Готовясь к интервью, она не упускала ни одной даже самой незначительной, на первый взгляд, детали. В процессе предвари­тельного изучения интервьюируемого Джен обращала особое внимание на то, как он и его окружающие одеваются. Если это был мужчина, она просматривала фотографии его жены, отме­чая стиль и даже цветовую гамму ее нарядов, пытаясь выяснить, чему она отдает предпочтение. Джен не просто делала докумен­тальную передачу — она творила. И наряду с общим замыслом, идеей, которую она стремилась донести до зрителя, в расчет принималось многое другое: освещение, угол съемки, ее соб­ственное платье, фон. Из всего ее творческого арсенала самым главным было умение превратить абстрактные образы в реаль­ные картины, которые могла бы уловить камера.

Двадцать девятое июня должно было стать последним днем съемок. После интервью с президентом, которое было назначе­но на этот день, Филцс, вместе со своей съемочной группой, базирующейся в Остине, собиралась вылететь в Техас. Гибель президента нарушила весь этот план.

Утро началось с того, что в половине седьмого ей позвонил администратор-мексиканец, которого наняли, чтобы обеспечи­вать группу номерами в гостиницах и транспортом, а также ула­живать все дела с правительственными бюрократами. Он пре­дупредил Джен, что ей нужно срочно уезжать из Мексики, по­скольку ходят слухи о перевороте. Разумеется, она и слышать не желала об этом. Напротив, она настаивала, чтобы Хуан — так звали администратора — устроил ей интервью с кем-нибудь из членов нового правительства. Хуан, которому совсем не улыба­лось выходить из дома, не говоря уже о том, чтобы иметь дело с новым правительством, всеми силами пытался отговорить ее от этой затеи. Но Филдс держалась твердо и потребовала, чтобы он постарался, иначе потеряет свою работу. Мексиканец неохотно согласился.

Не успела она повесить трубку и начать одеваться, как теле­фон зазвонил снова. Не дожидаясь, пока Джен ответит, мужчи­на, говоривший на безупречном английском языке, отрекомен­довался капитаном мексиканской армии, беспокоящим ее по по­ручению полковника мексиканской армии, о котором она ни­когда не слышала. Очень сжато, но вежливо он объяснил Джен, что полковник Гуахардо, просматривая перечень мероприятий, намеченных президентом на двадцать девятое июня, обнаружил, что глава государства собирался дать интервью американской журналистке в Паласио Насиональ. Джен медлила с ответом, слегка недоумевая, куда клонит капитан. Однако осторожность никогда не была ее отличительной чертой.

—     Да, — ответила она, — так оно и есть. Мне отведено, то есть, я хочу сказать, было отведено тридцать минут.

И тут ей пришло в голову попытать счастья и попробовать что-нибудь вытянуть из капитана. В конце концов, он ведь не знает, что ей что-то известно.

—     А что, капитан, возникли какие-то накладки со временем или продолжительностью интервью? У меня очень гибкое рас­писание, и я могу без особого труда изменить его так, как будет удобно президенту.

Теперь пришла очередь ее собеседника взвешивать слова, и он явно задумался, прежде чем ответить на каверзный вопрос. Наконец, понизив голос, он сообщил ей, что президентский са­молет пропал, и подозревают, что произошло покушение. И до­бавил, что для обеспечения общественного порядка и внутрен­ней безопасности сегодня, с пяти часов утра, мексиканские воо­руженные силы объявили чрезвычайную готовность и ввели в стране военное положение. Джен ощутила волнение. Теперь она получила недвусмысленное подтверждение смерти Монтальво, к тому же, полученное из официального источника. Она была уве­рена, что капитан даже по поручению полковника мексикан­ской армии не стал бы беспокоить ее в такую рань, не будь у него на то веской причины. Решив пойти еще дальше, она ти­хонько вздохнула и упавшим голосом произнесла:

—    Какая трагедия! У меня просто нет слов. — И, прежде, чем капитан успел что-нибудь ответить, добавила: — Боюсь, это зна­чит, что мне незачем приезжать в Паласио Насиональ.

Уловка Джен сработала. Ответ капитана прозвучал торопли­во, будто он старался развеять опасения журналистки:

—     Нет-нет, мисс Филдс, совсем напротив. Полковник прика­зал передать, что будет рад встретиться с вами в полдень, если это время вас устроит. Он предоставит вам сводку событий за последние двенадцать часов и сообщит о действиях, предприня­тых мексиканской армией для преодоления создавшегося кризиса.

Сделав паузу для пущего эффекта, Джен сказала капитану, что будет счастлива встретиться с полковником в полдень. Об­менявшись еще парой любезностей, они закончили разговор. В восторге от удачного начала дня Джен радостно засмеялась и, подпрыгнув, торжествующе вскинула сжатый кулак. Ура! Ей было отлично известно: слава и успех — удел везучих.

Положив трубку, Филдс принялась будить свою группу. Сооб­щив всем последние новости, она велела готовиться к уличным съемкам — пусть снимают все подряд. Джен решила, что ей нет смысла тратить драгоценное время перед интервью с полковни­ком и позвонила своему заказчику — в телекомпанию World News Network. Узнав, что журналистка все еще в Мехико, и с ней связались люди, заявляющие о том, что они осуществляют руководство страной, там навострили уши. Хотя WNN уже со­брала две съемочные группы и техническую бригаду с автоном­ным питанием, которые были готовы в любой миг вылететь из Далласа, Джен знала: пройдут часы, прежде чем они доберутся сюда, и еще больше времени, пока смогут начать репортаж. Умело поторговавшись, она вырвала у начальства согласие назначить именно ее главным корреспондентом в Мексике на весь период кризиса с правом монтировать собственный материал перед тем, как передавать его в Вашингтон.

Решив вопрос, Джен снова позвонила Хуану, чтобы прове­рить, как у него продвигаются дела. Новости, которые он изло­жил довольно бессвязно, обескураживали. Администратору, по его словам, не удалось связаться ни с кем, кто бы знал, что происходит.

—       Вокруг царит полный хаос, сеньорита Филдс. Все очень необщительны. Неизвестно, кто и за что отвечает.

—      Тогда нам всем придется отправиться по государственным учреждениям и поискать человека, который за что-то отвечает, — без колебаний выпалила Джен.

—     Нет! Нет! Это невозможно, сеньорита Филдс. Ведь мы имеем дело с революцией, с государственным переворотом. Могут на­чаться беспорядки. Женщине там не место.

Последние слова Хуана вызвали резкую отповедь:

—                  Послушайте, господин, я вам плачу деньги за работу. Или вы будете заниматься своим делом и отвезете меня туда, или попрощаетесь с работой, а заодно — и со своим добрым име­нем. До скорого.

Повисла секундная пауза: Хуан взвешивал "за" и "против". "Интересно, что для него хуже — потеря денег или потеря пре­стижа?", — подумала Джен.

Впрочем, ее это не очень занимало. Главное — снять репор­таж, любой репортаж — и передать его.

Наконец Хуан заговорил:

—     Si, да. Я отвезу вас. Только нужно пересмотреть мое жало­ванье. Обстановка изменилась. Сами понимаете, сеньорита, опас­ность очень велика.

—     Понимаю, Хуан, — уже мягче ответила Джен. — Во сколь­ко же вы оцениваете работу человека с вашими талантами в обстановке кризиса?

Почувствовав, что снова овладел положением, Хуан стал раз­мышлять вслух:

—       Видите ли, непредвиденные ситуации могут возникнуть в любой момент. Ходят слухи, что с правительственными войска­ми покончено, и высшие полицейские чины по всей стране аре­стованы. В любую минуту можно ждать волнений.

Джен терпеливо слушала, как Хуан выдвигает все новые дово­ды для повышения платы, время от времени вставляя "понятно" и "угу". Когда он закончил, Джен повторила вопрос.

С наглостью человека, уверенного, что американка никогда не согласится на такую возмутительную сумму, Хуан потребовал удвоить плату. Он не понял одного: Джен была готова повысить ее в четыре раза. Она без колебаний согласилась удвоить жало­ванье, велела ждать ее в вестибюле отеля через полчаса и поло­жила трубку раньше, чем администратор успел вставить хоть слово.