В других хатах на хуторе при обыске было обнаружено еще три десятка раненых ударников, но эти не сопротивлялись, и их не тронули, хотя помощи не оказывали, согнали в один из хлевов и заперли вместе с коровами местных жителей. Пока суть, да дело, наступила ночь, и черноморцы расположились на ночлег. А командиры допросили пленных и узнали, что основные силы полковника Манакина сейчас находятся в деревне Крапивное, в нескольких верстах от хутора.
- Атакуем утром! - решил Мокроусов.
Вожаки матросов командира поддержали. Никому не хотелось бродить по замерзшей степи и полям. Каждый черноморец вспоминал теплый кубрик своего корабля и думал о том, что скорей бы все это закончилось. Разгромить ударников, затем Каледина, и по домам.
Ночью прибыли балтийцы Коли Ховрина и с ними разгруженная в Томаровке батарея трехдюймовок, которой командовал любитель пострелять из больших калибров главный комендор бронепоезда товарища Железняка Василий Серебряков. Матросы переночевали, встали задолго до рассвета, перекусили салом и оставленной с вечера кашей, а потом снова вышли на след противника.
Шесть с половиной верст до Крапивного черноморцы отмахали на одном дыхании. Сосредоточились метрах в четырехстах от деревни, и по цепочке к Котову пришла команда Мокроусова:
- Атака! Молча! При первых выстрелах «полундра»!
- Пошли!
Василий встал и мерным шагом, пересекая вспаханное по осени поле, двинулся в сторону кострового огонька, вокруг которого, наверняка, находились караульные ударники. Справа и слева от старшего рулевого поднимались его товарищи, а позади он слышал прерывистое дыхание Натальи. По его сердцу прокатилась волна тепла, но он заставил себя сосредоточиться на предстоящем деле, и продолжал шагать. Впереди были еще не почуявшие противника корниловцы, и его задача сделать так, чтобы никто из них не добрался к Каледину. И только он подумал об этом, как от костра, у которого грелся враг, засверкали вспышки выстрелов. Засвистели пули, а затем из глубоких предутренних сумерек донеслись первые стоны и ругательства раненых моряков.
- Не останавливаться! - скомандовал Котов. - Вперед братишки! За революцию!
Слева от него рев Мокроусова:
- Амба контрикам! Полундра!
- Полундра! - во всю мощь своих легких поддержал его Котов, и с шага перешел на бег.
Живым людским потоком, черные бушлаты в черноте ночи накатились на Крапивное. Но ударники встретили матросов пулеметами и на краткий миг атака захлебнулась. Однако снова «Полундра!» Мокроусова, и этот клич поднимает моряков и кидает их на врага. Летят в дома и хатки десятки ручных гранат, которые никто не экономит, и затыкаются пулеметные гнезда корниловцев. А тут еще и батарея трехдюймовок за околицей заговорила, да так удачно, что с первых же залпов накрыла центр деревни, где находились основные силы золотопогонников.
- Даешь!
- Полундра!
- Круши!
Многоголосая и опьяненная боем толпа моряков, с винтовками наперевес понеслась по улочкам. Они продолжали метать гранаты в дома, вламывались в них и под шум из истошных криков, отборного мата, лязг металла, выстрелы и взрывы, сломили оборону испытанных войной ударников бывшего Западного фронта. Корниловцы не выдержали натиска, и многие попытались сдаться. Однако в этот день никто их капитуляцию не принимал. За пару часов боя моряки потеряли два десятка убитыми и почти сотню ранеными. Поэтому ожесточение было велико, и старорежимников уничтожали без всякой жалости.
К полудню 29-го ноября все закончилось. Батальоны 1-го Ударного полка перестали существовать. Приказ Антонова-Овсиенко был выполнен, корниловцы на Дон не попали. Однако не все для революционных моряков прошло гладко. Полковник Манакин отсутствовал, большинство офицеров еще с вечера, возглавив небольшие группы солдат, разошлись по окрестностям и, несмотря на то, что основные силы противника потерпели поражение, Алексей Мокроусов результатами боя был недоволен. Поэтому морякам пришлось еще несколько дней таскаться по всем населенным пунктам вокруг Крапивного и вести поиск корниловских недобитков.
Таковы были итоги первого полевого сражения Гражданской войны в России. А что касательно Василия Котова, для него все сложилось неплохо. Он не был ранен, хотя шел в первой волне атаки, и из трофеев смог добыть для Натальи кожанку на меху, какие носили летчики. Девушка обновке была рада. И лишь одно обстоятельство омрачало веселый настрой Котова. Это ранение верного дружка Андрюхи Ловчина, который схлопотал пулю в кисть левой руки. По этой причине земляк вместе с убитыми в бою черноморцами и другими ранеными моряками из отряда Мокроусова, в сопровождении сотни бойцов, возвращался в Севастополь.
Кубань. Декабрь 1917 года.
Вот я и вернулся домой, что характерно, живым и почти здоровым. Это ли не счастье? Живи в радость и надейся на лучшее. Однако долго бить баклуши и вылеживать бока мне не дали, и уже через неделю каждый день начинался с хозяйственных забот. Только встал, и за работу, вникать в дела и помогать отцу, то в одно место надо съездить и что-то проверить, то в другое. Честно говоря, отвык от этого, да и раньше не любил такие заботы. Но теперь подобное времяпрепровождение почитал за отдых, и так летели дни за днями. Пока светло труд, а ночью гулянки с девками молодыми и вдовушками, коих после войны в станице немало осталось.
В общем, жил и радовался, до той поры, пока отец с Авдеем не решили, что хватит, отдохнул молодой подъесаул, и вызвали меня на разговор.
- Костя, - первым заговорил дядька, - завтра через Тихорецкую эшелон с твоим полком проходить будет. Так что поезжай, и с офицерами пообщайся. Надр узнать, каков настрой среди казаков и на чью сторону они встанут, когда большевики начнут в свои руки власть брать.
- Хорошо. Но я не один поеду. С собой десяток казаков из однополчан возьму.
- Добро. Так и сделай. Тем более на станции сейчас остатки двух полков расквартированы, а ты ведь, наверное, при форме и погонах поедешь.
- Конечно.
- Будьте осторожны и, если какая заваруха начнется, отходите на станицу.
- Кто же меня тронет, когда на станции родной полк? - я беспечно усмехнулся.
- И все же, будь настороже.
- Понял. Буду остерегаться...
Утром следующего дня я и десяток казаков, из тех, кто ранее служил в 1-ом Кавказском полку, в основном урядники на добрых строевых конях, по форме и при оружии, въехали на станцию Тихорецкая. Прошел месяц, с тех пор, как из этого места я отправился домой, и обстановка на станции ухудшилась еще больше. Разумеется, на наш взгляд, казачий. Слово местной власти, которая при Временном Правительстве была, ничего уже не значило, поскольку теперь все решали какие-то Солдатские Комитеты и военно-революционные трибуналы. Казаков не видать, а проживающие на станции люди чересчур напряжены и на улицу старались без нужды не выходить. Число солдат возросло в несколько раз, они стали еще более нахальны, агрессивны и развязны, и смогли либо запугать местных жителей, либо привлечь их на свою сторону. И пусть в Тихорецкой не полнокровные подразделения, а всего лишь остатки Бакинского и Кубинского пехотных полков из 39-й дивизии, которая находилась на Кавказском фронте, но и этих человек пятьсот наберется. Худо-бедно, а усиленный батальон. Поэтому чуяли солдатики свою силу и считали, что они здесь хозяева. Поэтому могут у нас свои порядки устанавливать.
И вот едем мы через станцию в сторону железнодорожного вокзала, а в спину нам злобное шипение:
- Сволочь золотопогонная!
- Опричники царские!
- Недобитки казацкие!
- Гады!
Пара казаков, услышав это, хотела наглецов нагайками отходить, но я их придержал:
- Отставить! Поздно за нагайки хвататься, браты-казаки, тут и шашка не поможет, а вот пулемет в самый раз будет. На провокации не поддаваться, но всем быть наготове и если только кто на нас попытается напасть, валите вражин насмерть.
В ответ слова урядников:
