В чине св. крещения, употребляющемся в церкви и до ныне, требуется от восприемников, чтобы они за крещаемого отреклись «от дьявола и всех дел его, и всея гордыни его». Возможность же существования бесноватых, как действительно одержимых злыми духами, церковь признает тем, что имеет особый чин «об избавлении от духов нечистых». Это последование вместе с тем открывает нам и несомненную веру церкви в силу имени Христа и данную Им пастырям церкви «власть над нечистыми духами, чтобы изгонять их» (Мф. X, 1).

Итак, все убеждает нас в бытии злых духов: и предание народов, и здравый разум, освещаемый светом Божественного Откровения, и опыт святых подвижников и, наконец, верование церкви. Поэтому, как говорит о. Иоанн кронштадтский, «упорное неверие в бытие злых духов есть настоящее беснование, ибо идет наперекор истине, – наперекор божественному Откровению [232]; отрицающий злого духа человек уже поглощен дьяволом (1 Петр. V, 8) и, сидя во тьме и сени смертный, не в состоянии зреть Солнце правды. (См. кн. игумена Марка: «Злые духи», Спб. 1899 г.).

Рационализм отрицает возможность и действительность существования сатаны и других злых духов в качестве живых личных существ. Это, конечно, следствие отрицания им бытия всяких духов вообще или ангельского мира вообще. Но в данном случае, смешивая намеренно или ненамеренно библейское учение о злых духах с вульгарными простонародными о них представлениями и изображениями, дьявола в поэзии (Люцифер и все демонические типы, как Манфред, Каин и др. у Байрона, Мефистофель у Гёте, Демон у Лермонтова), мало или вовсе ничего с ним общего не имеющими, рационализм, кроме разных посторонних соображений, старается указать в самом христианском учение такие черты, которые делают его невероятным или неправдоподобным в психологическом и других отношениях. Из бесчисленных возражений, собранных и выставленных особенно Шлейермахером, указать можно более важные:

а) Немыслимым представляется такое глубокое падение, при котором все существо из доброго делается злым, и при том вследствие однократного греховного акта. – Но такое падение совершенно естественно для высшей ангельской природы, особенно могущественнейшего из ангелов. Его отпадение от Бога не было делом внешнего обольщения, как отчасти это было у людей в раю, не было делом слабости, но твердо принятым, сознательным и намеренным решением собственной воли, воли не человеческой, но могущественной воли, и ума не человеческого, но ангельского. Кто высоко стоит, тот низко и глубоко падает; это общий закон, наблюдаемый и в человеческом нравственном мире. – Закон вполне понятный. Чем богаче натура в человеке, тем, конечно, сильнее, глубже и шире все её проявления, – как в дурном, так и в хорошем: посредственность во всем остается посредственностью, гений – велик во всем. Кто глубоко чувствует и желает, тот глубоко и падает при дурном направлении воли; кто глубоко мыслит, тот глубоко и ошибается: дерево никогда не ошибается, ибо оно не мыслит; животное редко и мало ошибается, ибо оно редко и мало (плохо) думает; глупый человек ошибается больше, но ошибки великого ума ужасны. В природе ангельской все существует и совершается в необычайных для человека размерах; ничто в нас не может сравниться с силою, глубиною, могуществом всех движений их духовного существа: эти движения сильны, быстры и бесповоротны. В человеке самые немощи тела и духа, его слабость и телесность служат часто ограничением греха или злой воли. Решения злой воли находят препятствия к своему осуществлению и свое ограничение в том, что часто начало свое они берут в неустойчивых и изменяющихся движениях тела, внешних впечатлений или чувств, быстро изменяющихся и заменяющихся новыми, одним словом – со вне, а не в самой глубине духа. Мир внешний с разнообразными его впечатлениями не дает злой воле (злу) сосредоточиться внутри, раз оно появилось, выманивает его наружу и тем самым обессиливает, делает его поверхностным и мелким, так что рассеянность служит человеку на пользу. Служит ему на пользу и скука, и усталость, и ограниченность пространством и временем всех движений или актов его ума, воли и чувства, вследствие чего и акты зла души требуют напряжения, времени, вместе с тем влекут за собою усталость и отдых. И самая мысль в человеке, как бы ни была она быстра, подлежит мере времени (1/6 сек.) и пространства (впечатление доходит до сознания от периферий к центральному органу 90 футов в секунду). Но ничто не связывает ангела во всех актах и движениях его существа: ничто не отвлекает его от самого себя, везде он наедине с собою, не может он, даже если бы хотел, укрыться от самого себя за телом и внешним миром, – уйти своими силами во внешний мир: его силы не отвлекаются и не расходуются на стороне в борьбе с материею и для борьбы с нею, но сосредоточиваются, ничего не теряя, в нем самом. Ничто не замедляет и не ослабляет безумство действующего и никогда не требующего отдыха его духа; не находит для себя границ злая воля его во времени: движения его мгновенны, быстры и не подлежат измерению; нет границ им в пространстве: быстро переносится ангел с места на место, куда влечет его злая воля, и нет для нее никаких физических препятствий!

б) Неправдоподобным представляется в высшем ангеле с его высоким и светлым умом безрассудное намерение сравниться с Богом или, по крайней мере, стать от Него независимым. – Но намерение это возникает в ангеле под влиянием охватившей его страсти гордости, которая никогда не делала и не делает никого умным подобно всем страстям, если не больше (любовь, ревность, зависть, тщеславие и проч.). Давно уже сделалось избитою истиною, которую, однако, здесь приходится повторить, – что страсть ослепляет и подавляет рассудок, и это в особенности приложимо к греховным страстям. Всякий грех в отдельности несет с собою, в различной мере – сообразно со своею важностью, ужасное наказание для человека: он делает его из разумного существом неразумным. Это иначе и быть не может в виду тесной связи между всеми сторонами духовной деятельности и несомненной связи между познанием и сердцем. Ошибки сердца – отзываются и в уме, и это не только в сфере практической, но и научной, где сплошь и рядом видишь действие этого закона, по которому мышление несомненно» даровитых и сильных умов поражается каким-то бесплодием, пустотою и неизменностью, когда этим сильным и не мелким умам не достает благородного сердца, возвышенного характера. Ложь сердца влечет за собою ложь в и уме и при том в таких сферах ума, как научное мышление, где, по видимому, действует так-наз. «чистое мышление»; но «от нечистого что будет чисто, и от лживого как истина?» (Сир. XXXIV, 4). Неразумие во всем, более или менее явное, это первое проклятие греха, который по существу своему есть неразумие, т. е. отрицание разумного. – Анализ возражений, вышеизложенных под “а” и “б”, таким образом, лишь только с ясностью обнаруживает психологическую правдивость христианского учения о дьяволе, нисколько его не колебля.

в) Собственно учение о злых духах, говорят рационалисты, есть чуждый Библии элемент: оно появляется не раньше возвращения иудеев из плена вавилонского, а потому несомненно вынесено иудеями оттуда и, конечно, из персидской мифологии с чрезвычайно развитою демонологиею. Ко времени Иисуса Христа и апостолов оно настолько уже успело распространиться и утвердиться в народе, что в его религиозном сознании стало на степень догмата. Поэтому Иисус Христос и апостолы, не оспаривая этого верования и в то же время де разделяя его, высказывались мимоходом по этому предмету в общих ходячих выражениях своего времени приспособительно к языку и понятиям его, не давая им особенного значения (аккомодация [233]). – Это странное утверждение о послепленном происхождении учения о злых духах в Библии (когда о дьяволе упоминается уже в Быт. III) получается лишь благодаря произвольному утверждению отрицательной библейской критики о позднейшем происхождении книг, написанных до плена, как кн. Иова (гл. I), кн. Царств (1 Цар. XVI, 14…; XVIII, 10…; XIX, 9: XXVIII, 16; 2 Цар. XXIV, 1; XXII, 20…), Паралипоменон (1 Пар. XXI, 1; 2 Пар. XVIII, 19). Дьявол упоминается во Второзаконии Моисея (XXXII, 17), в Псалмах (CIV, 37) и Пророках (Ис. XIII, 21 ср. Апок. XVIII, 2; Ис. XXXVI, 14). Кроме того, библейское учение о дьяволе и злых духах носить существенно другой характер, чем учение о них в религии персидской: а) здесь это – личные существа, в парсизме – олицетворения или представители злых явлений и сил природы; б) здесь злые духи представляются таковыми не по самой природе, а вследствие своего свободного уклонения от добра, ибо они так же, как и все, сначала были добрыми и произошли от Бога, в парсизме – они злы по самой своей природе, и т. п. Наконец, о национально – еврейском, а не чужеземном характере верований евреев в злых духов свидетельствует то обстоятельство, что самыми ревностными приверженцами их были ревнители закона и первые патриоты – фарисеи.