У Лени заурчало в животе. Он посмотрел на часы и сказал:

– Пора бы перекусить.

Дед Абатуров, как старшой, дал добро, и Скрепкин начал вытаскивать из погреба банки.

Уже во время обеда дед Семен вспомнил:

– Леонид, набери батюшке… Нужно с ним… это… посоветоваться.

Скрепкин положил ложку, вытащил телефон и поднес его поближе к глазам, чтобы набрать номер.

– Что-то темновато тут стало. Тучи, что ли…

– К дождю, – сказал Коновалов.

– Это плохо, – дед Семен посмотрел в окно. – Опять у нас рекламная пауза получается…

– Тихо! – попросил Скрепкин.

Все замерли, и в избе стало так тихо, что было слышно, как мухи бьются о стекло и ездят друг на друге по подоконнику.

– Абонент не отвечает или временно недоступен. Попробуйте позвонить позднее, – сказал в трубке голос.

– Ну что там? – спросил Абатуров.

– Не отвечает.

– Вот так всегда! Когда кто-то нужен, хрен его найдешь!.. А у тебя, случаем, нет телефонов других батюшек?

Скрепкин развел руками.

– Мракобесы, – сказал вдруг Хомяков.

– Чего? – Скрепкин обиделся.

– Мракобесы, говорю, – повторил Хомяков и зацепил на вилку масленок, – и тунеядцы. Присосутся к старушечьим пенсиям, животы наращивают с жопами, на «мерседесах» разъезжают, дерут баб! Правильно их давили при советской-то власти! Жаль не додавили! Живучие падлы!

Скрепкин кинул на стол ложку и побагровел.

– Слушай, ты, пенсионер персональный! Еще слово скажешь, и я тебе конкретно жопу разорву!

– Давай попробуй! Только это и можете – старикам жопы рвать! Гомосеки-пенкины!

Скрепкин, и без того уже багровый, стал похож на свеклу. Он резко перегнулся через стол, схватил Хомякова за грудки и рванул на себя. Хомяков выскочил из стула и проехался животом по столу. Грибы, помидоры, огурцы – всё полетело в разные стороны. Трехлитровая банка со сливовым вареньем упала на пол, и Мешалкин едва успел отскочить, чтобы варенье не залило ему брюки.

Хомяков проехался по столу, и его лицо оказалось напротив скрепкинского большого кулака. Но Леня не успел ударить. Игорь Степанович приподнялся на руках и врезал Скрепкину лбом по носу. Леня вместе с табуреткой опрокинулся назад. Из его носа потекла за воротник кровь. Он схватил табурет за ножку и кинул в Хомякова. Хомяков пригнулся, табурет, просвистев над его головой, ударил Игоря Степановича по заднице и отскочил Коновалову в живот. Мишка охнул и согнулся.

– Хорош! – заорал дед Семен. – Кончай драку! Это ж дьявол вас искушает!

Но Скрепкин и Хомяков ничего не слышали.

Скрепкин поджал ноги и двинул ими по столу снизу. Стол вместе с Хомяковым и всем, что на нем еще оставалось, с грохотом перевернулся назад, накрыв собой Игоря Степановича. Одна только его голова торчала из-под стола. Скрепкин хотел прыгнуть на столешницу сверху и сплясать на ней, как плясали татаро-монголы на русских князьях. И это было бы концом для Игоря Степановича. Но дед Семен вовремя обхватил Леню за шею и заорал:

– Мишка, Петька, Юрка! Помогите!

Коновалов, Углов и Мешалкин бросились на помощь. И ТУТ СТАЛО ТЕМНО.

Все застыли и повернулись к окну, за которым черный диск луны почти полностью закрыл ослепительный диск солнца. Только маленькая узкая долька солнечного месяца еще оставалась на небе. Но через секунду не стало и ее. Деревня погрузилась во мрак.

– Что это? – послышался из темноты испуганный голос Углова.

– Никак, Конец Света! – пробормотал голос Абатурова.

– Господи! Боже мой! И мертвые встанут из могил и позавидуют живым, что те – живые, а они – мертвые! Свят-свят!

– Да какой на фиг Конец Света! Затмение это! Как и обещали! – сказал голос Мешалкина.

– Кто обещал? – спросил Коновалов.

– По телевизору! Я когда в деревню выезжал, слышал по телевизору у тещи. Сказали, что в воскресенье затмение будет солнечное.

– И тьма поглотила свет, – задумчиво произнес голос Абатурова. – Если это и не конец всему (что навряд ли), то однозначно херово. Ибо не может быть хорошо то, что забирает свет!

– Князь Игорь, – раздался голос Хомякова, – великий древнерусский полководец… Меня, кстати, в его честь назвали…

– То-то ты выеживаешься много! – перебил голос Скреп-кина.

– Князь Игорь, – Игорь Степанович проигнорировал замечание Скрепкина, – когда собрался на татар, тоже наблюдал солнечное затмение. Ему старые люди говорят: Куда ты, на хер, отправился?! Это дурной знак!А он сердцем чувствовал, что, и правда, знак дурной, но все равно поехал, чтобы никто не мог подумать, что он обосрался! Да, я пойду,– подумал он.

– И голову, сука, сложу! Но зато от моей доблести русский боевой дух будет высокий!

– Это я подобную историю читал в Кремле, – раздался голос Мешалкина, – в том соборе, где гробницы всяких царей стоят, не помню, как называется. Я детей водил на экскурсию. Вот. И прочитал на одной плите, что там похоронен один князь по фамилии, кажется, Кучка. Он поехал в Орду просить у татар Золотой Ярлык на княжество. Ему татаро-монголы говорят: Якши, русич. Ярлык тебе дадим, пожалуйста, не беспокойся. Но согласно нашему татарскому обычаю ты должен за это три раза пройти между очистительными кострами и один раз упасть в ноги хану… – Ну уж это вам хер! —Кучка им отвечает: – Не станет русский православный христианин ваши басурманские обычаи справлять!.. – А тогда, —татары ему говорят, – мы тебя, русич, будем мучать и на кол в конце концов посадим! Поклонись лучше и походи между костров!..А он тогда сказал: – Хрен! Пусть я на кол сяду, но зато русский дух будет выше татарского!И татары его жестоко пытали, а потом посадили на кол, после чего скормили собакам. Но сами восхищались его мужеством, вернули кости на родину и посмертно дали ему Золотой Ярлык. И этого Кучку за его подвиг православная церковь канонизировала в святого.

– Круто! – сказал Скрепкин. – Я только такого святого чего-то не помню.

– У нас на Руси святых столько, что всех не упомнишь, – сказал Абатуров. – Русь – святая земля.

– А не Израиль никакой, – добавил Коновалов.

– В России, – сказал Мешалкин, – рождается много людей, которые совершают загадочные поступки, и из уважения к этой загадке, многих из них делают святыми, чтобы помнили.

– Русский народ – народ богоносец, – сказал Скрепкин. – Господь дает русским самые сложные задания, смысл которых понятен только ему самому.

– Русские – камикадзе воинства Христова, – сказал Мешалкин.

– Пошли на улицу, – сказал Углов, – отлить надо.

– А где дверь-то?

– Да вроде там где-то…

– Погодите, – Скрепкин зажег своё золотое ZIPPO. Язычок желтого пламени выхватил из темноты очертания предметов и лица людей. Лица людей в неровном освещении зажигалки выглядели как-то не очень. Особенно болезненно выглядело лицо Хомякова с шишкой на лбу. Хомяков был похож на зомби.

Все вышли на крыльцо и помочились во мрак.

– А надолго это затмение-то? – спросил Коновалов.

– Да минут вроде на пять, – Юра застегнул зипер. – Я по телевизору слушал, как у одного жирного психолога ведущий спрашивает: Вот, мол, не могут ли люди испытать во время затмения психический стресс, как животные. Потому что животные во время затмения ведут себя неадекватно. Воют, скулят, рычат, кусаются. А летучие мыши, думая, что наступила ночь, начинают летать…А психолог говорит: Так это ж только на пять минут…

Вдруг протяжный волчий вой прорезал тишину и темноту. Что-то пролетело рядом с людьми.

– Е-пэ-рэ-сэ-тэ! – Мишка поежился. – Ненавижу летучих мышей! Нерусская тварь! И дельфины тоже! И кенгуру! И жирафы в пятнах! И бегемоты! Всех их не очень… Но особенно летучую мышь! Потому что остальные нерусские животные у нас и не водятся! А эта тварь нерусская всё у нас засрала! Русские животные – это кошки, собаки, мыши полевые, канарейки и змеи-гадюки!..

Волчий вой раздался совсем рядом.