Погруженная в свои размышления, Джен наконец заметила, что машина миновала почти пустынные центральные улицы, и теперь ехала по жилому району, іде было множество магазинов, маленьких киосков и лотков, около которых толпился народ. На улицах вышедшие за покупками люди— рабочие, торговцы и попрошайки — толкаясь, спешили по своим делам, будто в Мек­сике ничего не изменилось. Осознав это, Джен выпрямилась и стала искать глазами солдат, которые в центре города встреча­лись на каждом шагу. Но не нашла. Даже полицейских, и тех не было видно. Похоже, то, что произошло с правительством, на жизнь этих людей пока никак не повлияло.

Когда машина остановилась у перекрестка, ожидая сигнала светофора, с обочины к ней бросился какой-то молодой мужчи­на. Он взглянул на Джен и улыбнулся. Озадаченная Джен не понимала, кто перед ней — попрошайка или торговец. И вдруг, без всякого предупреждения, он поднес к лицу зажигалку и вы­дохнул изо рта огненный шар.

Фокус незнакомца испугал Джен, и она невольно отшатну­лась, задев Гуахардо. Полковник, который задумчиво глядел в окно, обернулся посмотреть, что так напугало его соседку. Фо­кусник, продемонстрировав свое искусство, смотрел на женщи­ну, ожидая вознаграждения. И тут он заметил, что рядом с ней сидит полковник мексиканской армии. Широкая улыбка на его лице сменилась недоуменной гримасой. И все же он продолжал стоять, не двигаясь, пока не зажегся зеленый свет, и машина не рванулась вперед.

Внезапно Джен поняла, что она сидит, прислонившись к пол­ковнику. Она резко выпрямилась и, отодвинувшись в свой угол, провела рукой по волосам. Взяв себя в руки, Филдс посмотрела на Гуахардо. Он молча наблюдал за ней, ожидая, как она себя поведет. Джен натянуто улыбнулась:

—     Извините, полковник. Я не ожидала. Он застал меня врас­плох.

—      Их называют "трагафуэго", что значит — огнедышащие.

—    Зачем они это делают? То есть, я хочу сказать, разве это не опасно?

Глядя на Джен, Альфредо насмешливо улыбнулся:

—    Чтобы выжить, дорогая мисс Филдс. Они занимаются этим, чтобы как-то свести концы с концами. В удачный день трагафу­эго может заработать восемь-десять тысяч песо.

Быстро произведя в уме подсчет, Джен перевела девять тысяч песо в доллары. Следивший за ней Гуахардо усмехнулся, увидев выражение, появившееся на лице Джен.

—     Но ведь это чуть больше трех долларов США! — удивлен­но сказала она.

Полковник кивнул, явно довольный собой:

—     Ну да, и все же это больше минимальной заработной платы.

—      Но это опасно, ведь можно обжечься!

Видя, что журналистка попалась на крючок, Гуахардо решил позабавиться:

—       Ну, если вместо бензина или керосина использовать ди­зельное топливо и соблюдать осторожность, то ничего не слу­чится.

Джен слушала, и на ее лице все явственнее проступало изум­ление. А Гуахардо беспечным тоном продолжал:

—     Но главное здесь — не ожоги. Это — дело поправимое. А вот ущерб, который трагафуэго наносят своему здоровью, уже

ничем не исправишь. Прежде всего, пропадает чувство вкуса: ведь любые нефтепродукты разъедают слизистую оболочку. По­степенно рот трагафуэго полностью теряет чувствительность. По­том выпадают зубы. — Сделав паузу, он беззаботно добавил: — Ну и, конечно, язвы на языке — это обычное явление.

Удивление на лице Джен постепенно уступало место отвра­щению, а полковник продолжал:

—      Но это, мисс Филдс, только начало. Самое страшное — поражение мозга. Процесс развивается медленно и тянется лет восемь-десять. Речь становится невнятной, и постепенно мозг умирает. Несчастный уже больше не может обеспечивать себе пропитание и, в конце концов, просто исчезает, а его место на перекрестке занимает тот, кто помоложе.

Джен чувствовала себя не в своей тарелке. Гуахардо знал - это отчасти объясняется тем, что она чувствует: ситуация вышла из-под ее контроля. Как и большинство американцев, журнали­стка привыкла добиваться своего. И теперь, когда ей это не уда­лось, она ощущала досаду. Но еще больше раздражало Джен другое: она оказалась не готова взглянуть в лицо мексиканской реальности. И это ей совсем не нравилось. Альфредо не скрывал своего удовольствия. Поездка оправдывала себя.

—     А что же делает правительство, полковник? Разве у него нет социальных программ или благотворительных мероприятий? Неужели глава страны не знает, что ему делать?

Гуахардо отвернулся от Джен и, глядя в окно, ответил:

—      Знает, мисс Филдс.

Потом, прищурившись, посмотрел на нее:

—     То, что вы сейчас увидели, — это результат проваливших­ся или фиктивных программ, которыми прежнее правительство оправдывало свое существование. Не сомневаюсь, что какой- нибудь политик или социальный служащий подыскал бы для трагафуэго, которого мы встретили, жалкую работу. И, в этом я тоже не сомневаюсь, наш трагафуэго работал бы, пока не исто­щились бы ассигнования или программа не была бы свернута после перевыборов политика. Что же касается благотворитель­ности, думаю, не стоит напоминать вам о том, что мы — люди гордые. Ваша американская благотворительность способна только унизить человека. А трагафуэго скорее умрет медленной, мучи­тельной смертью, чем поступится своей гордостью.

Не успел Гуахардо произнести эти слова, как машина остано­вилась. Джен огляделась, чтобы понять, где они находятся. Бесе­да так увлекла ее, что она не заметила, как они оказались в пригороде, который ничем не отличался от трущоб. Столь вне­запный переход от чистых широких бульваров городского цент- pa к убожеству нищей окраины выбил Джен из колеи. И хотя журналистские тропы и раньше заводили ее в такие гетто, она так и не сумела привыкнуть к ним. Ей не удавалось смириться с мыслью, что люди обречены жить в подобных условиях, и никто ничего не делает, чтобы им помочь. И когда предстояло отпра­виться в такое место, Джен нужно было время, чтобы подгото­вить себя к встрече с отчаянием, грязью и нищетой, которые — она это знала заранее — ожидают ее там. Но на этот раз подго­товиться не удалось, и это лишило ее душевного равновесия, хотя она всеми силами старалась восстановить его.

Водитель выскочил из автомобиля, чтобы открыть дверцу пе­ред полковником. Когда Джен посмотрела на Гуахардо, на лице его появилась коварная улыбка. Он напоминал кота, охотящего­ся за птичкой:

—     Во время интервью в Паласио Насиональ вы, мисс Филдс, спросили меня, что побудило нас сделать то, что мы сделали. Ступайте за мной, и я покажу вам.

Не дожидаясь ответа, полковник отвернулся и вышел из ма­шины.

В открытую дверцу машины ударила резкая вонь: тошнотвор­ная смесь гниющих отбросов и человеческих испражнений. Джен неврльно прикрыла нос и рот ладонью. Альфредо, ожидавший в нескольких шагах от машины, искренне забавлялся, глядя на нее. С его языка уже готово было сорваться язвительное замеча­ние, но он решил выждать: у него будет полно времени, чтобы ткнуть ее носом в реальную жизнь современной Мексики. Взяв себя в руки, Джен вышла из машины, ступив в жижу, покрывав­шую неровную мостовую. И снова на ее лице мелькнуло отвра­щение.

Поймав взгляд полковника, Джен поняла, что не только выставляет себя на посмешище, но и поступает именно так, как он рассчитывал. И поняв это, журналистка внезапно разозли­лась. Решив показать Гуахардо, что она — тоже не робкого де­сятка, Джен глубоко вдохнула зловонный воздух и заставила себя в упор посмотреть на полковника, при этом в ее взгляде появи­лись решимость и вызов.

С лица Гуахардо исчезла ухмылка. Он понял, что журналист­ке удалось оправиться от первого потрясения, и решил атако­вать. Голосом, который в этих обстоятельствах прозвучал неес­тественно любезно, он пригласил Джен и ее группу последовать за водителем — капралом Фаресоїкі.

Тед и Джо Боб подошли, держа аппаратуру наготове, и встали по обе стороны от Джен. Положив руку ей на плечо, Джо Боб нагнулся и спросил:

—      Все в порядке, мисс Филдс?

Легко сжав ладонь Джо, лежащую у нее на плече, Джен кивнула: