Лишь бы только он согласился с ее волей, а там пусть как хочет. Мать на то и мать, чтобы все делать ради сына. Вот и сейчас она старается только ради него, и потому она сама будет искать ему жену. И если он потребует, она побежит, нет, помчится на тот край земли, туда, где спускается с небес для свершения брачных дел Лунный старец[46], или будет молить самого Чжугэ Ляна[47], чтобы тот начертал для сына гороскоп из восьми знаков[48] и соединил вместе Светлую и Темную стихии[49]. Для материнского сердца нет невыполнимых задач. Мать на все готова ради родного чада. Словом, мать нашла такого свата, который отвечал всем требованиям сына. Им оказался дядя Ни Учэна, некто Ни Сяочжи — личность, довольно известная во всей округе. Прославился он тем, что мог исполнять все пять видов траурных церемоний и под новый год писал парные надписи.

Ни Учэн юлил, всячески отговаривался, однако отвергнуть услуги Ни Сяочжи в качестве свата так и не смог. Тогда он выдвинул еще несколько «конкретных условий». Во-первых, жена не должна иметь спеленатые ноги (недаром он был внуком своего радикального деда). Во-вторых, она должна знать грамоту и ходить в «заморскую школу». В-третьих, свадебная церемония и их брак должны осуществиться лишь через два года. В-четвертых, он должен увидеть невесту собственными глазами.

Как ни пытался молодой человек сопротивляться, бороться, он все же угодил в капкан, который поставила для него упрямая родительница. Мать почти торжествовала победу. Вопрос о спеленатых ногах отпадал сам собой, поскольку Ни Учэну до свадьбы вряд ли удалось бы снять с ноги невесты туфли и смерить линейкой ступню. Вопрос об учебе также не казался матери особенно серьезным. Были бы деньги, а школа найдется. В конце концов, в школу можно поступить и временно. Два года не играть свадьбу? Хоть восемь. Главное — получить согласие сына и договориться. Коли сговор состоится, сын никуда уже от него не денется.

Но все-таки оставалась одна загвоздка. Смотрины! Странное требование, ни на что не похожее, выходящее за всякие рамки. Однако Ни Сяочжи ее успокоил: смотрины, мол, тоже не проблема. Поток жизни течет, стремится вперед, устои древности меняются и отмирают. Матери остается лишь вздыхать, что она отстала от жизни и людские нравы изменились.

Чтобы найти племяннику жену, Сяочжи понадобилось всего полмесяца. Девица нашлась почти идеальная, так как она отвечала всем требованиям Ни Учэна, но, главное, она вполне устраивала и мать. Отец девицы из местных помещиков, к тому же занимается китайской медициной, как и сам Сяочжи. Мать невесты из семьи известного маньчжурского ученого-конфуцианца Чжао, который даже получил ученую степень ханьлиня[50]. Говорят, что ноги у девицы неспеленатые и ходит она в уездную школу, значит, учится. По слухам, она учится в «заморской школе», как и Ни Учэн, только на класс младше. Отца ее в свое время пригласили врачевать в уезд, поэтому вся семья переехала в город. У девицы братьев нет, есть только одна старшая сестра, поэтому, мол, разные там шурины да девери, старшие и младшие, докучать не будут. Как со смотринами? Дядя готов устроить молодым свидание в уездной школе. Только сейчас Ни Учэн почувствовал, что смотрин боится вовсе не мать, и не его дядя-сват, и не родственники невесты, а прежде всего он сам! Едва он вошел в ворота школы, как его охватили страх и растерянность. На спортивной площадке в тридцати шагах от него стояло хрупкое невинное создание. Лицо юноши вспыхнуло ярким румянцем, уши покраснели, перед глазами все поплыло, сердце молотом застучало в груди. Он едва не потерял сознание. Ему вдруг страстно захотелось слепить шарик из опиумного зелья и затянуться разок-другой, дабы взбодриться духом…

Итак, свидание «прекрасной пары» благополучно закончилось, а спустя четыре месяца обе семьи сыграли свадьбу, и вскоре после этого молодой супруг обнаружил, что ножки его жены хотя и «освобождены», однако не полностью, а лишь наполовину, то есть и «Небом не дарованные» и «человеком не спеленатые», а представляют собой нечто среднее. Вместе со свадьбой завершилась и главная жизненная миссия матери, а потому смысл дальнейшего существования в жизни для нее пропал. Спустя полгода после женитьбы сына и его отъезда вместе с молодой женой на учебу в уезд она тихо почила без всяких болезней. Перед смертью, находясь в здравом уме и ясной памяти, она сказала:

— Мне давно пора уходить, а я вот еще живу на этом свете. Отчего так трудно сделать последний вздох? — Помолчала и через какое-то время промолвила: — Ну, я отправилась в путь!

В последние годы своей жизни Ни Учэн часто задумывался над смыслом этих слов. Каков тот мир на другом берегу?.. И есть ли он у тебя самого или его нет?

«Я поставил свой дом в самой гуще людского жилья. Но минуют его стук повозок и топот коней»[51]. «На небо смотрю и, смеясь, выхожу за ворота. Неужели мое поколение — это люди, что в полыни росли[52]?.. Я сижу, одинокий, в бамбуковой чаще. Я трогаю циня[53] струну — долгий стон раздается…» Да, литература опаляет, как огонь, она пронизана тоской и одиночеством… «Думаю я, что небо и земля беспредельны… Я одинок, я в печали, и слезы льются из глаз…»

И снова весна! О, как тяжела и утомительно скучна рукопись моей книги; как докучливы «стук повозок и топот коней», как далеки былые устремления, сомнения, упоения… На короткое мгновение они снова зашевелились где-то в глубине твоей души. В этом заброшенном храме, вокруг которого высятся горы и кружится холодный ветер; где деревья раскинули оголенные сучья и ветви, на которых все же виднеются набухшие почки. Прошлое! Ты похоже на птицу, поющую в глуши, на мягкий ветерок, на жаркое солнце. Ты беззвучное пламя в печи и одновременно мертвый пепел. Ты словно вода в чайнике, которая давно прогрелась, но никогда не закипит. Вокруг тебя происходят бесконечные коловращения; слышатся долгие стоны и тихая песнь. Ты улавливаешь едва слышные шорохи жизни. Ты струишься, как свет звезд в тихую ночь; ты мертвая вода, по которой проходит легкая зыбь. Прошлое! Сколько кануло в вечность месяцев, лет!

Какова цена человеческой жизни? Что стоят радости и горести человека? Что стоят те страдания, которые люди причиняют друг другу; мучения, которые они обретают в любви, ненависти, скорби и радости, терзаясь из-за своей ничтожности или величия? Вспомнил и запечатлел в знаках. Но что стоят пепельно-серые листы бумаги, исписанные бледными буквами? Эти немолчные звуки правды и вымысла — что стоят они?

Пустынные горы, заброшенное жнивье на террасированных полях, издали похожих на рыбью чешую. Ямы, выкопанные тут и там без цели и с умыслом. Еще не ожившие или почти омертвелые молодые саженцы кипарисов и акаций. Следы труда десятков, десятков сотен, тысяч заступов и мотыг. Красноватые, желтые, зеленые травы. На ветвях деревьев мертвые листья, не желающие падать на землю. Свежезаваренный чай в кружке, из которой медленно поднимается пар. Еще один год! И снова весенний ветер проносится над землею!

Охваченный вдохновением, состоянием знакомым, горячечным, но таким ускользающим, чувством, которое так редко нас посещает, я продолжаю писать историю семьи Ни…

Ни Учэн пожелал белого мяса в глиняном горшочке — «шаго», порцию жаркого и тарелку с оленьим огузком. Вино? Пожалуй, можно и вина. Четыре ляна[54] хватит? Вы пьете?.. Не советует врач?.. Тогда хватит двух лянов… Лучше подогреть? Прекрасно! Что еще? Хотите чего-нибудь? А больше ничего?.. Прекрасно, значит, ничего!.. Нет, больше ничего не надо!..