Родная кровь, что миру синевой отсвечивает в жилке, восставит стержень становой движеньем жизни. И ты, впотьмах, посереди ночного плена вновь осязаешь – се Един, разлука тленна. 3
Ночные жители – слова, что к свету стайкой упорно лепятся, в овал слетаясь – стадо закла́нное... но не зазря, ожога ради — так Божий охраняет зрак в земной ограде. 19, 20 м а я ПЕРВОРОДНОЕ Покачаться на каждом листке новорожденном – майское племя, с каждой пташечкой вылить словцо... Посидеть на живом лепестке, отдыхая от долгого плена... И остаться Отцовой овцой, и уйти с «человеков ловцом». В мае – хочется. Просится – жить. С каждой пташечкой с веточки – вжик... Где ты, умница? Вешний простор... Не взлетает овечка на спор... Други – недруги, май-то на что? Он опять соблазняет мечтой. И опять отцветает в кустах... И бессмертная тайна – густа. 20 м а я РАДУЯСЬ ЛЕТУ Мы длинной вереницей идём за синей птицей... Из спектакля «Синяя птица» по пьесе М. Метерлинка И лету радуясь, и щедрый славя день, принявший из глубин родительских, окучиваю тень воздухов голубых, где перья синие – лишь руку протянуть и сбудется... Вотще. Воспринятый в земную простыню, заглядываю в щель меж сферами... Не птичья благодать там властвует уже. И незачем, как дитяткам, гадать — не синее ужель? 20 м а я МОТИВ Мне в ухо дудочка вдувает, что жива моя страна, пока жива народом, которого призванье – пожинать не сладкое... Сия печаль нарочна. Нарочна жизнь. Раз взялся, так живи. Сегодня май в своей последней трети. И нету у живого сдешевить ни шанса, чтобы после не ответить. 20 м а я ВДОГОНКУ Вспоминая весну Отчирикать – как не было. Где вы теперь, соловьи? Не пошарить ли неводом, далеко от земли заломив — запрокинув, что моченьки хватит, шею с подушным ярмом... Лишь не верится очень-то в соловьёв под июня гармонь... 15, 16 и ю н я «Растёшь и умещаешься в душе, неведомой почти...» Растёшь и умещаешься в душе, неведомой почти, в свою вмещая неведомые чьи-то. Но полней не делаешься. Жизнь идёт на скос... Блуждаешь где-то. «Где-то там» почить готовясь исподволь... Но на волне качаешься Глядящего насквозь. Блуждание и колет, и влечёт, но, видно, не найдёшь, не поблуждая... Упёршись Вседержителю в плечо, покоишься, земли́ не ублажая. И ю н ь А ТЫ ГОВОРИШЬ: «ГРУСТНО...» А кто говорит «грустно», вовсе того не знает. Стоит вдали хрустнуть веточке – уж без сна и ждёт самого татя, прячась за все засовы... Так понапрасну тратя, что отдают за слово. 24 и ю н я У ТИБРА Упражнения 2010 1 Зверь Тибра, насельница мест, бродячая римлянка-крыса, чей древний латинский замес едва показался и скрылся в воде, в унисон моему движенью вдоль долгого брега поплыл по волнам оберега... И – глядь – унесён – коемужд! 2 День вычерпан. Рим устоял. Затихли уставшие твари. Но будто «стоит у станка», работая те же товары, не спящий недремлющий Тибр, последний слуга и вельможа первейший... Кому – невозможно ничей – приспособить – мундир. 29, 30 и ю н я «Кто претерпит жару, сдаться холоду сможет ли? Тот...» Кто претерпит жару, сдаться холоду сможет ли? Тот в полынью – что в костёр. Как и прежде, одет в райской смоквы дрожащий листок, на ошибки востёр. Как положено, слаб, но случится – и в поле один будет воином, чтоб строить мир, засевать, ждать плодов, собирать, молотить — не оставить мечтой. И хитёр и горазд, как любая подлунная голь, хоть простак простаком... И толкает вперёд и назад эту землю ногой, отрываясь тайком... Лишь когда отойдёт, распознает, кем был и чем стал, чтобы новый Адам под дрожащим листком – каждый день, что течёт, как вода, в поте жизни листал. |