Они вышли вдвоем. В коридоре Амелия возбужденно спросила дочь:
— Ну, как ты его находишь?
— Он просто великолепен! — ответила в восхищении Элизабет. И подумала: «Сразу же после обеда пойду к Кристиану. Лишь бы он был дома к моему приходу! Мы сможет провести вместе три часа!»
Обед был действительно хорош. Амелия приняла комплименты от пансионеров с большой скромностью, светясь при этом от радости. После кофе Элизабет вышла из гостиницы с группой клиентов; подождала, когда они поднимутся на станцию канатной дороги, а потом отправилась в деревню.
Она постучала в дверь Кристиана — гробовое молчание. Очевидно, он вышел на несколько минут. По возвращении он увидит ее у себя. Вот так сюрприз! Элизабет порылась в кошельке, пристегнутом к ремню: губная помада, расческа, носовой платок, мелочь и среди всего этого ключ. Она взяла его и тут вдруг почувствовала себя хозяйкой этой квартиры, хозяйкой своей жизни. Замок легко открылся. Элизабет вошла и заперла за собой дверь на ключ. Лыжи Кристиана стояли на обычном месте в коридоре: значит, он недалеко ушел. В комнате никого не было. Печка тихо гудела. Сначала мебель смотрела на нее как на непрошенную гостью, но потом, узнав ее, смирилась. Кончиками пальцев она осторожно дотронулась до хрустальной пепельницы, до черепахового ножа для разрезания бумаги, до спинки кресла, до покрывала из шкурок сурка. Все здесь принадлежало ей. Анемоны в вазе из синего стекла на мраморной столешнице. Как Кристиан мог догадаться, что всем цветам она предпочитала анемоны? Потом у нее дома всегда будет стоять букет этих цветов.
На улице послышались голоса. Элизабет подошла к окну. Куда он мог пойти: за сигаретами или за газетами? На подоконнике она увидела маленькую корзиночку с красными яблоками, взяла одно, обтерла и надкусила. Яблоко было твердым и сочным. Немного кисловатым. «Он любит то, что люблю я, — подумала Элизабет. — Это здорово!» Затем взгляд упал на письменный стол Кристиана, заваленный книгами. Она взяла одну и сразу же положила обратно: книга была на немецком языке. Другая заинтриговала ее своим названием — «О любви» Стендаля. Она перелистала несколько страниц и прочитала: «Не любить, когда Небо послало тебе душу, созданную для любви, значит, лишить себя и другого большого счастья… Душа, созданная для любви, не может с восторгом вкусить другого счастья…» Элизабет закрыла книгу и положила ее на стул с намерением взять ее с собой. Затем ее внимание привлекла толстая книга в зеленой обложке — Шопенгауэр. Текст был напечатан очень мелкими буквами. На полях карандашом были сделаны пометки. Может, это Кристиан подчеркнул отдельные параграфы? «Любая страсть, какой бы эфемерной она не выглядела, основывается на половом инстинкте… Настоящий мужчина всегда будет искать настоящую женщину, и наоборот».
На улице снова послышались голоса. Мимо прошли два австрийских инструктора с лыжами на плечах. «Если Кристиан пошел за сигаретами или за газетами, то он должен был бы уже вернуться. Наверное, он задержался на почте. Он же не знает, что я жду его. Лишь бы он не заболтался с друзьями на площади! Уже половина четвертого! Сколько времени пропало зря!» Элизабет бесцельно ходила по комнате из угла в угол. Затем зашла в туалетную комнату и обнаружила рядом с умывальником пижаму из темно-синего поплина, висевшую на вешалке. Она дотронулась до шелковистой ткани. Потом решительно сняла ее и понюхала. Острый кисло-сладкий запах ударил ей в нос. Она ощутила близость Кристиана, поставила себя на его место, сама стала Кристианом. Ее охватило непреодолимое желание раздеться и надеть пижаму. «Быстрее! Пока он не пришел!» Элизабет лихорадочно стащила с себя одежду, надела курточку, потом брюки и вздрогнула, почувствовав обнаженным телом легкую прохладную ткань слишком широкой для нее пижамы. Какой же он был большой! И какой же она была маленькой! Мысль о такой разнице в росте возбудила ее. Она посмотрела на себя в зеркало на стене и нашла, что в мужской пижаме она выглядит смешной и очаровательной. Она запуталась в складках пижамы, не было видно ни ног ни рук. Подвернув рукава по локоть, она откинула меховое покрывало и проскользнула между прохладными простынями. Впервые ложилась она в постель Кристиана. Здесь каждую ночь отдыхало тело мужчины, которого она любила. Она легла во вмятину, оставленную его телом. Все в комнате выглядело так, как она себе и представляла перед тем, как заснуть.
«Когда мы поженимся, — подумала она, — мы не сможем жить в одной комнате. Мы снимем квартиру в Межеве. Я обставлю ее по своему вкусу. Что мы возьмем отсюда из мебели? Мраморный столик, желтое кресло… Эти занавески будут очень хорошо выглядеть в нашей спальне! Обои будут бледно-зелеными. У меня будет туалетный столик. Кристиан будет по-прежнему работать в колледже. Я буду помогать родителям в гостинице. Я уверена, что мама будет без ума от Кристиана, когда познакомится с ним. Все ночи с ним… Спать в объятиях друг друга…» Элизабет встала, подбросила в печку дров, поворошила их, чтобы они получше разгорелись. Яркое пламя ударило ей в лицо. Сгоревшие поленья бесшумно осыпались в угли. Начинало темнеть. Часы громко тикали в тишине. Двадцать минут пятого. «Надо, чтобы он пришел сейчас. Иначе все будет как вчера, позавчера. У нас не хватит времени для любви». Вся ее плоть дрожала от нетерпения. Неужели он не чувствовал на расстоянии, что она была здесь, ждала его? «Иметь от него ребенка». Эта мысль укоренялась в ней, согревая ее сердце. «Мальчика, а потом девочку…»
Девушка подошла к окну и раздвинула занавески. По улице бежали дети, таща за собой сани, нагруженные пакетами. Над деревней спускались мглистые сумерки. В окнах начал зажигаться свет. «А если он ушел на целый день?» Она со страхом подумала об этом, но именно в этот момент на лестнице раздались шаги. Это был он! Подпрыгнув от счастья, она подбежала к дивану и нырнула под покрывало. «Он может рассердиться, увидев меня в своей кровати, да еще в своей пижаме!» Она уже была готова прыснуть от смеха, когда в дверь три раза постучали. Кто-то пришел к нему? Элизабет затаила дыхание. Еще три удара. Потом все стихло. Застыв в тревоге, она не сводила глаз с двери. Хорошо, что она закрыла дверь на ключ, когда сюда вошла. Дверная ручка повернулась, потом еще раз. Кто-то потоптался на лестничной площадке. Просунутый под дверь, на блестящем полу коридора появился листок бумаги. Шаги, раздававшиеся на лестнице, подсказали Элизабет, что человек уходил. Кто это мог быть? Элизабет быстро подбежала к окну. Из дома вышла женщина в лыжных брюках и меховой куртке. Невозможно было разглядеть молода она была или нет. Элизабет вышла в коридор и подняла с пола страничку, вырванную из записной книжки и сложенную вчетверо; на ней было несколько строк, написанных карандашом:
«Уважаемый господин Вальтер!
Не застав Вас дома, я просунула под дверь эту записку, чтобы подтвердить Вам, что мой сын будет на Вашем частном уроке завтра, в 6 часов, а не сегодня вечером. Примите выражение моей признательности.
Мадам Луи Сольнье»
Элизабет положила записку на мраморный стол рядом с часами.
Скоро будет пять часов. В комнате было темно. Она зажгла лампу. При виде разобранной постели сердце ее сжалось. А она так надеялась! Теперь было уже слишком поздно. Разочарование давило на сердце, как тяжелый камень. Надо перед уходом навести порядок. Она расправила простыню, взбила подушку, постелила покрывало. Затем взяла на письменном столе лист бумаги и написала просто: «Я приходила». Куда положить его, чтобы Кристиан сразу же заметил? Она положила лист к букету. Было двадцать минут шестого. Элизабет подождала еще десять минут и ушла.
На главной улице деревни царило оживление. Элизабет шла быстро, время от времени глядя по сторонам, в надежде встретить Кристиана. Так она дошла до кондитерской. Хотя она и не договаривалась встретиться здесь с Сесиль и Глорией, Элизабет открыла дверь и заглянула внутрь. Одни лишь незнакомые лица. Девушка продолжила путь. «Может быть, он только что вернулся? Прочел мою записку, огорчился, что мы не встретились, и теперь бежит за мной по улице…» Она остановилась, оглянулась еще раз, но никто не бежал за ней. Опустив голову, она пошла по дороге на Глез.
