«Странно, - высаживаясь из автомобиля и разглядывая кутающихся в шинели «драконов», которые ждали, когда им разрешат пройти внутрь здания, подумал Василий, - они не могут не знать, что мы расстреливаем офицеров, а все равно идут. Почему? Не ясно. Может быть, они привыкли подчиняться приказам? Возможно. Или же они настолько прогнили, что у них нет никаких моральных и душевных сил сопротивляться нашему гнету? Да, наверное, так и есть. Старые касты царского режима отмирают, и золотопогонники сами приближают свою гибель. Это закономерный исторический процесс. И я, ни много и ни мало, его движущая сила»...

Котов допил горячий напиток, вновь посмотрел в окно, за которым начинался новый пасмурный и холодный зимний день, и решил, что пора приступать к работе. Люди ждут. Хм! Офицерье, «драконы» и старорежимная сволочь. Это не люди, а расходный материал. Мясо. Просто мясо.

Моряк усмехнулся. Накинул на голову бескозырку, поправил кобуру и направился на выход. Однако дверь в кабинет хозяина дома, где расположился матрос, открылась с другой стороны, и Василий увидел затянутого в новенькую кожанку Моисея Гольденцвайга, двадцатилетнего чекиста, который стал его ближайшим помощником. Чернявая кучерявая голова и крупный семитский нос безошибочно выдавали происхождение Мойшы, бывшего боевика организации «Поалей-Цион», а блестящие глазки говорили, что он уже принял рекомендованный Колей Ховриным «балтийский чай». И поймав взгляд Гольденцвайга, он спросил его:

- Тебе чего?

Мойша пожал плечами:

- На улице уже почти пятьдесят человек скопилось, и они ждут приема.

- Это хорошо, - сказал Котов и, хлопнув помощника по обтянутому черной кожей плечу, кивнул. - Пойдем. Пора начинать прием.

К обороне города Войсковой Круг готовился, начиная еще с шестого февраля. В тот день было принято несколько правильных и волевых постановлений, которые могли исправить то положение дел, которое сложилась после ухода из жизни Каледина и окончательного решения генерала Корнилова покинуть Дон. Первое - защищать территорию Войска Донского до последней капли крови. Второе - Войсковой Круг, в связи с тем, что Донское правительство калединского созыва сбежало из столицы, объявляет себя верховной властью. Третье - Войсковой атаман наделяется всей полнотой власти. Четвертое - начинается незамедлительное формирование боевых дружин, а в станицах, атаманам поселений предписывалось немедленно арестовать всех большевистских агитаторов и предать их суду военного времени. Пятое - все работающие на оборону люди объявлялись мобилизованными. Шестое - все боевые дружины должны немедленно направляться на фронт. Седьмое - до разрешения ситуации с наступлением большевиков войсковым атаманом должен оставаться генерал-майор Назаров. Восьмое - учрежденные военные суды обязаны немедленно приступить к своим обязанностям.

Решения были верные, и казаки на призыв защитить свою столицу откликнулись. Вот только один Войсковой Круг и Назаров не могли полностью взять ситуацию под контроль, поскольку администрация столицы оставалась старая. И складывалась странная ситуация. Казаки из отдаленных левобережных станиц и молодежь приходят на запись в отряды, а чиновники им говорят, что все бесполезно, идите по домам, все равно Новочеркасск не удержать и столица скоро падет. Что это, если не предательство?

Кроме того, многие горожане ждали большевиков как освободителей, и люди, хотевшие отстоять Новочеркасск, видя это, задавали себе резонный вопрос. А зачем они сюда прибыли, если не нужны? После чего, разочарованные казаки покидали Новочеркасск и возвращались домой. Вот еще один негативный момент, а ведь было много других.

Например, в дополнение к имеющимся у казаков воинским формированиям, сквозь вражеские заслоны, под командой войскового старшины Тацина пробился 6-й Донской казачий полк, наконец-то, вернувшийся с Западного фронта. Полк боевой и был готов биться с красными насмерть. Однако казаков распустили на кратковременный отдых, и это было ошибкой. Они посмотрели на все происходящее в городе, послушали говорунов и горлопанов, собрались и подались по родным станицам. Так что, как ни посмотри, но в этом случае проявились головотяпство и нераспорядительность походного атамана Попова.

Кстати, про генерала Попова. Этот, вообще, отдал казакам, все еще продолжающим оборонять город, приказ бросить тяжелое вооружение и отходить в степь. Мол, красные придут, устроят бойню, казаки и горожане все осознают, и тогда он со своим отрядом вернется. Такой вот фрукт, с которым мы разминулись всего на десять минут. Ведь именно в Новочеркасском училище он собирал тех, кто хотел или должен был уйти с ним, а затем, не дождавшись всех отрядов, направился в степь. Что сказать по этому поводу? С одной стороны походный атаман прав, поддержки от горожан нет. Однако бросать в городе раненых и гражданских лиц, которых красногвардейцы не пощадят, по меньшей мере, подло. Да, что говорить, если даже стоящих во многих присутственных местах и на страже интендантских складов караульных никто не предупредил, что они могут покинуть пост.

В общем, такая вот ситуация. На момент принятия Чернецовым обязанности оборонять донскую столицу, в городе царили неразбериха и хаос. Где-то на окраинах шла стрельба. К Дону тянулись беженцы и отступающие добровольцы. Кто-то в панике собирал вещи, а кто-то шил красный флаг и, глядя в спины спасающих свои жизни людей, презрительно ухмылялся. В штабах все вверх дном, на полу валяются секретные бумаги, в топках горит переписка, а по некоторым комнатам уже шныряют мародеры. Каждый предоставлен сам себе, в душах смятение, а в головах туман.

Кажется, что все, не отстоять нам Новочеркасска, не выдержать натиска красногвардейцев и голубовцев. Хватай, что плохо лежит, и спасайся. Но тут вступил в силу фактор личности. Разумеется, я говорю про полковника Чернецова, популярность и слава которого среди казаков, не знала границ. Многие говорили, что в нем воплотился сам воинственный дух донского казачества, что это второй Степан Разин и Платов в одном лице. А генералы из окружения Корнилова, между собой, называли его донским Иваном-царевичем, героем без страха и упрека. Я долгое время был с ним рядом и могу сказать, что все это правда. Да, Чернецов герой. Сомнений в этом нет никаких, и такой лидер у нас только один. Он не боится принимать решения, тонко чувствует ситуацию, не знает страха и осознает себя неразрывно связанным с судьбой своего народа. Он кровь от крови казак, и плоть от плоти потомственный воин степных просторов, который некогда обещал Каледину, что пока он жив Дон будет свободным. И именно поэтому Чернецов собирался драться до конца, и был намерен цепляться за каждый кусочек родной земли.

Однако от восхвалений перехожу к сути и фактам. Первое, что полковник сделал, после посещения юнкерского училища войсковым атаманом Назаровым, построил во дворе всех оставшихся в городе партизан своего отряда, среди которых были Мишка и Демушкин. Он оглядел их, прошелся вдоль жидкого строя и каждому пожал руку, молча, без всяких высокопарных слов. После чего Демушкин и один из партизан 1-й сотни были посланы на левый берег, в расположение основных сил отряда, который уходил с добровольцами. Их задача состояла в том, чтобы известить не только чернецовцев, но и всех казаков, что полковник снова в деле, и будет оборонять столицу. Все остальные, кроме двух прапорщиков, с тем же самым поручением разбежались по Новочеркасску. Задача этих посыльных, собрать всех, кто готов сражаться с большевиками в училище, где из них будут формироваться боевые подразделения, и посмотреть, что и где уцелело из вооружения. Остающиеся прапорщики должны принимать будущих городских защитников, распределять их по отрядам, вести учет бойцов и оружия.

Партизаны отправляются в город, а мы с Чернецовым переходим через дорогу и оказываемся в штабе походного атамана, откуда выходит председатель Войскового Круга Волошинов, который намерен идти крестным ходом к собору. По мне, так лучше бы делом занялся. Но с другой стороны, не мешает, да и ладно.