прочел «Вакхическую песню» Пушкина и предложил гастроли отдельных актеров в спектакле: Мордвинов с Арбениным, Плятт с Цезарем. За предложение ухватились.
Наши одобрили трактовку стихотворения и то, что я не читал Арбенина. До чего щедры наши зрители. Не только скандируют «вечна дружба», они откликаются всей душой на то, что им показывают, но и при встрече непременные цветы, подарки, стол с едой и вином, водкой и непременные танцы после.
А у нас стало традицией после всех приветствий и пожеланий по окончании концерта — Анофриев[643] запевает «Подмосковные вечера», и все поют эту песню, приобретшую мировую славу, популярность… С какой готовностью, радостью, непременна улыбаясь, от всего сердца, с какой радостью включаются в общее торжество, веселье. Не надо им никаких «затейников» звать. Веселье и общность возникают стихийно, во всем детскость даже. И как это народ сумел сохранить это качество, будучи столетие в турецком плену, да и в последние годы хлебнув горюшка по самое горло? Удивительно!
23/V
В 9 часов — в Габрово.
Провожали до окраины и партийные руководители города. Очень все трогательно… и не знаю, в какой мере мы оплачиваем эту заботу и внимание.
Ехали с остановками, поджидая автобусы, так как они едут медленнее, чем мы на машинах.
Габровцы встретили нас — первая партия за 50 километров, вторая за 15. Город — площадью, полной народа, митингом, на котором, кстати, Завадскому (а он не приехал — полетел в Софию) преподнесли ключи от города.
В 1 час смотрели «карнавальное шествие». Завтра день Кирилла и Мефодия, день культуры (они создатели славянского алфавита).
Проехали две лошадки с ряжеными, один ослик с какой-то маской и шесть юношей с факелами. Традицию возрождают, а родилась она давным-давно, когда «чучелами и масками» осмеивали ненавистных народу лиц. Сейчас это «шествие» хотят возродить в плане радостного праздника. Улыбки, шум и смех вокруг.
В час банкет города в нашу честь — так радушно, широко, с подарками и угощением, это тем замечательнее, что «габровцы» во всех анекдотах считаются «скупыми». Разошлись опять в час ночи.
Такая радость существования в танцах, песнях, шутках — удивительно! То, что мы совсем потеряли.
24/V
У меня «Ленинградский проспект».
Театрик на 550 мест во вновь отремонтированном помещении. Выглядит хорошо, чисто и приятно. Но декорации не умещаются, и сцены Бориса играем на выносе.
Спектакль шел хорошо, хотя смысловых реакций было мало, точнее, почти не было. Ощущение такое, что плохо понимают. Но Васильев, наш художник, пришел и сказал, что беспокоиться не надо, так как они слушают внимательно и не хотят ничего пропустить. «Это удивительное, дорогое внимание!»
Во втором акте я попробовал говорить помедленнее и без «идиом», но Вульф пришла и рекомендовала этого не делать, так как понимают они от этого не больше, а напряжение в акте якобы снижается.