22 м а р т а 3. К Венеции! Риалто Кто видел всё – бесстрастен. Лишь народ бурлит, передвигаясь по кривой... Под сводами Риалтовских ворот — Венеция! Не птица, не грифон — лев с крыльями – и держится на том. Под щедрым на язычество мостом нет времени – есть камень и вода, плывущие оттуда и туда... 22 м а р т а
4. К Венеции! Торчелло За Муранский маяк, за игрушечный рай кружевниц, где торчит, наклонясь, одинокий хребет кампанилы, заберёмся с тобой или порознь, купив грошевых на «бумажный кораблик» билетов... Спаси и помилуй! Под мозаики свет, под сияние лика Христа входишь, как за края предназначенной доли — здесь родильня, и здесь не магический вызрел кристалл — о, Венеция! Всё – наши до́лги. 22 м а р т а 5. К Венеции! Ночная песнь (Ш о п е н, ре-бемольмажор) Что – ра́вно! Плеск воды. Покачиванье ряда безвременных гондол – попробуй различи... Ночная нагота вселенская... Порядок космический светил – все наши, раз ничьи... С луною по вода́м хожу до утра блеска, не смея отвести ни взгляда... И клавир всё полнится... И вот, рассветной арабеской сменяется ноктюрн... Зевака, поклонись! 23 м а р т а 6. К Венеции! Утром Задвигалась сама, Венеция златая, под чистый перезвон своих колоколов. Что порвано волной, залижет, залатает волною же самой, ничем не уколов... К утру не счесть толпы ни тембров, ни наречий — красавица одна бесстрастна и проста, как давеча – вчера – не первый век – извечно... И, рот открыв, глядят вельможа и простак на лучший из миров земных... Водой хранима, открыта всем путям и ангелам с небес — и солнце достаёт! – что на ночь схоронила, и видят новый сон и зрячий, и слепец... 23 м а р т а 7. К Венеции! Блуждание Мышиный холодок, и запахи, и затхлость, и вечно не найти, что ищешь... Маска льва то здесь, то там – по ней пытаешься... Назавтра придётся повторить вечерний маскарад... Продрогнув наконец, с канала на канавку сворачивая, ждёшь: «последний – и в тепло»... Но нет, здесь лабиринт – не отыскать каналью, и боязно чуть-чуть, и знаешь – поделом. Фонарь, как постовой, едва заметный глазу, остался за спиной и медленно отстал... А ветер в материк втыкается, неласков, толкая взад-вперёд, и водит по мостам... 23 м а р т а 8. К Венеции! Вапоретто Простолюдин, врезающий соху в лагуны пашню, иль вол, покинувший закут, спеша на пажить... Не голубых кровей, ей-ей — скрипит и стонет, но плугу преданность – проверь! — большого стоит... Простолюдин – и тем хорош, и жнёт, и пашет. Не засидится тихарём — «заварит кашу»... 24 м а р т а 9. К Венеции! Вапоретто Горожане и мы, безымянные, сгрудившись, ждём: ржа и скрежет не в счёт, он всегда наготове, и баста. Вольный труженик бодр одинаково и под дождём, и под солнцем, и в ночь, не задумавшись поколебаться... Но колебля волну, поспешает на новый причал, где такие же мы, та же праздность и те же заботы, и попутно уча без надрыва служить и прощать, лишь грошовый билет попросив «за науку» за бортом... . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Сев в московский трамвай дребезжащий и с качкой без волн, глубоко задышу посреди веницейского моря, повторяя – «плыви, как ни трудно, а выплыть изволь»... И не страшен до дна городской прибывающий морок... 25 м а р т а 10. К Венеции! Ответ другу Отечества и дым нам сладок... Г. Державин ...И когда кто-то спросит, откуда Венеции «дым» — не отвечу – зане [1] далеко он блуждает... Дух творит, где живёт. Ну а тот, кто едва нацедил, не обрящет и тли на неплодной лужайке. Не прощает измен Божий дар, хоть держи целый мир в закромах – как в песок, как меж пальцами – втуне... Не болит ли в груди? – Попроси «посильней заломить» у Спасителя душ, и почувствуешь: дымом и дунет... 25 м а р т а 11. К Венеции! Фонари Эти домики – птичьи ли, рыбьи? – а тянет к окну разноцветному... Первый изысканней прочих. Засмотрюсь... И тотчас непременно уткнусь во второй – ни единый не порчен неуменьем сложить два-три цвета. Как мастер горазд ремесла веницейского древнего – зря и тягаться... Здешних предков огни посейчас неусыпно горят, в перекличке гондол на водах далеко растекаясь... Но на привязи флот. Накренившись, чуть дремлет фонарь, за неярким стеклом пряча тайну живого свеченья... Так на клиросе в ночь заступает служить пономарь... Так сияют лучи золотого сеченья. |
