Аманда прищурилась. "Как бы не так! — подумала она. — Черта с два ему жаль беспокоить президента".

—      Да, сэр. Я понимаю ваше положение. Понимаю и то, что необходимо предпринять какие-то меры, чтобы прекратить на­беги в прифаничных районах. Черт возьми, господин презццёнт, я бы гораздо охотнее оказался сейчас там, на переднем крае, чем здесь, в Вашингтоне.

Аманда чуть не крикнула: "Ну, так давай, поедем, сегодня же, и черт с ней, с этой карьерой!" — но вовремя сдержалась. А Льюис тем временем продолжал:

—     Нет, сэр, моя точка зрения не изменилась. Я считаю ошиб­кой начинать военные действия против правительства Мексики, потому что уверен: они не меньше нас заинтересованы в прекра­щении этих набегов.

Аманда покачала головой и опустила чашку на колено: "Ты никогда не исправишься, — подумала она. — Никогда не пере­станешь сражаться с ветряными мельницами, старый ты дура- леи .

—      Нет, сэр, я не верю тому, что говорят ЦРУ, ВРУ, УНБ и ФБР. Они сидят по уши в дерьме, и вы сами это знаете.

Взглянув на часы, висящие за спиной у мужа, Аманда поняла, что разговор скоро кончится. В конце концов, президенты не обязаны выслушивать ругань конгрессменов, тем более — в час ночи. Наверняка президент за день наслушался подобных речей.

—      Прежде всего, у них — прескверная репутация, начиная с того времени, как Фидель обосновался в Гаване, и до сих пор. А потом — и это куда более важно, — мексиканцы будут драться. Мы с вами оба знаем, что нам никогда не удастся свалить Совет тринадцати. Ведь не удалось же нам, черт побери, избавиться от Саддама, хотя весь мир бьці на нашей стороне, а его армия по­терпела поражение. Что же заставляет вас думать, что на этот раз будет по-другому?

"Вера в Его Величество Случай, — подумала Аманда. — Ведь каждый игрок в Лас-Вегасе знает: когда кидаешь кости, в конце концов выпадет выигрышное число. После неудач с Кореей, Ку­бой, Вьетнамом и Ираком должно же какому-нибудь президенту наконец повезти!". Внезапно она поймала себя на том, что дума­ет так же цинично, как и сам Эд. Тряхнув головой, она встала, чтобы налить себе еще кофе.

—        Вы, господин президент, может, и должны. Только я не должен следовать вашему примеру. Это неразумный поступок, и расплачиваться за него, в конечном итоге, будем не мы с вами. Мне же остается только молиться, чтобы к концу следующей недели, когда начнут поступать трупы убитых, вы придумали, как объяснить матери какого-нибудь Джонни Джонса, что смерть ее сына продиктована политической необходимостью.

Послушав еще минуту, Льюис вздохнул:

—      Согласен, господин президент. Впереди — долгий день. Только нашим солдатам, которые завтра войдут в Мексику, он покажется еще более долгим.

На этой он закончил разговор. Обернувшись, Аманда увиде­ла, что муж застыл в кресле, все еще сжимая в руке трубку и глядя в пол.

Он снова проиграл. Тяжело вздохнув, Аманда поборола в себе желание подойти и обнять его. Она знала, что Сейчас для этого — не время. Взяв с подноса кофейник, она тихонько подошла к его столу.

Услышав, что в его чашку, которая так и стояла, накренив­шись на стопке книг, льется кофе, Эд повернулся к жене. Он впервые осознал, что она — рядом, увидел ее улыбающееся лицо, " обрамленное длинными непричесанными волосами. Взяв чашку и, отхлебнув глоток, он проговорил тихо и печально:

—      Сегодня, милая, мне стыдно, что я — американец.

Сев на стул и взяв в руки свою чашку, Аманда сочувственно улыбнулась мужу.

—     Я кое-что слышала, дорогой. Может, расскажешь все сна­чала?

На какой-то миг небо над Ларедо осветилось. Из-за рева "Брэд­ли" Нэнси Козак не могла расслышать приглушенного грохота, но поняла, что поблизости что-то взорвалось. Откуда ей было знать, что этот взрыв возвестил о гибели первого в этот день американского солдата и о начале войны?

Козак прищурилась, стараясь, сквозь поднятую передними ма­шинами .пыль, различить опознавательные огни идущей впереди "Брэдли". Понадобилось несколько секунд, чтобы разглядеть сла­бый свет трех красных сигнальных огней на башне БМП перво­го отделения — головной машины ее взвода. У каждой роты, входящей во 2-ой батальон 13-го пехотного полка, был свой цвет опознавательных огней. Ее роту — роту А — днем отлича­ли по красным полосам, нанесенным на основание 25-милли­метровой пушки, а ночью — по красным сигнальным огням. Рота В использовала белый свет, рота С — синий, рота Д — желтый, а все штабные машины — зеленый. Взводы различа­лись по количеству знаков — полос или огней. 1-му взводу соот­ветствовал один знак, 2-му — два, третьему, то есть взводу лей­тенанта Козак, — три, а "Брэдли" командира роты имела четы­ре знака. Благодаря такой системе командиры даже в пылу боя могли с первого взгляда определить, что за машина находится рядом.

Убедившись, что ее водитель выдерживает нужный интервал, Нэнси обернулась, отыскивая взглядом "Брэди" третьего отделе­ния, которая под командованием сержанта Риверы, замыкала ко­лонну роты. Глядя назад, Козак поймала себя на том, что у нее вошло в привычку выстраивать взвод так, что головным всегда оказывалось первое отделение, дальше шло второе, а третье ос­тавалось замыкающим. Конечно, штаб-сержант Маупин дей­ствительно самый опытный и знающий из командиров отделе­ний, но все равно неправильно, что впереди всегда оказывается он. Козак учили, что такая практика приводит к тому, что дру­гие командиры начинают лениться, поскольку полагаются на умение ведущего читать карту и знают, что его машина, а не их, первой нарвется на мину или примет на себя противотанковый снаряд. По тем же причинам бойцы первого отделения ощущали постоянное чувство тревоги. Нэнси имела случай убедиться в том, что такие чувства — вовсе не выдумка, когда увидела, что два стрелка из отделения Маупина украсили маскировочные чехлы своих касок надписями "Первая жертва". Такие шуточные деви­зы служили у солдат методом выражать несогласие с руковод­ством или недовольство порядками в подразделении. Маупин, наверняка прочитавший эти надписи, позволил стрелкам ходить так у всех на виду, и это подсказало лейтенанту, что и он согла­сен с их мнением.

Впрочем, она не могла винить своих людей за подобные чув­ства. После того, как капитан Уиттворт взял за правило на каж­дом переходе ставить ее взвод в "хвост" колонны, а во время большинства операций оставлять в резерве, она стала разделять настроения солдат первого отделения. Поначалу Нэнси, не заду­мываясь, смирилась с практикой командира оставлять ее взвод позади. Заметив, что никаких изменений не предвидится, она постаралась приписать это здравому смыслу Уиттворта: коман­дир просто дает ей возможность освоиться с обстановкой, не обременяя большой ответственностью. Однако все разумные объяснения исчерпались, когда капитан, продолжая менять мес­тами первый и второй взводы, неизменно оставлял ее взвод за­мыкающим или, при каждом удобном случае, посылал с задани­ем подальше от остальной роты. Как ни старалась она не заду­мываться над этим, ей все чаще приходил в голову вопрос: Уитт­ворт умышленно пытается внушить ей комплекс неполноценно­сти или просто держит на расстоянии? Независимо от его наме­рений, лейтенант Козак, а с ней и ее люди, все больше убежда­лись, что командир таким образом дает третьему взводу понять: они еще не доросли до того, чтобы стать полноправными солда­тами роты.

Помимо того, что такое отношение расхолаживало людей, оно создавало и свои практические неудобства. Положение замыка­ющего означало, что на марше третий взвод обречен глотать пыль, поднимаемую всей ротой. А когда путь проходит по грун­товой дороге — взять, к примеру, марш в Форт-Худе, где гусени­цы стирают землю в мельчайший порошок с 1940-го года, — то облака пыли могут оставаться в воздухе очень долго. Поэтому не удивительно, что в конце пути ты с ног до головы покрыт тол­стым слоем пыли, которая каждую складку, каждую щель и пре­вращает темно-зеленую маскировочную одежду в белесую. Нэн­си приходилось еще хуже, чем остальным: ее ноздри все еще были забиты ватными тампонами. Ей даже пришла в голову мысль: а не украсить ли ей свою каску какой-нибудь надписью, напри­мер, "Пыльные дьяволы" или "Вечно последние"? Но Нэнси Козак была офицером, причем самым младшим в роте. Это значило, что все, кто был выше ее званием, наблюдали за ней и делали свои выводы. А выше званием, чем второй лейтенант, — почти все офицеры в армии. Поэтому оставалось держать язык за зуба­ми и выполнять приказы. Но Нэнси верила: настанет и ее час. А пока придется глотать пыль, которую вздымают машины второго взвода, направляясь на юг, к мексиканской границе.