— Мое свадебное платье… — прошептала она.

— Я сопровождаю сестру, которая догоняет своего мужа, — добавил Пейре.

И страж уже больше ими не интересовался.

Молодые люди пересекли мост, который, казалось, касался быстрого течения, и начали взбираться по пролетам каменной лестницы к стоявшему на скале городу, следуя за паломниками, направлявшимися к странноприимному дому Сен — Жак. Бросив последний взгляд на блистающий под их ногами Тарн, на поросшие колышущейся в косых лучах вечернего солнца травой пыльные равнины, они устремились вглубь городских улиц. Глазами и сердцем они искали церковь Богоматери Бурга — единственное место, которое они хотя бы по названию знали в этом городе. И они уже различали ее колокольню и часовенки над крышами домов. Этим вечером, в канун дня святого Иоанна, они нашли себе ночлег возле церкви, в довольно большом доме престарелой вдовы, которая за несколько монет постелила им на сундуках. На все ее расспросы Пейре не отвечал ничего, кроме того, что он сказал стражу у моста — и что на самом деле мало расходилось с правдой.

— Я провожаю свою сестру, которая хочет поселиться вместе со своим мужем. Мы не знаем точно, где он живет. Мы собираемся встретиться с ним завтра.

Утром, в день святого Иоанна, когда колокола вовсю начали вызванивать первый призыв к мессе, и их перезвон возносился над черепичными крышами, колокольнями, башнями и красивыми кирпичными домами Рабастена в жаркое июньское небо, Пейре решился выйти наружу. Уже с самого раннего утра улица была разделена резкими контрастами света и тени. Он пошел на встречу один. Он желал сам проверить надежность этого места. Гильельма осталась дома, он не хотел подвергать ее ненужному риску. Кто знает, что может произойти во время встречи? И что станет с ним самим? Нельзя исключить, что он может нарваться на агентов Инквизиции из Каркассона, Тулузы или Альби. Вполне возможно также, что агенты могут следить за его друзьями без их ведома и, таким образом, вычислить место их встречи. В доме вдовы Пейре старательно вымылся, с помощью сестры как можно ровнее и аккуратнее постриг бороду и надел чистую рубаху. Он выглядел вполне респектабельным молодым прихожанином, спешащим на мессу. Еще несколько шагов — и его лицо осветилось улыбкой: на условленном месте, под десятью концентрическими арками большого западного портала церкви Богоматери Бурга, стоял, задрав голову, Бернат Белибаст. В обрамлении арок его лицо казалось величественным и словно окруженным ореолом света. По–видимому, он был полностью поглощен созерцанием фигур, вырезанных на восьми капителях. Иногда он отрывал от них взгляд, оглядывался вокруг, и вновь возвращался к своему немому диалогу с каменными статуями. Во время своих путешествий за последние месяцы ему приходилось бывать в далеких больших городах; бывало, в Тулузе, он долгими часами стоял на страже, то в саду церкви Святого Креста, в Сен — Сиприен, то перед базиликой Сен — Сернин, ожидая, пока добрый христианин Пейре из Акса тайно переговорит с каким–нибудь верующим. С портала Сен — Сернин молчаливые фигуры апостолов взирали с высоты на молодого человека с братской искренностью и словно приглашали его идти вместе с ними. И когда после этого Бернату приходилось служить верным — но таким слабым эскортом доброму человеку и его товарищам, то он всегда чувствовал удовлетворение в глубине своей души. Ведь опасная дорога, выпавшая в этом мире Церкви, которая гонима, но прощает, — это и есть истинная дорога апостолов.

Этим утром, 24 июня, в праздник святого Иоанна Крестителя, Бернат пришел сюда, чтобы, как было условлено, ждать у входа в главную церковь Рабастен. Ее суровый фасад был сделан из розового кирпича, портал же отделан белым камнем. Все больше людей заходило в церковь. Иногда они задевали молодого человека и толкали его, но он не обращал на это никакого внимания. Ведь именно в этом потоке входящих под портал церкви его легче будет заметить. Внезапно сердце Берната забилось сильнее, потому что в каменных скульптурах он увидел первый отклик на свои ожидания. Он отвернулся от фриза с изображением проклятых с левой стороны и стал всматриваться в хорошую сторону, вправо, где были изображены благословенные. В углу одной консоли чей–то образ ласково, но без улыбки, смотрел на него из рядов избранных. Его спокойный взгляд пронзил Берната насквозь, в нем был какой–то призыв, какое–то далекое дружеское послание. Бернат без труда распознавал и другие изображения на капителях: Благовещение, Рождество, поклонение волхвов, избиение младенцев, бегство в Египет, введение во храм, искушение Христа… Но эти трое пастухов из сцены Рождества, он их как будто уже видел, они похожи на его братьев, пропавших без вести, на его братьев, сидящих в тюрьмах, на его братьев, которых он ждет. Трое юных пастухов с красивыми лицами, овцы жмутся к их ногам… Один из них держит в руке посох, другой играет на флейте, а третий поднял руку, указывая на ангела или на звезду… Мой друг Пейре где–то здесь, — подумал Бернат.

И вот тут, под этими белыми, изящно изогнутыми арками портала, в равнодушной толпе прихожан Рабастена, глаза Берната Белибаста и в самом деле узрели его друга, Пейре Маури.

— И ты также, и ты здесь со вчерашнего дня! — смеялся Пейре, сжимая плечи товарища в приветственном объятии.

— Она здесь? — поколебавшись, быстро спросил Бернат.

— Она ждет неподалеку, в доме одной доброй вдовы, — поспешил заверить брат Гильельмы.

И они снова обнялись в дружеском порыве.

— Месса скоро начнется, — сказал Бернат. — Может, хочешь пока посмотреть дом, который я нанял? И поговорить с моим братом? Пойдем, мы можем и выпить немного…

— Я не видел твоего брата, — ответствовал Пейре, — с тех самых пор, как Монсеньор Жоффре д’Абли объявил свои розыски по всему Разес…

Гильельма была озабочена, немного взволнована и, хотя сама себе в этом не признавалась, хотела хорошо выглядеть. Иначе она вряд ли бы одела свадебное платье из теплой шерстяной ткани, сшитое для зимы. Она жалела, что у нее нет ничего другого. Но не одевать же ей все то же дорожное платье, мятое, выгоревшее под солнцем, из–под которого торчала слишком длинная для нее рубаха с чужого плеча. Она освежила лицо водой из бадьи, чтобы смыть следы усталости, и начала старательно и с тщанием расчесывать свои длинные сияющие волосы, перед тем, как упрятать их под чепец. Вдова подняла голову, подбородок ее задрожал, а взгляд сделался завистливым.

— Ты так спешишь встретить своего супруга, красавица моя… Я полагаю, вы не так уж давно женаты. Ах, молодость… Я когда–то была точно такой же, как ты, такая же стройная, и в моей жизни было двое мужей, один краше другого!

«У меня тоже, только мой первый муж был мерзким и злобным» — хотела было ответить Гильельма, но вовремя остановилась, чтобы не выдать себя. Вместо этого сказала с ласковой улыбкой:

— Мой муж тоже очень красив…

Бернат, мой муж… Словно сбывшийся сон. Как я могу рассказать об этом? Истая правда, я больше никогда не буду жить с этой грубой скотиной, Бертраном Пикьером. Бернат, мой брат. Бернат, рыцарь, похожий на меня. Он одной со мной породы. Сын ночи. Добрый верующий, друг добрых христиан. Мы с ним соединили руки перед добрым человеком. И я совсем его не боюсь…

Но любопытство вдовы только усилилось; ее подбородок задрожал сильнее обычного, глаза прищурились:

— А он зайдет сюда за тобой? А твой брат, он будет жить с вами?