На этом спектакле было много находок. Хорошее наполнение. Безраздельная власть над залом. Делал, что хотел. Стоял столько, сколько хотел. Паузу держал так долго, как сегодня надо было, не опуская напряжения. Срывался, летел, опять замирал… это было самому приятно, и зал отвечал полным подчинением и признанием. Сильно реагировал на юмор и на драматическое напряжение.
18/VI
«МАСКАРАД»
Последний.
Сегодня с утра и вечером духота.
В театре вместе со скрипом стульев слышен шум программ, газет — обмахиваются…
Все двери в зале и на сцене открыты, и все равно сердце заходится.
Но… надо оставить хорошую память о себе.
И опять надо «на полную выкладку».
А «полная» — не получилась… Играл плохо. Не понимал, что делаю… кислородный голод, что ли… Душа не откликалась ни на что, ровно ее нет. Как ни старался — отказала. Устал.
22/VI
УДОМЛЯ
Люблю я это озеро.
Какой-то удивительный покой входит в душу. Такое умиротворение!.. Только сейчас понял, до чего же я устал…
Эпическое, былинное озеро… вот-вот проснутся богатыри, покачают головой и скажут, до чего же вы суетные люди стали!
На душе покой, величественно, и нервы скоро уложатся на место, и сердце перестанет скулить и ныть. Давить бы скорее перестало…
14/X
«АЛПАТОВ»
Весною вся природа поет о пробуждении жизни, о любимой, о любви.
Так сутками напролет, не смолкая, восторженно призывает в свидетели своего счастья, жить и любить, соловей.
Славили любовь и до Петрарки.
Пели любовь древнейшие народы Египта, Персии, Индии, Восток и Запад — все времена и все народы…
И вдруг — в нашу чудесную весну, в пору пробуждающейся новой жизни, в самую молодую и самую мощную весну, самую светлую и сознательную пору человечества — найдется такой чинуша от искусства, болтун и фразер с холодными руками и холодным сердцем, насядет на шею широкого душою, талантливого и сильного поэта любви, дружбы, семьи… и заставит его петь им изобретенную тракторно-станочную песнь, расценив подлинную любовь… как нечто второстепенное, нет, как анахронизм, как пережиток старого.
…В данном случае мне захотелось заговорить на эту тему и не от имени образа Алпатова, а от себя.
Алпатов и не думал о любви так подробно, не высказывался так развернуто, но он нес в душе что-то такое (и гораздо большее, может быть), что свойственно цельной натуре. Он жил, он думал, он чувствовал и из этого выводил свои критерии. Он истинно стремился к лучшему для всех, потому что он — настоящий.
«Люби сам, это первое дело, ну не всех», — говорил он. С этим и прошел он через всю жизнь, сберегая «свою честь», как говорит о нем лучезарная его помощница и подруга, подлинная русская женщина — его жена.
Белинский: «Идея истекает из разума, но живое рождает не разум, а любовь».
Я вчера был в Вахтанговском театре.
Рядовой спектакль «Одна»[430], но насколько он выше нашего рядового спектакля «Алпатова», как организовано дело, как чисто у них — просто зависть съедает.
Мы мало пользуемся великим материалом, который предоставляет нам Шекспир. Еще в процессе репетиций кое-что набираем, иногда даем это хорошее на спектакле — иногда сознательно, давая себе отчет, что делаешь, иногда интуитивно, но вдохновенно, непроизвольно, а чаще подменяем большое, трудное — удобным, привычным и механическим. И тем уходим сами и за собой уводим зрителя от проникновения в тайны человеческого духа, от постижения огромных духовных ценностей.
Разное время, которое переживает народ, находит в лице своих выразителей разное решение образа, и даже у одного и того же актера, в одном и том же спектакле, с одними и теми же исполнителями — разное, в зависимости от того, что волнует сегодня актера как гражданина — выразителя дум народных.
То — разоблачение Яго, в связи с событиями, происходящими на глазах.
То волнует тебя главным образом вопрос о дискриминации человека.
То, протестуя против упрощения человеческих отношений, акцентируешь тему чистой любви.
В первую очередь — это оттого, что материал всеобъемлющ, дает возможность откликнуться на все животрепещущее. Этим объясняется внимательное, а порою взволнованное отношение зрителя к событиям, происходящим на сцене. Это роднит произведение с современностью. Это объединяет зал с автором и исполнителями…
Дружбу можно играть в разных ролях, везде она зазвучит, но везде по-разному, в разном содержании, в зависимости от того, какую дружбу исповедует действующее лицо. […]
Дружба людей, любящих Отелло, — это дружба воинской чести, взаимной обязанности, веры в искренность, способность, силу, талант.
«Отелло раскрывается через всех, как Яго — через себя» (Ю.А.).
Отелло — живет не собою, а своей любовью к Дездемоне — верой в человека, доверием к людям, долгом, совестью, открытый людям, растворенный в мире для них, за это его любят простые сердца, те, с кем он и прощается, когда перед глазами встал другой мир — «венецианский», который закрыл перед ним все, все окрасив в цвет неприязни, недоверия, лжи.
«Венецианский» мир по существу-то его и не принимает, не понимая его красоты. Да они и не в силах понять ее. Они вынуждены считаться с Отелло из нужды в нем как полководце.
Отелло целиком выражается в вере в человека, в своей любви к Дездемоне, отождествляя ее с миром, воспринимая ее, как собственное вдохновение, которое поднимает его на подвиг.
11/XI
«АЛПАТОВ»
А в общем не признают нас с тобой, Алпатов…
Но ты не очень гневайся на меня, значит, я не в силах одолеть эту стену — на моем пути.
Не очень обижайся, ведь не получили настоящего признания и Отелло, и Арбенин, им тоже не очень везло оттого, что попали в мои руки.
Единственно, что может тебе как-то скрасить жизнь, что играть буду так же серьезно, что тебя так же люблю, и что ты не сирота.
18/XI
На спектакле у китайцев[431] встретился с Юзовским. Разговаривали с натугой, сидели рядом.
Собирается писать книгу об актерах:
— Прошу: забудьте обо мне.
— Не получится. В советском театре вы создали лучший образ Кавалера… не могу обойти.
Я привык к тому, что мне говорят о моих «неповторимых образах», но никак не могу привыкнуть к тому, что в печатном слове оценка тех же самых людей трансформируется в противоположную…
21/XI
«ОТЕЛЛО»
Подумал о китайском театре… они не могут жить так беспечно, как это возможно у нас, особенно, если чело нахмурено и лицо «озабочено» мировыми проблемами…
Какое различное может быть воздействие на душу человека, воздействие… искусством, рожденным гением народа. Мощное, прекрасное.
Каждый народ несет разное понимание прекрасного… болгары, румыны, поляки, французы, англичане… и каждый заставляет радоваться этому пониманию и его воплощению.
Как бы мог быть счастлив человек! Только доверься он чувству прекрасного как выразителю сокровенных стремлений этого народа!
На этот раз особенно восхитило искусство танца-драки.
Хочется крикнуть: так не бывает, это противоестественно, это — сон… так не может быть, такого не может достигнуть человек!
Это, действительно, как сон, прекрасный сон, когда, бывало, легко и высоко вздымался от легкого прыжка и парил медленно и вольно, теряя вес, когда мускулы приобретали силу и мягкость, как мягко раскручивающаяся туго закрученная пружина. Театр акробатики, данной в бешеном темпе, разыгранной на маленькой, наивной, примитивной схеме, заставляющей нас встать и кричать от восторга.
24/XI
Теряю время! Караул, я теряю время! Уходят годы, а я все решаю вопросы театра, которые не дано мне решать, а с другой стороны, не решив которые — не решить ни одного вопроса…