— Прошел уже месяц с открытия новой фабрики, а результаты просто ужасные, — раздраженно говорил Кахилл, буквально нависая над развалившимся в кресле Фитчем. — Смотрите, что происходит! Новая фабрика так и не начала работать, оборудование ржавеет в цехах. Городская фабрика задействована на одну десятую мощности. А ведь вы, мистер Фитч, говорили, что найдете рабочих. Даже те, кого мы сюда привезли, начали разбегаться. Директор уже не досчитался девяноста человек, а, чтобы фабрика работала, нужно минимум четыреста рабочих.

— Знаю, — спокойно ответил Фитч.

— Знаете? — Кахилл саркастически усмехнулся. — Понимаю, что вы знаете, но мне интересно другое: что конкретно вы хотите предпринять?

— Мы с шерифом делаем все возможное. Но вам не знакомы здешние обычаи. То, что происходит сейчас, это уже не забастовка, к которым вы привыкли у себя на Востоке, это война. Война людей против Компании. Сколько раз я просил вас не привозить сюда охранников? Мы бы с шерифом сами все уладили. Хотя, конечно, пришлось бы подождать. А у вас что получилось? Мало того, что теперь у них всем заправляет Джимми Симпсон, так они еще объединились с профсоюзом текстильщиков Севера и получают помощь оттуда.

— Джимми Симпсон? — с негодованием переспросил Кахилл. — Он убил трех человек.

— Трех охранников, вы хотите сказать, — поправил Фитч. — Ваши люди сами виноваты. Зачем было стрелять в женщин? Или они надеялись, что им это сойдет с рук?

— Вы защищаете его? — перешел в наступление Кахилл. — На чьей вы стороне?

— На вашей, мистер Кахилл, — успокоил Фитч. — Мне не доставляет никакого удовольствия говорить обо всем этом. У меня тоже сильно сократился оборот.

— Тогда надо действовать, а не сидеть сложа руки, — сказал Кахилл. — Сделайте что-нибудь, избавьтесь от этого Симпсона, верните рабочих на фабрики. Каждый месяц простоя обходится Компании в сорок тысяч долларов, руководство заявило мне, что, если в течение ближайшего месяца фабрика не начнет работу, мы ее закроем и перевезем оборудование в другое место.

Фитч ответил не сразу.

— На следующей неделе Джимми будут судить за убийство охранников, — сказал он, взглянув на филадельфийца. — Может, так мы сумеем с ними справиться. Судья Харлан — наш человек.

— Ну и что? — пренебрежительно усмехнулся Кахилл. — Присяжные-то все из Фитчвилля. Можете быть уверены, суд не только оправдает Симпсона, но и сделает из него героя. Нет, если действовать, то действовать сейчас, пока не начался суд. Если он будет оправдан, фабрику смело можно закрывать.

Когда Кахилл и его партнер ушли, Фитч зажег сигару и посмотрел в угол комнаты, где весь вечер, не проронив ни слова, просидел шериф.

— Ну, что скажешь, Джейс?

— Судя по всему, Кахилл очень жесткий человек, — ответил шериф.

— Если мы будем действовать так, как он предлагает, люди никогда не поймут нас.

— Верно, — согласился Картер.

— Твои люди следят за Джимми?

— Они и близко к нему не могут подойти. С ним всегда шесть-семь вооруженных людей. Да и этот еврей-адвокат из Нью-Йорка тоже здорово нам мешает. Едва мы забираем кого-нибудь из их людей, он тут же обращается в суд, и нам приходится его выпустить.

— Мерзавец! — в сердцах сказал Фитч. — Я всегда знал, что из Джимми Симпсона ничего путного не получится.

Пробиваясь сквозь серые от пыли окна магазина, солнечные лучи освещали помещение. Близился вечер. Когда резко и тревожно зазвонил звонок, собравшиеся посмотрели на дверь, некоторые схватились за оружие, но, увидев в дверях знакомую фигуру, вздохнули с облегчением.

Моррис Бернштейн буквально ворвался в магазин. По внешнему виду он никак не напоминал юриста: сломанный нос, шрам над бровями и прижатые к голове уши делали его похожим на боксера. Впрочем, ему приходилось заниматься и этим, чтобы заработать себе на жизнь во время учебы в колледже.

Моррис сразу направился к столу, за которым сидел Джимми.

— Ну, как? — спросил тот.

— Они отказались.

Джимми попытался скрыть разочарование.

— Ты говорил им, что это только на месяц?

— Я делал все возможное, — ответил юрист. — Но они все-таки отказались.

— Они объяснили свое решение?

— Нам надо поговорить с глазу на глаз, — сказал он.

— Тогда пошли прогуляемся. — Джимми встал и направился к двери.

У входа их остановил один из собравшихся.

— Подожди минуту, мы должны проверить, нет ли кого-нибудь рядом. Два вооруженные человека вышли на улицу.

— Нельзя быть таким осторожным, — сказал Джимми. — От всего не убережешься.

— Слишком осторожным быть нельзя, — ответил стоявший в дверях. — Они покушались на тебя уже четыре раза, и я не хочу, чтобы им это удалось в пятый.

Ушедшие на разведку вернулись. Все в порядке, можете идти.

Джимми сделал шаг, но затем вновь остановился, словно вспомнив что-то важное.

— Спасибо, Роско.

— Они убили моего деда и брата, но больше им ни до кого не добраться, — улыбнулся он.

Джимми и Моррис вышли на залитую солнцем дорожку. Помолчав, Бернштейн посмотрел ему в глаза и произнес.

— Забастовка прекращена. Они выпроводили меня, не дав денег. В Исполкоме считают, что расходовать средства надо там, где в этом есть необходимость.

— А здесь нет необходимости? — спросил Джимми.

— Вчера в Филадельфии было объявлено, что Компания готова уйти отсюда и начать строительство фабрики дальше к югу. Они уже дали Кахиллу соответствующие распоряжения. Либо фабрика открывается в течение месяца, либо они уходят.

Джимми молчал.

— Мне очень жаль. — Моррис посмотрел на него.

— Вот, значит, как, — с горечью сказал Джимми. — Мы сражаемся целый год, нас убивают, выгоняют из дому, травят чем попало, а какие-то люди, которых здесь никто в глаза не видел, решают за нас нашу судьбу.

— Это жизнь, Джимми. Всех не победишь.

— Я сражаюсь не со всеми, — резко ответил тот. — Меня интересует только мой город, мои друзья и знакомые. Что я им теперь скажу?

— Скажи, чтобы шли на работу, — ответил Моррис. — Скажи, что мы проиграли сражение, но не войну. Настоящая война еще впереди. Профсоюз обязательно придет сюда.

— Для этих людей слово «профсоюз» — пустой звук. — Без него мы начали забастовку, без него и закончим. — Джимми резко повернулся и зашагал к магазину.

— Постой! — крикнул ему вдогонку адвокат. — Я получил разрешение участвовать в твоем процессе.

— Спасибо, Моррис. Я знаю, ты сделал действительно все, что мог. Мы все тебе очень благодарны.

— Чем ты теперь займешься, Джимми?

— Разве у меня есть выбор? Я передам рабочим твои слова. Они начали эту забастовку, им и решать, что делать дальше.

— А ты? Что будешь делать ты, когда все закончится?

— Торговать виски, — ответил Джимми.

— Такие люди, как ты, нам очень нужны в профсоюзе, — сказал Моррис. — Если хочешь, поедем в Нью-Йорк вместе. В Исполкоме мне сказали, что могут найти для тебя место.

Джимми покачал головой.

— Спасибо. Мне больше по душе маленькие городки. Здесь я на своем месте. А там? Но спасибо за предложение.

Они вернулись в магазин. Через несколько минут на аллею вышел Роско Крэйг. Взглянув на крыши домов, он махнул рукой, и но его сигналу люди, поставленные им охранять Джимми, направились к городу. На общем собрании, состоявшемся в ту же ночь, единогласно было принято решение продолжать забастовку — даже если фабрику закроют, и они лишатся рабочих мест.

День, когда Джимми должен был предстать перед судом, был великолепен. Солнце уже взошло, его лучи освещали кухню, где завтракал Джимми с друзьями.

— Пора, — сказал Моррис, посмотрев на часы. — Первое заседание начнется в десять.

— Я готов, — Джимми поднялся. Моррис и Роско встали вместе с ним.

— Пойду принесу тебе пиджак и галстук, — сказала Молли Энн.

Когда она вышла, Джимми обернулся к юристу.

— Сколько времени может продлиться суд?