В эти годы в районах, контролируемых гоминьданом, распускали разные слухи о земельной реформе. Самым страшным, пожалуй, был рассказ о том, как крестьяне, желая проучить помещицу, сажают ей в штаны кошку. Ни Учэн воспринял эту басню с ликованием и заявил, что он горячо приветствует этот метод борьбы с помещичьими женами. Если не применять таких крайних мер в борьбе, то переделать людей в такой стране, как Китай, никогда не удастся! Ибо все обязаны трудиться. Как говорится: «Каждому свое, старому — старое, молодому — новое!»

Жизнь насквозь прогнила, людские страдания достигли предела. Кругом копошатся странные существа. Одни — мерзкие людские отбросы, остатки эксплуататорских классов, алчные поглотители благ, нынче забившиеся в щели, недовольные тем, что происходит вокруг, не желающие и страшащиеся своей гибели. Другие — всем сердцем ожидают очистительной бури, мечтают о вселенской встряске и катастрофе, чтобы рухнули небеса и разверзлась земля, чтобы взорвались вулканы, а реки повернули вспять… Многие, многие давно пришли к мысли о том, что нынешний мир надо непременно вывернуть наизнанку. Ни Учэн твердил, что надо идти именно по этому пути, и он пошел сам — «пошел в революцию». У людей, хорошо знавших его, этот его поступок вызвал удивление. Он походил на взрыв снаряда, давным-давно всеми позабытого, долгие годы молчавшего и ржавевшего в воде. Все разинули рты от изумления.

Кто по-настоящему был увлечен революцией, так это Ни Цзао, который страстно и жадно впитывал в себя теорию революции и старался применить ее на практике. Он уже не мог дольше жить прежней жизнью, жалкой и ничтожной, которую вели люди прежних поколений. Он решил раз и навсегда порвать с мраком старого и страшного бытия, который просачивался в любую мелкую щель. Он свято верил в ту кровь, что проливали люди на полях сражений, в тюрьмах и в пыточных казематах, потому что она была той животворной влагой, которая возвращала человека от смерти к жизни. Только она, эта алая кровь, способна была смыть всю ту грязь, что скопилась на теле его страны, она могла принести спасение тысячам и тысячам рабов, окаменевших в бесправии. Он сам был готов в любую минуту отдать свою кровь, всю без остатка. Революция — это факел, маяк, солнце; она словно мощный мотор, который двигает жизнь вперед. После революции все на земле изменится, прежде всего изменится само человеческое существование. Изменится он сам. Жизнь без революции хуже любой смерти.

Революционный пыл, с которым он обратился к политике, заставил его изменить свое представление о многих людях и свою позицию по отношению к ним. Например, в момент освобождения Бэйпина в 1949 году образ отца заметно вырос в его глазах: отец еще в 1946 году уехал в Освобожденные районы, значит, он человек хороший, по-своему даже выдающийся. Правда, где-то в глубине сознания жило сомнение. Выходило, что образ отца, каким он его знал, приближается к тем революционным идеалам, к которым стремился он сам. Лишь очень много лет спустя, уже после того, как лопнули, подобно мыльному пузырю, его младенческие мечты, его грезы о «золотой птичке» — канарейке и «живой воде», он по-настоящему понял, что революция — это не живая вода из сказки. Она не может изменить в одно мгновение все сразу. Например, в один миг заново переделать людей, как это происходит в «складных картинках». Причина не в том, что революции не хватит величия и силы, а в том, что ее путь очень долог и извилист. Конечно, можно критиковать революцию за то, что она отошла от идеалов, о которых кто-то мечтал и осуществление которых он взял на себя. Но разве смысл революции от этого меркнет?

После революции Ни Цзао твердо решил, что его бабушка госпожа Чжао и его тетя Цзинчжэнь (она же госпожа Чжоу и Цзян, она же Цзян Цюэчжи) — обе происходят из семьи помещиков и являются представителями мерзкого умирающего класса, а потому обречены на уничтожение, хотя по сути своей сами они, возможно, не способны заниматься контрреволюционной деятельностью. Сейчас, когда вся страна, общество, народ, возродившись из мертвого пепла, обретают новую жизнь, он, Ни Цзао, вряд ли чем-нибудь сможет им помочь, даже если бы он очень захотел: два жалких существа должны быть похоронены вместе со своим классом, так как они обречены на смерть и исчезновение. А если это так, то пусть их гибель произойдет как можно скорее, потому что они несут на себе часть из того множества преступлений, которые совершило старое общество. Даже если бы не произошло никакой революции, они все равно не избежали бы жалкой и постыдной участи, потому что ее предопределило их собственное загнивание и прозябание. Возможно, их жизненный финал оказался бы куда более страшным и отвратительным. Разве безнадежность их будущего существования не составляет вопиющий контраст с теми яркими, поистине безграничными надеждами, которыми живет поколение Ни Цзао? Революционный поток, клокочущий, устремленный вперед, увлек за собой и Ни Пин.

В 1949 году Ни Учэн вернулся в Бэйпин. Он возвратился сюда как победитель. Облаченный в серую ватную униформу, которая выдавалась всем кадровым работникам, он сразу же получил довольствие по разряду «среднего котла» и занял видный для того времени пост исследователя при «Революционном университете», на деле представлявшем краткосрочные курсы. Революционность отца вызвала у Ни Цзао глубокие раздумья и сомнения. Во-первых, побывав в Освобожденных районах и приехав в Пекин победителем, он тем не менее не вступил в партию. Во-вторых, он быстро ушел из «Революционного университета» и стал обычным преподавателем какого-то частного института, не имевшего никаких революционных традиций.

В 1950 году благодаря усилиям Ни Цзао и его содействию в разрешении конфликта отец и мать наконец согласились на развод. Ни Цзао считал, что развод — это одно из достижений революционной эпохи. В прежние времена такой, в общем, довольно обычный финал несчастливого и даже противоестественного брака был бы невозможен. Еще год назад Ни Цзао надеялся на то, что революционная действительность поможет родителям сблизиться, но оказалось, что революция, увы, далеко не всесильна. Когда они беседовали с отцом и речь заходила о разводе, Ни Цзао вставал на сторону отца, твердо уверенный, что новое общество создаст и совершенно новые человеческие взаимоотношения, цивилизованные по своей сути, основанные на чувствах дружбы и любви. Развод, согласованный с принципами цивилизации, как вполне обычное явление станет частью этих новых отношений между людьми. Перед свершением официальной бракоразводной процедуры Ни Учэн высказал настоятельное желание (и предпринял конкретные шаги) сфотографироваться вместе с женой, а также сделать групповой снимок всех членов семьи. Во время съемки группового портрета он был ко всем и заботлив, и трогателен, и даже нежен. Как известно, существуют снимки свадебные, но вряд ли кто встречал фотографии «бракоразводные». На обеих фотографиях Ни Учэн выглядит как добрый отец, мудрый муж или святой во Христе, преисполненный к людям любовью и милосердием. В его глазах блестят слезы. Он обнимает детей и жену, словно боится их потерять, — счастливое семейство! Во время фотографирования у Цзинъи даже мелькнула мысль (она, разумеется, ошибалась), что муж, возможно, еще изменит свое решение о разводе. По правде говоря, она этого развода не хотела.

Получив в участковой канцелярии бракоразводное свидетельство и выйдя на улицу, Ни Учэн тут же залился слезами. Прости меня, прости меня! — повторял он без конца, и кадык его трепетал. Его душили рыдания, голос от плача охрип. Перед Цзинъи стоял не тот самоуверенный и жестокий Ни Учэн, который не ставил ее ни в грош, а слабый и добрый человек, глубоко ранимый и страдающий. Но Цзинъи проявила стойкость, она утешила Ни Учэна, прибегнув к новому в ее словаре выражению: «Что было, то ушло! Кто виноват, что мы жили в старом обществе?.. Желаю тебе счастья в жизни и успехов в будущей карьере!»

Вскоре Ни Учэн женился вторично, но спустя неделю после брака между супругами разразился грандиозный скандал, ничуть не менее громкий, чем те, которые у него случались с Цзинъи. Новая жена заявила, что Ни Учэн ее обманул. Оказывается, он вовсе не профессор и не революционер со стажем. К тому же он не подвел черту под своим прошлым браком… Ни Учэн уже на третий день после своего нового брака умудрился проявить свое прежнее величие и благородство, причем в довольно оригинальной форме: он дал полюбоваться новой жене семейной фотографией, сделанной во время бракоразводного процесса. Тем самым он хотел продемонстрировать свое добросердечие и гуманность…