Прошло 2 месяца со дня премьеры, а ни в одной газете — ни слова…

Вот так, наверно, убивают желание делать… Что это, равнодушие?

[…] Спектакль хороший для меня, творческий. Нашел кое-что хорошее. А что… забыл. Мизансцены варьируются от спектакля к спектаклю.

Звонила утром Раневская. Говорила с ней О. К.

— Великолепно. Я плакала. Я за кулисы не пошла, потому что не всем хотелось говорить приятное, а пришлось бы. Я плохо чувствую себя в театре, я два года не работаю…

Н.Д. достиг вершины. В нем такая отдача души, мысли, сердца, такой горячности, страстности… такая щедрая отдача. Умно, тонко, страстно. Я сидела и дрожала и плакала. Он необычайно молод, изящен, красив. Огромный художник. Я видела «Маскарад» в разное время, раза четыре. Люблю, когда он говорит. Раньше у него иногда появлялась декламационность, сейчас ничего нет — выплыл человек.

Одна его душа, как на ладони, была у меня весь вечер.

Он меня так разволновал… я ходила, гуляла у дома… У Завадского есть порох в пороховнице. В спектакле много нового […]

Еще раз звонила Раневская:

— Вы понятия не имеете, как взволновали меня. Я давно не хожу в театр, не бывала и в нашем. Что-то не могу, неинтересно, да и обстоятельства жизни отстраняют меня и от театра и от жизни вообще.

И что вы со мной сделали вчера. Вы обнажили мою душу. Я думала, я уже не способна ни видеть, ни чувствовать, ни увлечься чем-либо. Я горю от всех бед, что на меня свалились. Я мертва для других впечатлений. […]

Я ведь видела вас несколько раз. И каждый раз мне казалось, что вы сделали все. Иногда мне что-то мешало, но это были мелкие придирки. В общем, каждый раз мне казалось, что это — потолок.

Когда Сальвини спросили, какую из двух ролей он любит больше, он ответил — «Вот эту». Почему эту? «Да потому, что я ту сыграл 100 раз, а эту 500».

Что меня волнует в вас, как в художнике и человеке? Непрестанная работа. Вы довели роль до совершенства […]

4/II

«ЛЕНИНГРАДСКИЙ ПРОСПЕКТ»

Что заботит очень — спектакль и роль теряют еле заметную приподнятость, без которой в спектакле появляется быт, от которого становится скучно, серо.

Меня пригласил Лондон на Шекспировские торжества (400 лет).

12/II

Уфа пригласила играть Арбенина с ними.

С Арбениным мне выезжать трудно. Не позволяет здоровье. «Ленфильм» прислал мне сценарий (2 серии) «Иду на грозу»[587], на предмет: я — Голицын.

— Мне не нужен Голицын, Служебная роль и схема.

— Нам хочется, чтобы вы ее заполнили.

— Я предпочитаю хорошие роли.

19/II

Поехали отдыхать в Рузу. Получилось так, что в репертуаре я не занят, а устал дико.

Репетиции «Берега»[588] будут пока без меня, а если точка зрения режиссеров не изменится, то и потом без меня.

1/III

«МАСКАРАД»

Наконец, вчера в «Известиях» — рецензия[589]. Пишет Андроников.

Рецензия хорошая, и оценивает работу театра высоко. Хвалит и меня. Мне мало того, что он сказал. Отметка отличная, но анализа — чего я жду от него — нет. Это досадно. Кто-кто, а он-то, лермонтовед, и знает и чувствует, и его разбор был бы очень кстати.

На днях прочел книгу об актрисе Андреевой[590].

Везде одно и то же!

Помню, как Хмелев вытирал слезы по кулаку, когда узнал, что ему не дают Гамлета, предпочтя его Ливанову…

2/III

Вчера был хороший творческий спектакль. Видимо, отдохнул я хорошо, и роль задавалась с первой картины и развивалась до конца без сбоев. Было много хороших, живых кусков, новых и неожиданных.

Зато выложился я — как говорят спортсмены — весь. Сегодня лишь к вечеру прихожу в себя.

14/III

«МАСКАРАД»

Метод.

Сначала почувствовать произведение (для меня еще и пытаться точнее записать это впечатление).

Потом понять.

Обогащенный уточнением, опять увлечь себя — почувствовать.

И опять думать…

Так, перемежая одно другим, потом объединить, обобщить, хотя я и не отличаюсь аналитическим умом.

За это время написал большую статью[591] о Лермонтове в журнал «Вопросы литературы».

Никому еще не показывал. Сегодня на общем собрании объявили, что театру присвоено звание Академического. […]

Что это будет значить на практике, пока неясно.

Как бы там ни было, а дорого, что оно заработанное, а не полученное по наследству, следовательно, доля труда каждого налицо.

Но вот спектакль шел сегодня в некотором разноречье с новым нашим положением, хотя для рядового — хорошо. Внутреннее же требование не выполнено.

Я лично забыл текст и не слышал подачи, дважды оговорился. Досадно. Не выполнил мизансцены с Ниной (ее смерть) — не мог к ней подобраться: она падает, куда ее занесет, и др.

Нет, не так я играл, как в прошлый раз. Досадно.

22/III

«ЛЕШИЙ»

Не играл пять месяцев!

Опять будет судорога, а не существование в обстоятельствах.

Надо хоть внятно произнести текст и не запутаться.

Спектакль прошел без поддержки со стороны театра… Беды все те же — свет, монтировка.

Актерски подтянут. Играть актеры Чехова любят, зал много смеется и внимательно слушает. […]

Спектакль актерский, но так как пьеса не выверена ни автором, ни театром, то завершенного впечатления не создает.

А текст слушаешь, как музыку… […]

26/IX

Тамбов приглашает играть с ними Забродина. Очевидно, тоже не придется.

Позавчера была рецензия в «Советской культуре»[592].

Большов[593] был на спектакле и сказал, что у него есть рецензия. Но она недостаточно хороша и [он] предложил ее дополнить.

Князевская «дополнила» — обвинила Завадского в недостаточности акцентов, в гофманиане и пр., отдает предпочтение Варпаховскому[594]… словом, Ю.А. расстроился и не явился на репетицию в театр […]

Рецензия путаная и опять тенденциозная.

29/III

Премьера. Передача в эфир[595]

«ТРАГИЧЕСКОЙ ПОЭМЫ «ОТЕЛЛО»,

музыка Юровского

Есть промахи с моей стороны: первый монолог попал вне действия — поддался оркестру. Вообще-то мне хочется, чтобы я с текстом вошел в музыкальную ткань естественно и без рывка. Думаю, не справился с трудной задачей. Потом было лучше. Еще не очень точен у меня Яго. Резкая скандированная речь идет к образу и отличает от плавной речи Отелло.

Наполненность возместила прорехи.

3/IV

Смотрел в «Королевском театре» «Лира»[596] Скофилда — Брука.

Трагедия идет в приглушенных бытовых тонах, а иногда и с натуралистическими подробностями, вроде: едят настоящие яйца, сняв сапоги, греют, растирают себе ноги, умирая, дергаются в судорогах и пр.

В декорациях то условность, то реальность, то абстракция (стул).

Костюмы по задумке интересны — кожа.

Пожалуй, лучше — первый акт (по Шекспиру), дальше же — никакого развития, все толчется на месте. Лир не меняется, как был в начале старичок, таким и остался и в конце и в сумасшествии. Говорит себе под нос, и ни одного взрыва.