19 с е н т я б р я В НЕОПАЛИМОВСКОМ 1. Дворик В Неопалимовском, где Пушкин, бронза и былое дышит, ты говоришь, что живы – прозой и стихами – ты же. У вставшего Поэта под ногой грибные шляпки... О, Родина! И любо, и на кой по кругу шляться московскому? Здесь юность и итог — поэтов встреча. Я слышу ваш настойчивый исток созвучий в речи. Почти врос в землю старый дом, прибавил тополь в обхвате... Где-то стороной чужбины топот... А здесь физалиса огни, ползут грибочки из-под Поэтовой ноги — руки рабочей Художника, чей матерьял судьба и бронза и кто судьбы не потерял поэта в прозе. 2. Праздник
В Неопалимовском на праздник сердцу рай. Там был балкон и виноград под кобальт, и дряхлый особняк, конюшенный сарай, и кошечка, что лапочкой – царап... Душе царап, когда везде подкопы под Родину, охранною подковой хранимую столетия подряд, покуда новый варвар не потряс. Святая Богородица, чей куст горит и не сгорает. Далёк Синай, а будешь начеку – Она не за горами. И вот уже не надобно подков. И как бы ни готовился подкоп, Москва к Престолу первому приходит, на беглый взгляд к бессмертью непригодна. Но жив Неопалимовский анклав, одетый в несгораемый оклад. 21 с е н т я б р я, Р о ж д е с т в о Б о г о р о д и ц ы ВСПОМИНАЯ ...Степной ковыль, на озере камыш — всё будит память, всё тревожит. Там чайка плачет, там всплакнула мышь, рыдает озеро под вёслами... Как вожжи натянут нерв, задетый поперёк... Соломки подстелил бы, поберёг, но – если б знал... На острове базар ты помнишь птичий? Аж качнулась лодка и вёсла заработали в пазах... Ах, как светло, как пасмурно... Как ломко воспоминанье, въехавшее в быль подвижную, как шёлковый ковыль... 21, 22 с е н т я б р я «Ну и что, что я хотела...» Ну и что, что я хотела быть такой – такой не стала? Били б даже батогом и переставили местами — всё б вернулось, как ни горько, — не цветут зимой цветочки. Не поднимешься ты точно на чужих ногах на горку. Потому – часок хотенью, остальному – время, время... До того, как за́ дверь, с тенью уходя, замочек врежешь. 21, 22 с е н т я б р я ОБРАЩЕНЬЕ Но стихи читать-то можно?! Дождь пошёл. Опять потёмки. Обойти бы все таможни стороной – сквозняк в котомке. Золотой держу подальше — от разбойников, вестимо... На смирение поданный для того, чтобы вместила что вмещается с натугой. То просторен мир, то тесен. Что срисовано с натуры, то и будет. Не до песен. Не до песен, не до писем... Разреши хоть слово молвить. Хоть одно. Второе молча. Но стихи читать-то можно?! 22 с е н т я б р я ПОДСОЛНУХ Бутылочного смуглого стекла с подсолнухом так живописна склянка, что прежние тотчас померкли клятвы о лучшем из цветов... Смотрю в упор, не слыша ненавязчивый укор других... Подсолнух мой головкой вертит и радует, как в детстве. Кто не верит, приди в мой дом, по солнечным часам сверяя быль. Ночь сложит по частям обрывки снов, как лист чужого пазла... Не видеть солнца, видимо, опасно. Подсолнух мой послушник света – жёлт его чепец, его восстали листья, поникшие вчера – уже светлеют лица сошедшихся, и продолжает литься целебный свет с цветочным витражом. 22 с е н т я б р я ЗАТЕМНЕНИЯ. РЯБИНА Затемнения, сумраки, тень по углам – утром комната в страхе. Не помогут ни лук, ни кистень, разве связка горячих кистей заоконных – рябина на страже. Хоть и горько с такой, а светло. Горечь вяжет, но горечь не губит. Это осень – «седой оселок», с ней оранжево губы свело, ну а сердце – в квадрате, не в кубе хорошо хоть... Рябиновый вкус не в новинку. Оглянешься – вечер. Взяли птицы намеченный курс... ...Поутру наполняется куст горьковатою красною речью. 23 с е н т я б р я
ПОДЁННОЕ С осиновым трепетом клён. Осенний осиновый кол. Все клёны, все колья со мной — шагаю с набитой сумой. Не сбросишь суму, как балласт. Мне жизнь говорит: «Ис полла!» Я это же тоже скажу, но в сторону взглядом скошу, к несчастью... Поэтому – кол, бессмертного целого – скол. И – «с райского древа не трожь». И сердца кленовая дрожь. |
