7, 8 о к т я б р я Без заглавия 1 Расставаться с взлелеянным – жуть, как в барак из цветущего сада. Где уже урожая не ждут, проживая в бесплодной осаде стен барачных, прошедшего снов... Тут и осень готовит подножку. Пробирая живот до основ, подстилая снежок под подошву... 14 о к т я б р я, П о к р о в
2 Мой милый, что тебе я сделала?! М. Цветаева Расставаться с взлелеянным – труд. Не даётся и он не по силам. Оставляю вопросы во рту, и в утробе, а то бы – спросила... А замочек повесишь – закрыт вход и выход, и дышишь иначе. И не помнишь, где ключик зарыт, и забота покажется с пальчик. 15 о к т я б р я 3 Говорят, тягою к пропасти Измеряют уровень гор. М. Цветаева Расставаться с взлелеянным – дар тем, кто ростом и впадиной вышел, для кого безответный удар плодороден, чтоб делаться выше. Так прими же – и дело с концом. Может, всё и начнётся за дверью... А любимое было гонцом, или Вестником. Только бы – верить. 15 о к т я б р я СНЕГ ПОШЁЛ Снег идёт... Б. Пастернак Снег пошёл – и всё с начала — бьётся сердце по ночам и так же по утрам... Всё в движении... Начальник испокон Один. Не чаю жизни без утрат. И в полёт пускаюсь вместе с первым снегом (в ушко влезьте, как верблюд в ушко́ — не получится)... На землю опущусь, изведав зелья, с молодым снежком. И останусь. Лишь бы билось сердце дальше – Божья милость малым и большим. Кто каков, узнаем после снегопада... В чистом поле — под землёй в аршин. 15 о к т я б р я ОСЕНЬ Уже по силам счесть на ближнем древе листья. Уже с древесных чресл не стали птичьи литься нам в уши голоса... Уже и сад молчит и всё ясней читаем, листвы не ополчив, где каждый лист считаю — по силам. Полоса далёкая лесов уже готова счёту отдать последний лист... Что как гребёнкой счёсан, лишь ветер-скандалист провёл по волосам. 16 о к т я б р я ОСЕНЬ. ВСТРЕЧИ С БРОДСКИМ В глубине Адриатики дикой... Умберто Саба Чернозём. Фиолетовый грач. Скрип капусты. Рябиновый росчерк в голубом. Осень вышла за грань любованья и гаснет досрочно... Здесь, на родине, жизнь – дефицит, солнце в складчину, свет по талонам... На задворках силён девясил, и забор на задворках поломан. ...В глубине Адриатики – то ж... Если осень. Иосиф подскажет. Затерялся его макинтош в поворотах, в теченье... Подсажен новый зритель на голос, на всплеск, на виденье Венеции... В осень уплываем под плесень и блеск и – в упор – упираемся оземь. 18 о к т я б р я «По осиновым полянам...» По осиновым полянам, по сугробам заполярным погуляли всласть. А теперь пора ответить, сколько пущено на ветер, перед тем, как стлать. Не мягка постелька будет — отвечаем не по букве — а твердят, что пух... Лишь не знаем и примерно поворота (что приметы?!), от какого – Путь. 19 о к т я б р я 19 ОКТЯБРЯ Царскосельский денёк. Как при Пушкине. Путник не в счёт. Он и сам по себе, и чужой, и уже позабытый. Стихотворец о нём сообщить даже нужным не счёл, и вдыхает октябрь – предстоят мировые событья. С бронзой кружится лист, а недавно совсем золотой. Круг друзей ещё здесь, и достаточно вытянуть руку... И ещё на земле. Под ногами лоскутный платок царскосельской листвы, и воронья доносится ругань. Солнце падает вниз. Этот день унесу на плече — тяжелее сума, но родимая ноша не тянет. А о вечере – чур! – помолчим, как о том палаче... О, как жаждешь под солнцем побыть царскосельским лентяем... «Между солнцем и тьмой проложу папиросный лоскут...» Между солнцем и тьмой проложу папиросный лоскут, и в него завернусь, и погреюсь в тепле невеликом. Как в пелёнке. Она не пропустит потоком тоску, хоть ещё не воздух, не завеса, уже не вериги. Просто хочется жить. А на многое сил – в пол-ладонь... Только горсточка, ну – ни полпорции... Милости жажду. И под грузом годов так охота побыть молодой... И в пелёночке стыть чуть полегче, и кутаюсь жадно. |
