— Но неужели из-за того, что мы неверующие, ты сторонишься нас, не хочешь разговаривать с нами, не веришь нам? — возразила Чжэн Бо. — Разве может человек так жить?

Казалось, что Ху Мали сейчас протянет руку и скажет Чжэн Бо, что она давно хотела быть вместе с другими. Но тут она вспомнила, как «матушки» в приюте твердили ей: «Коммунисты — дьявольское семя! Речи дьявола коварны!» Слова Чжэн Бо — это дьявольские козни! Но почему же всеми в классе уважаемая и любимая, честная и добрая Чжэн Бо — прислужница дьявола? Ху Мали беззвучно заплакала.

После первой экзаменационной сессии жизнь для Ли Чунь стала сплошным праздником. Каждое утро она вставала на полчаса раньше всех, уходила на физкультурную площадку и там упражнялась в пении, а потом целый день была в отличном настроении. На уроках она густо исписывала свои тетрадки, и в них рядом с записями, сделанными обыкновенной ручкой, виднелись пометки красным и синим карандашами. После уроков она отправлялась в библиотеку, захватив портфель, доверху набитый книжками, тетрадками и письменными принадлежностями, садилась поближе к окну и выкладывала на стол все, что приносила в портфеле. Потом она начинала заниматься. Помимо ученических тетрадок, она любила приносить с собой еще много разных вещей, без которых трудно преуспеть в «умственной тренировке». Как и прежде, она часто угощала одноклассниц печеньем и конфетками, а в придачу рассказывала интересные истории.

Во время празднования годовщины Октябрьской революции в России школьницы посмотрели много советских фильмов, и через пару дней Ли Чунь с несколькими ученицами затеяли «разбор» советских танцев. Одна ученица из семьи эмигрантов, уехавших в страны Южных морей, говорила, что в советских танцах большая нагрузка приходится на ноги, а в южных танцах главное внимание уделяется рукам. Какая-то любознательная девушка спросила, не связано ли это с климатом. В России холодно, и там пляшут так, словно хотят согреться, а вот как в Южных морях?

Ли Чунь стала ей возражать:

— Нельзя так воспринимать советские танцы, неужто их танцуют только для того, чтобы согреться? Особенность русских и украинских танцев в том, что они полны энтузиазма, их танцуют так, словно танцора переполняет какая-то неукротимая энергия…

— Неверно, неверно, — замахала руками У Чанфу. — А, к примеру, почему Уланова в балете так танцует?

— Танцы разные бывают, — ответила Ли Чунь. — Балет и пляски красноармейцев, танцы мужчин и женщин отличаются друг от друга…

— Послушайте, — перебила ее У Чанфу, — а вы знаете, какой мой любимый танец? А тот, который исполняют «две птички» в фильме «Счастливая жизнь». Непонятно? Я говорю о тех толстых тетушках. Они такие толстые, грузные, неуклюжие. Они смешно так пляшут и одновременно поют песенку.

Ли Чунь, улыбаясь, объявила:

— Пожалуйста, тише, товарищи! Я приглашаю нашу замечательную артистку, выдающегося мастера балета, очаровательную У Чанфу исполнить для нас танец маленьких лебедей, хорошо?

— Хорошо!

У Чанфу понимала, что над ней просто хотят посмеяться, и стала отказываться, но делала это не очень решительно и в конце концов уступила. Стянув со стола скатерть, она обмоталась ею, словно это была юбка. Ли Чунь поставила У Чанфу перед ученицами, сосчитала «раз, два, три», и У Чанфу пустилась в пляс. Ли Чунь взялась дирижировать, а остальные стали в такт хлопать в ладоши. Поначалу Чанфу немного смутилась, но мало-помалу вошла во вкус и вскоре уж вовсе кривлялась и выкидывала смешные коленца. В классе не стихал громкий хохот. Ли Чунь закричала:

— Кому делать нечего — подходи скорей, погляди на танец жирной свиньи, билетов не даем, денег не берем!

С улицы в окна класса заглядывали какие-то школьницы и спрашивали друг друга, что там за веселье такое.

В этот момент в класс вошел учитель Юань, решивший узнать, из-за чего в школе такой шум.

— Что тут у вас? — простодушно спросил учитель Юань.

Школьницы остолбенели, в классе воцарилась мертвая тишина. У Чанфу опустила голову и густо покраснела.

— Мы играли, — уверенно ответила Ли Чунь.

— А что вы тут кричали?

— Звали всех посмотреть.

— А почему вы кричали «танцует жирная свинья»? К чему это?

— Мы больше не будем так шуметь, — покорно сказала Ли Чунь. У Чанфу, не смея поднять головы, сняла свою импровизированную юбку и положила ее на стол. Школьницы поспешили выскользнуть из класса, разошлись и зрители за окнами.

— Так играть не годится, разве можно смеяться над своим же товарищем? — сказал учитель Юань.

— Мы больше не будем, — с готовностью заверила его Ли Чунь.

— Ты уже большая, а чувства собственного достоинства у тебя нет! — бросил учитель Юань У Чанфу и вышел из класса.

У Чанфу прибежала в спальню, бросилась на свою кровать и зарыдала, мысленно ругая себя: «У Чанфу, ты дура, ты ничтожество. Ты позволила другим издеваться над тобой. Ли Чунь тебя назвала жирной свиньей, учитель сказал, что у тебя нет чувства собственного достоинства, люди презирают тебя, ты понимаешь это?.. Никогда, никогда больше не давай повода другим смеяться над тобой…»

Подошло время обеда. У Чанфу понемногу успокоилась, умылась. Все прошло, она снова стала живой и веселой У Чанфу.

В классной стенной газете появилась новая статья, озаглавленная: «Так ли должны относиться ученицы к своим товарищам?» Речь в ней шла о «деле У Чанфу» и высказывалась серьезная критика в адрес Ли Чунь. Прочитав статью, Ли Чунь, как разъяренная тигрица, набросилась на Чжоу Сяолин:

— Чжоу Сяолин, кто написал эту статью?

— А тебе зачем это?

— Сделали из мухи слона, улучили момент, чтобы побольнее ударить человека!

— Если ты не согласна, можешь высказать свое мнение.

— Но все-таки, кто же написал статью? Ян Сэюнь?

— Не твое дело.

— Не мое дело? — Ли Чунь хмыкнула и командирским тоном сказала: — Я требую, чтобы эту статью убрали.

— Не имеешь права. — Чжоу Сяолин повернулась и ушла.

Ли Чунь с ненавистью посмотрела ей вслед. Ну хорошо, если Чжоу Сяолин не желает «считаться с мнением масс», она сама сделает то, что считает нужным. Ли Чунь подбежала к стенной газете, сорвала статью и изорвала ее в клочки.

Через день состоялось комсомольское собрание класса, на котором обсуждали поступок Ли Чунь. Хотя все и так знали, что произошло, Чжоу Сяолин подробно рассказала об обстоятельствах этого дела.

— Я сама была одной из зачинщиц той неблаговидной истории с У Чанфу, — добавила Чжоу Сяолин. — Но я и большинство других учениц на самом деле не хотели унизить У Чанфу, а просто дурака валяли. А вот Ли Чунь вела себя иначе, она, мне кажется, и вправду хотела посмеяться над У Чанфу. А то, что она сорвала статью в стенной газете, — это настоящее самоуправство, и оно оскорбительно для всех нас.

Чжэн Бо, которая вела собрание, дала слово Ли Чунь, и та сказала:

— Я виновата и должна исправиться. Прости, У Чанфу, что мы в тот раз смеялись над тобой. Прости, Чжоу Сяолин, что я не высказала своего мнения в газете, как подобает. Это все моя вина…

Не успела Ли Чунь закончить фразу, как Ян Сэюнь вскочила со своего места и выпалила:

— Я думаю, это дело нельзя рассматривать изолированно, в поведении Ли Чунь это только один случай из многих. Ли Чунь всегда свысока относится к другим…

— А я-то думала, — перебила ее Ли Чунь, — что после той истории с медалью ты будешь относиться ко мне лучше.

— Ты, — снова поднялась Ян Сэюнь, — ты… дрянь!

Ли Чунь встала и пошла к выходу.

— Ли Чунь, вернись, у нас есть еще более важный вопрос для обсуждения, — окликнула ее Чжэн Бо.

— Какой еще более важный?

— Например, такой: достойна ли ты быть членом комсомола?

— Что? — повернулась Ли Чунь.

В классе стало тихо. Ли Чунь оторопело стояла у дверей. О таком повороте дела даже Ян Сэюнь не думала. Она внимательно смотрела на Чжэн Бо, еще внимательнее, чем на Ли Чунь.