Звонит со службы Марина.
— Как ты там? Работаешь?
Стыдно признаться, что нет. Не успел положить трубку — снова звонок.
Какой‑то читатель моих сочинений спрашивает, когда выйдет в свет новая книга?
А мне самому неведомо.
Говорит, будет молиться о том, чтобы все мои книги были изданы.
Можно ли после этого устраивать себе день лени?
Беру авторучку. Какое у нас следующее слово?
ЛЕТО.
Страна лета кажется в детстве огромной. Больше, чем год.
Нет, не, кажется. Так оно и было.
Что произошло со мной? Или со временем?
Сегодня на календаре 21 июня. Вроде бы только недавно установилось настоящее тепло, ощутимо увеличился световой день. И вот через несколько суток он начнёт убывать…
Сейчас ты на даче. Уже видела в лесу зацветающую землянику, первые грибы. Помогаешь дачной хозяйке пропалывать огород. Побывала на речке, на пруду. Учишься кататься на двухколёсном велосипеде. Подражая мне, написала рассказ под названием «Дача».
…Длинное время — семилетней девочке. Короткое время — моё.
ЛИМОН.
Приятель несколько лет подряд приглашал приехать к нему в гости в Тбилиси.
А когда я в конце концов собрался и прибыл, он, встретив меня под вечер в аэропорту, сообщил, что вынужден сегодня же уехать в командировку. На месяц.
— Не огорчайся, — сказал он, усаживая меня в машину, — Мог бы отвезти тебя в свою квартиру, но там тебе будет одиноко. Лучше я отвезу тебя к своей маме Маргарите Васильевне. Поживешь у неё.
Так я с бухты–барахты попал в квартиру дотоле неизвестного мне человека.
— Будем кушать баклажаны с сыром, пить кофе и знакомиться, — сказала очень пожилая худющая женщина с папиросой во рту. — Если начнёте зажиматься, стесняться и так далее и тому подобное, мне станет скучно. Хотите выпить? Где‑то припрятано немного коньяка. Сейчас принесу.
Мы сидели на кухне. Книг на подоконнике, на полках было больше, чем кухонной утвари.
Я уже знал, что она профессор местного университета, лингвист.
— Пожалуй, я и сама с вами выпью, — сказала Маргарита Васильевна, возвращаясь из глубины квартиры с початой бутылкой коньяка. — Сын говорил, вы уже посещали наш город? — На сутки. Очень давно.
— Значит, не знаете Тбилиси! — обрадовалась она. — Сейчас кончается экзаменационная сессия. Освобожусь — покажу вам такой Тбилиси, какого никогда не узнают приезжие.
Она угостила меня ужином, отвела в предназначенную для меня комнату большой квартиры. Как‑то весело запустелой.
За те дни, пока она была занята в университете, я набродился по проспекту Руставели, посетил выставку моего любимого художника Пиросмани, прокатился на фуникулёре, заглянул в заведение «Воды Логидзе», где испробовал знаменитый лимонад.
Город, в котором у тебя нет друга, вообще ни одного знакомого человека, становится скучен и лишь подчёркивает твоё одиночество. Поэтому я рад был возвращаться вечерами, прикупив по дороге кое–какой провизии.
По утрам, да и пред сном она ничего не ела. Чашка кофе и папироса. Зато с удовольствием готовила для меня. Очень вкусно!
Наконец студентов распустили на каникулы. И мать моего приятеля сообщила:
— Завтра с утра отправимся в путешествие по Тбилиси. А вы сами чего ещё не успели увидеть, куда хотели бы попасть в первую очередь?
— В Ботанический сад.
Она несколько удивилась, даже пришла в замешательство. — Прекрасно. Я и сама там никогда не была.
В тот день мы посетили Ботанический сад, неожиданно бедный, неухоженный; совершили длинную прогулку вдоль живописной, но мелководной Куры, а затем нырнули в чудесные кварталы старого города, где у Маргариты Васильевны было полно подруг. И всюду она затаскивала меня в гости. Нас угощали все тем же кофе. А также непременными грузинскими песнями и русскими романсами под гитару или фортепиано.
К концу дня мы оказались в мастерской художника. Застали там большое сообщество пирующих молодых живописцев и поэтов.
Вечер прошёл весело.
Но когда уже в темноте мы вернулись домой, увидели — на лестничной площадке, привалясь к двери, сидит старый, небритый человек с узелком в руках.
— Марго, — произнёс он, с трудом приподнимая веки, — мне нехорошо.
Глаза у него были синие.
— Какого чёрта не звонил?! Где тебя носило? — Маргарита Васильевна кинулась к нему, с моей помощью переволокла в квартиру.
Там мы уложили его на тахту.
— Полюбуйтесь! — сказала Маргарита Васильевна. — Это Вахтанг. Развелась с ним пятнадцать лет назад. Приносит постирать грязное белье. И просит выпить.
— Умираю, — заявил старик. Вид у него был неважный.
— Не обращайте внимания. Притворяется. Сейчас будет просить выпивки.
— Не прошу выпивки. Прошу рюмку коньяка. С кусочком лимона… Если не глотну коньяка — умру.
— Ну скажите, что с ним делать? За что Бог послал мне этого алкоголика?
Я не знал, что и сказать. В конце концов, это был отец моего приятеля.
— В доме нет выпивки, нет лимона, — сурово сообщила Маргарита Васильевна, впрочем, взглянув на часы.
— Можно пойду и куплю? — робко спросил я. — Куда? Начало первого ночи. Все закрыто. — Она тяжело вздохнула. — Ладно! У нас кажется, осталось чуть–чуть коньяка…
— А лимон? — тут же напомнил Вахтанг. — Марго, мечтаю о глотке коньяка с лимоном. Иначе умру.
— Умирай, шантажист!
Маргарита Васильевна вывела меня в переднюю. Позвонила по телефону. И через минуту я шпарил ночным проулком к какому‑то соседу, который выращивал лимонные деревца в своём садике.
Он уже стоял, одетый в пижаму, у калитки…
Я шёл обратно в тёплой тбилисской ночи, поминутно поднося к лицу и вдыхая нежный запах свежесорванного лимона.
ЛИТЕРАТУРА.
Существуют миллионы, если не миллиарды изданных сочинений.
На самом деле хороших книг мало. Мало кому есть что сказать нового, значительного.
Мир очень быстро меняется. И одновременно остаётся все тем же, что и в библейские времена.
Как подать руку одинокому человеку, заблудившемуся среди одиноких людей? Как наиболее просто и доверительно показать ему, что он вовсе не одинок?
Людей приучили убивать время за чтением псевдолитературы. Убивать время своей жизни.
Поразительно, даже читая очень хорошую книгу, многие, развращённые детективами, триллерами и тому подобной чушью, бездумно следят за сюжетом и в упор не видят того, о чём, собственно, книга написана. Так, к примеру, читая «Робинзона Крузо», большинство ухитряется не заметить, что в романе рассказано прежде всего о том, как Робинзон приводит Пятницу к Богу!
ЛОДКА.
Хорошая просмолённая лодка, особенно если она килевая, если весла её легки и не выскакивают из уключин, — это счастье.
Сливаешься с ней. Движешься по вольному морю, по извилистым речкам. Сам себе всадник и конь.
Единственное, с чем не могу примириться, что гребёшь, сидя спиной к направлению движения.
Как жизнь. Всё время видишь прошлое, а чтобы увидеть, что тебя ждёт впереди, приходится выворачивать голову.
ЛОЖЬ.
Сознательно сказанное лживое слово — яд, который прежде всего отравляет лжеца. Если же человек лжёт себе, малодушно боясь взглянуть правде в глаза, — это ещё более губительный яд.
Ложь подобна ядовитой твари всегда таящейся внутри человека. Даже великие праведники чувствовали это в себе.
ЛЮБОВЬ.
Не всякого ближнего я умею любить, как самого себя. Далеко мне до этой высочайшей планки.
Сам же всё время ощущаю Божью любовь, которая приходит через людей…
Неоплатный должник, как я хотел бы, Ника, чтобы чувство тёплой длани Божьей, покоящейся на макушке, досталось и тебе.