Но однажды вечером прибыл добрый христианин Пейре де Ла Гарде.

Добрый человек пришел в сопровождении серьезного и стеснительного юноши, служившего ему проводником, которого он с доверительной улыбкой представил всем как своего ученика: Пейре Фильс из Тарабель, что в Лантарес. Церковь живет и крепнет, говорил он, устремляя на них прямой и ясный взгляд. Церковь Божья не может исчезнуть…Отец Небесный не оставит своих заблудших овец пропадать в царстве зла. Есть молодые и мужественные добрые люди, посвятившие себя служению Богу в разных уголках страны. Пейре Фильс тоже готовится исполнять свою миссию. Старший, Пейре из Акса, обучает Санса Меркадье. Фелип де Кустаусса стал товарищем Гийома из Кубьер. Арнот Марти и Рамонет Фабре ушли в Сабартес — и говорят, что Андрю де Праде и Амиель де Перль тоже хотят последовать за ними. Что же касается Жаума из Акса, то он в Лаурагэ, где вера еще очень сильна. Верующие должны хранить мужество…

Бернат вернулся глухой ночью, и казалось, что силы его на исходе. Сначала он сидел и молчал, опустив руки на колени и сотрясаясь от нехорошего кашля. Потом поднял голову и мрачно сказал:

— Итак, Монсеньор Бернард Ги заинтересовался каммас в Фергюс. Госпожа Бланша Гвиберт получила вызов к инквизитору в Тулузу, как и ее сын Виталь, и даже ее внук Пейре. А еще ее дочь Бона Думенк, которая живет в Сен — Жан Л’Эрм.

Дюменк Дюран стоял и молчал. Ему нелегко было говорить. Он долго обдумывал то, что скажет. Он озабоченно глянул сначала на доброго человека Пейре Санса, потом на Берната.

— Бернат, я считаю, что для вас, тебя и Гильельмы, очень неосторожно оставаться здесь так долго. Вас уже слишком хорошо знают в Рабастен, и если начнутся расследования, будет очень опасно. Может быть, вы пойдете к моему брату, в Бельвез, вместе с добрым христианином и его учеником…

— Конечно же, это более безопасное место, оно мне известно, — вмешался Пейре де Ла Гарде. Он слегка улыбнулся очень светлой и печальной улыбкой. — Ведь именно в доме твоего брата, Дюменк, Раймонда Дюрана, меня и крестили несколько лет назад, наш Старший и орден святой Церкви… И для меня он стал убежищем мира, куда я часто возвращаюсь. Там я чувствую себя словно над миром, и в то же время мир — совсем рядом: Борн, Тауриак, Верльяк, Монклер, где у нас есть столько добрых верующих. В Бельвез все дороги ведут в дома друзей, на которых мы можем положиться…

Под конец лета среди верующих распространились вести, что Бону Думенк больше не держат в доме Инквизиции. Она очень умело отвечала на вопросы инквизитора, стараясь говорить как можно меньше. Она не выдала ничего, или почти ничего, из своих еретических связей. И возможно также, что против нее не было никаких дополнительных показаний. Она вернулась в свой дом, в Сен — Жан Л’Эрм, чтобы ожидать нового вызова для выслушания приговора, который должен был быть в принципе не очень суровым. Но ее мать, старая Бланша Гвиберт, содержалась под стражей в Тулузе, в распоряжении инквизитора, как и ее сын Виталь. Только внук Бланши, юный Пейре, вернулся в Фергюс, к своим дядьям, кузенам и убитой горем матери. Все верующие скорбели о несчастной Бланше, такой достойной и уважаемой даме, которая угодила в тюремные застенки в таком почтенном возрасте. И каждый со страхом ожидал следующего удара.

Теперь Гильельма жила в Бельвез. Здесь мужество вновь вернулось к ней. Бельвез был расположен на холме, а она любила возвышенности. Отсюда было далеко видно, а горизонт расширялся. Огромный остров бледной земли и прозрачных рощ, тенистые и раскидистые деревья, низкие дома, построенные из кирпичей, обожженных из этой самой бледной глины. В этом неопределенном пейзаже до самого горизонта была та же белизна, как и во всем этом воздухе конца лета. Когда садилось солнце, то первые холмы Кверси, к северу, вечерами казались фиолетовыми и голубыми. Здесь, в Бельвез, горизонт был таким открытым, что не верилось в то, что он может таить в себе какое–то зло. Не верилось в то, что здесь может скрываться и прятаться какая–то опасность. Словно здесь, в Бельвез, не могло пробиться ничего, кроме чистого света.

Следует сказать также, что присутствие в Бельвез доброго человека Пейре де Ла Гарде, регулярно туда наведывавшегося, привносило в это место какой–то очень ясный мир и покой. Даже когда он удалялся от своего укрытия вместе с Пейре Фильсом или Бернатом Белибастом, а иногда и с Пейре Бернье, чтобы нести утешение больным, укреплять в вере сомневающихся, или ходил в Верльяк к своему Старшему, Пейре из Акса, которому всё труднее и труднее становилось перемещаться с места на место; то есть, даже когда добрый человек физически отсутствовал, всякая вещь в Бельвез словно хранила в себе присутствие обитающего в нем Духа. Духа, который снизошел на него из рук добрых людей во время его крещения. Всякая вещь хранила в себе его доброту. И это порождало в Гильельме надежду. Отражение его взгляда, задумчивого и испытующего. След его мимолетной, немного печальной улыбки. Свет его непоколебимой воли, несущей в мир силу добра. Когда Бернат уходил, чтобы сопровождать Пейре де Ла Гарде, она совсем за него не боялась. Сюда, в Бельвез, она принесла свой красивый, но уже потертый мужской камзол. Она ждала дня, когда сможет снова надеть его, чтобы однажды вечером она тоже смогла бы уйти вместе с ним, к бледному свету, сияющему до самого горизонта.

Тем временем, как в Каркассоне, так и в Тулузе, инквизиторы еретических извращений, Бернард Ги и Жоффре д’Абли, продолжали ткать паутину своих расследований. Инквизитор Каркассона методически допрашивал подозреваемых, приводимых к нему с высот долины Арьежа, особенно родственников и близких добрых людей; а инквизитор Тулузы дотошно изучал показания, попавшие ему в руки, чтобы использовать их против новых узников. И на Гаронне, и на Од, и в Пиренеях, и в Кверси, Церковь добрых христиан была гонимой еще жестче, чем обычно, и бежала из города в город, из городка в деревню, из деревни на хутор.

Немного погодя, после того, как разошлись новости об освобождении Боны Думенк и аресте Бланши Гвиберт, до нижнего Кверси дошло эхо новостей, которые разносили верующие и друзья в Лаурагэ, в Лантарес, в долине Тарна и в Тулузэ, эхо недавних костров, зажженных в Каркассоне по приказу Монсеньора Жоффре д’Абли. В первые дни сентября месяца были сожжены пятеро верующих, вновь впавших в ересь мужчин и женщин из Кабарде и Разес; потом, спустя несколько дней, сожгли еще одну осужденную, родом из Сабартес: госпожу Себелию Бэйль, из Акса, верующую в еретиков, нераскаявшуюся и упорствующую. В ее приговоре уточнялось, что со времени своего заключения под стражу, с мая 1308 года, она постоянно отказывалась ответить хоть одно слово на доброжелательные вопросы инквизитора, несмотря на его упреки и увещевания. Словно онемевшая в своей бесчувственной гордыне, она просто заявила и признала свою веру в заразные доктрины проклятых еретиков и предпочла оставаться им верной. И она отказалась исповедаться в своих ошибках.

Гильельма заплакала. И она видела, что Бернат плакал вместе с ней.

Этой зимой Гильельма не могла ходить вместе с ними. Бернат сидел напротив нее, он снова и снова теми же словами объяснял ей, и опять повторял все, что только что сказал ей. Но она отрицательно качала головой. На этот раз он должен был сопровождать и защищать не Пейре де Ла Гарде, а своего брата Гийома и Фелипа де Талайрака. Должен был помочь им в долгой и опасной миссии. Они собрались в Лаурагэ, чтобы присоединиться к доброму человеку Жауму из Акса, который остался один, после того, как двое молодых добрых людей, Арнот Марти и Рамонет Фабре отправились в графство Фуа. В Лаурагэ они также должны были встретить Пейре Бернье, который готовил для них место, обновлял порванные было нити, вновь завоевывал ослабшее после многочисленных облав Инквизиции доверие людей. На севере Тулузэ Старшего, Пейре Отье, сменил его брат Гийом, который пошел по следам его апостолата. А опытные Андрю де Праде и Амиель де Перль сделали вылазку в Лантарес. Верующие Лаурагэ нуждались в новых пастырях. Бернат должен был провести некоторое время вместе с ними, пока не увидит, что место надежное, что там хватает людей доброй воли, и пока его не сменят. Тогда он вернется в Бельвез.