Они подошли к дому Ду Шэньсина. В зале для гостей, через который им пришлось пройти, стояли кадки и горшки с хризантемами самых разных оттенков и видов: золотисто-желтые и бледные с зеленоватым оттенком, лиловатые с тоненькими, неживыми лепестками или совершенно белые. Красота зала и атмосфера изысканной праздности, которая в нем царила, поразили не только сына, но и отца. Они повернули направо и очутились в кабинете, где хозяин обычно принимал гостей. Здесь было тепло, будто уже наступила весна. В комнате они увидели печурку для обогрева марки «Новый народ» с ярко начищенной трубой. На плите стоял железный чайник, урчанье которого напоминало монотонную декламацию стихов. Вдоль северной стены до самого потолка поднимались книжные полки, уставленные многочисленными изданиями в дорогих переплетах. Нос ощущал запах бумаги и туши. До чего же много здесь книг! У мальчика захватило дух от восторга. Он сразу же проникся к хозяину этого дома большим уважением.

Ни Цзао поздоровался с хозяином, назвав его «дядей Ду», и сделал поклон, потом ответил на кое-какие вопросы и принялся рассматривать книги. Возле полок стояла раздвижная лестница, распяленная наподобие иероглифа «человек». «Она нужна, чтобы доставать книги с верхней полки», — решил Ни Цзао. Мальчик почувствовал благоговейный трепет. «Интересно, сколько потребуется времени, чтобы прочесть все эти книги?» — подумал он и понял, что человек, прочитавший всю эту груду, должен знать очень и очень много. Разговор отца с хозяином дома, то и дело менявшим тему, долетал до ушей Ни Цзао, но не занимал его внимания. И вдруг…

— Господин Ду! Я испытываю некоторые трудности…

Слова отца внезапно ворвались в сознание Ни Цзао, случилось нечто страшное: сейчас отец будет просить взаймы. Но произошло еще более гадкое: дядя Ду достал небольшую сумму денег и с миной отвращения протянул отцу. Денег было раз в десять меньше той суммы, которую просил отец.

Отец просиял, с уст его сорвался смех, правда довольно натянутый. Как противно слушать его! Наконец смех прекратился, но потом снова раздался без всякой причины. Отец хохотнул еще раза три, как петух, которому не хочется возвещать о наступлении утра, но которому все-таки приходится кукарекать, так как человеческая рука в этот момент сжимает его горло.

Гости простились с хозяином и вышли. Мальчик испытывал стыд, и, когда отец предложил ему пойти в какой-нибудь ресторан, он, заплакав, отказался.

— Не пойду, не пойду! — заливаясь слезами, он побежал домой.

Оторопевший от неожиданности, отец бросился за сыном вдогонку. Надутые, они вместе шли по дороге домой, не разговаривая друг с другом. Скоро на пути им попалась галантерейная лавка. Отец остановился и стал внимательно осматривать товары, пока не увидел барометр, который тут же и решил купить. «Барометр символизирует современную науку!» — обрадованно заявил он. Ему хотелось, чтобы в их доме было побольше всего научного, чтобы чувствовались в семье признаки западной цивилизации. После покупки барометра настроение отца резко изменилось. Всю дорогу домой он рассказывал сыну о принципах устройства барометра, поведал ему о Фаренгейте, Цельсии и Реомюре. В середине своего рассказа он вдруг замолчал, потому что неожиданно понял, что говорит что-то не то. Его знаний в этой области было явно недостаточно.

Цзинъи восприняла появление барометра как дурной знак и стала с пристрастием выпытывать у сына, что произошло. Ни Цзао смутно чувствовал, что каждый такой поход с отцом рано или поздно должен закончиться какой-нибудь катастрофой. Цзинъи заплакала: семья бедствует, а муж покупает эту никому не нужную безделицу. Зачем?

Ни Учэн между тем посмеивался, но был сдержан. Он с удовольствием, как ребенок, рассматривал цифры на шкале, дул на стеклянный стерженек, грел его рукой. Научный закон о расширении тел при повышении температуры и сжатии их при охлаждении претворялся в жизнь на глазах. Ни Учэн был в восторге. «Да здравствует наука!» — заявил он.

Игра «Складные картинки» натолкнула Ни Цзао на мысль, что человек как бы состоит из трех основных частей, каждая из которых имеет свои особенные наряды и покровы. Первая — голова в шляпе или без шляпы или обмотанная полотенцем или без него. Вторая — тело, облаченное в какое-нибудь платье. Третья — ноги, прикрытые штанами или юбкой, обутые в сапоги, туфли или деревянные сандалии. Каждая из частей способна свободно перемещаться, легко подменять одна другую. Например, девочка, голову которой украшает бамбуковая шляпка, вдруг приобретает туловище толстяка, одетого в европейский костюм, или сухощавого субъекта в ладно пригнанном платье, или повернувшейся куда-то вбок фигуры в кожаном жакете. Почему эта фигурка женщины наклонена? Легко объяснить. Совершенно ясно, женщина повернулась, чтобы посмотреть на вас. А вот и ноги — они самые разные: их прикрывают панталоны, или широкие шаровары, или длинный халат, ниспадающий до пят, или короткие штанишки, едва прикрывающие щиколотку. На ногах соломенные сандалии или еще какая-нибудь обувь. Словом, одна и та же голова может венчать туловища разных людей и, наоборот, к одному и тому же телу могут быть приставлены различные головы и ноги. Так, в игре создается великое множество фигурок, которые претерпевают тысячи всевозможных изменений и превращений. Три части тела, сложенные вместе, хорошо согласуются друг с другом, но порой они выглядят и довольно неуклюже, даже как-то неестественно, что вызывает смех, а иногда отвращение и даже ужас. Однако как было бы здорово, если бы человек по собственному хотению мог менять каждую из этих трех основных частей. Увы, все это многообразие фигур и обликов способно лишь радовать глаз — не больше. Ни Цзао вместе с сестрой принялся составлять фигурки, которые им особенно понравились. «Вот эта хорошая! А эта еще лучше!» Фигурки быстро менялись, так что у детей зарябило в глазах.

Большое любопытство у детей вызвал и барометр. Интересно, почему красный столбик в трубке то поднимается, то опускается, становится то длинным, то коротким? А может быть, он живой? Может, внутри его скрывается какой-нибудь шаловливый бесенок? Ни Цзао внимательно разглядывал диковинный прибор не меньше десяти минут. Ему собственными глазами хотелось увидеть весь процесс удлинения и укорочения столбика от начала до конца. В чем секрет фокуса, какова хитрость этого бесенка? Но разве способен простой глаз в один прием увидеть весь ход превращения бутона в цветок? Увы, глазу это не подвластно. Зато стоит хоть на мгновение забыть про цветок и прервать наблюдение, и вдруг ты замечаешь, что он совершенно преобразился. Мальчик так и не увидел процесса всех изменений, которые происходили в барометре. Он замечал лишь конечный их результат — движение спиртового столбика, подкрашенного красной краской.

Брат и сестра получили сборник детских рассказов, а вместе с ним прекрасно иллюстрированную книжку «Биографии знаменитых людей мира», но купил все эти подарки вовсе не папа, а его длинноносый друг — дядя Ши, который и преподнес все детям. Ши Фуган — европеец. Он вовсю зубрит китайский язык — пекинский диалект, а потому в его речи то и дело появляются слова с частичкой «эр» на конце и всякие выражения вроде «Ну а ты, а?» «Во здорово!», «Страх какой!». Дядя Ши всегда очень чисто одет и неизменно находится в отличном расположении духа, о чем свидетельствует его постоянная улыбка. Он появился у них в доме спустя месяц после выздоровления отца. Во время встречи мужчины обсуждали план создания журнала с переводными статьями из европейских научных работ. Дядя Ши проявил большое расположение к маме, немного поболтал с ней о разных мелочах, после чего мама сказала, что господин Ши весьма достойный человек. Ши Фуган пожелал познакомиться с бабушкой и тетей, но тетя от встречи отказалась, а бабушка, наоборот, по этому случаю надела черную шелковую кофту. Европейский гость называл бабушку «почтенной госпожой» и употреблял старинные вежливые обороты речи: «Сколь велико ваше долголетие? От вас исходит аромат счастья. Каждая косточка вашего тела необычайно крепка!» Словом, говорил он чрезвычайно складно и проникновенно, заставляя бабушку заливаться радостным смехом. Примечательно, что бабушка вовсе не была старой, но пребывала в возрасте достойном и весьма почетном.