В левой части разлинованного на две вертикальные половинки листа Смирнягин написал:
1. Ваза из стекла и металла, на титановой подставке – Листов.
2. Титановая коробка с двойным дном для часов – Хохлов.
3. Титановая шахматная доска с двойным дном – Дедов.
На этом список в левой части листа бумаги оказался исчерпанным.
Зато в правой части записей оказалось гораздо больше.
4. Зонтик с титановой ручкой.
5. Плоский титановый чемоданчик.
6. Титановый футляр для складного оружия.
7. Книга в титановом окладе.
8. Кортик в титановом корпусе.
9. Теннисная ракетка с титановой ручкой.
10. Титановая рама под картину.
11. Настольная лампа на титановой подставке.
12. Титановая коробка для сигар.
13. Настольный календарь на титановой подставке.
14. Титановая рамка для фотографии.
15. Настольные часы в титановом корпусе.
Когда Исаков без каких-либо документальных подсказок продиктовал ему весь список, Смирнягин задал ему всего лишь два вопроса. Каков унифицированный код доступа к каждому из контейнеров? При каких обстоятельствах контейнер превращается в бомбу?
– Мои умельцы заложили во все контейнеры единый принцип доступа к ним, – деловито сообщил Михалыч. – ты угадал. В каждый встроен миниатюрный микрофон, на который перед закрытием сейфа заносится кодовое слово или фраза голосом его обладателя. А открывается он, естественно, реагируя не только на произнесенный кодовый текст, но и на индивидуальность голоса. Вот так. Кто уж там и что записывал в микрофоны – мне неведомо. А ответ на ваш второй вопрос очевиден. Любое несанкционированное вскрытие ведет к довольно разрушительному взрыву.
– Жестоко, – грустно произнес Смирнягин.
– Увы, так была поставлена задача.
– И что же? Даже вы не сможете, так сказать, деактивировать свое детище?
– Увы, увы.
– Ну, допустим, к примеру, ты назвал кортик. Его, что же, нельзя извлечь из ножен без кодового слова?
– Представьте себе, товарищ полковник, каждый из сейфов снабжен миниатюрным замком. Даже рамка для картинки. И без правильного вскрытия замочка картинку-то не извлечешь.
– И что, даже ты не можешь отменить собственную же заморочку?
– Увы. Так была поставлена задача, – в очередной раз произнес Исаков. – Я сам целый месяц тренировал все эти приборы.
– А на голос своего родителя они никак не реагируют? – с неожиданно наивной надеждой спросил Смирнягин. – Если, например, мы принесем тебе один из контейнеров.
– И что, код принесете? – засмеялся Михалыч. – Нет, не смогу. Так была поставлена задача.
– Да, задача, – сказал вслух Смирнягин.
«А что, может, именно здесь и есть шанс? Пусть маленький, но все же шанс. Может, Хохлов пойдет дальше?»
Если бы Смирнягин мог читать мысли на расстоянии, то узнал бы, что именно сейчас в разговоре с Дорошиным бывший министр высказал опасения, родившиеся в ходе недолгих размышлений после встречи с одним из руководителей следственной бригады операции «Меморандум».
– Я уверен, эти ребята не остановятся ни перед какими трудностями. Если не доберутся до меморандума, так сказать, мытьем да катаньем, пойдут «ва-банк». Попытаются выкрасть контейнер у кого-то из гарантов, отнять не знаю что еще. Но повторяю – у меня такое ощущение, что они не остановятся. А это приведет к гибели людей. Надо ли это гарантам?! По-моему, никто из нас, ставя свою подпись под документом, этого не предполагал.
Дорошин слушал его весьма внимательно, опершись подбородком на спинку стула, на котором сидел, как обычно любят сидеть дети, – задом наперед. Его рыжеватая борода, как и глаза, смотрели в пол. Он отлично понимал треволнения Хохлова. Тот как-никак по-прежнему оставался государственным чиновником высокого ранга и не мог не видеть возможных последствий нежелательного развития событий. Пребывающие же в благостном неведении некоторые другие гаранты, по-прежнему еще находящиеся на госслужбе, также вряд ли обрадовались бы «шансу» кровавого выяснения отношений.
– И что вы предлагаете? – после затянувшейся паузы наконец спросил Дорошин.
– Вы помните бредовые идеи Аудитора? По крайней мере, они тогда показались мне такими.
– Конечно, помню. А мне они тогда совсем не показались бредовыми.
– Тем более, – быстро согласился бывший министр внутренних дел. – Вот я и предлагаю запустить машину «доставки» меморандума столь жаждущим его получить следователям. Хотите, даже сочините новый текст. Сдадим его.
– А в настоящем-то что плохого? – обиделся Дорошин. – Его составляли умные люди.
– Я не в этом смысле. Упаси бог. Может, просто сегодня нужна другая энергетика, столько лет прошло, – пробормотал Хохлов. – Я в этом не очень силен.
– Нет уж. Я, конечно, посоветуюсь. Но практически, я уверен, нас не поддержат. Действительно, никто из гарантов, ставя свою подпись под меморандумом, не желал крови. А кровь, как вы передали настроения противной стороны, боюсь, действительно появится. Они забоялись. И больше всего знаете чего?
Хохлов изобразил на лице видимость интереса. На самом деле он понимал, чего «забоялись» кураторы Смирнягина и его приятеля из ФСБ Мацкевича. Неведения. Брожения впотьмах. Этого боятся все. Будь они саперы, политики, асы спецслужб, хирурги…
– Это не может продолжаться долго, – сказал он, обращаясь больше к самому себе, чем к рыжебородому, по-прежнему продолжающему сидеть задом наперед на стуле и разглядывать фактуру паркета. – Я постараюсь проработать вопрос. Прежде всего с нашим Факелом, – скаламбурил Хохлов. Речь шла об одном из идеологов меморандума – руководителе нефтегазового холдинга Огневе.
Дорошин встал первым. Собственно, говорить больше было не о чем.
Не прошло и недели, как он отзвонил Хохлову и без каких-либо объяснений сказал:
– В команде нет единого мнения. Но в связи с этим родилось встречное предложение. Поручить вашему молодому супермену изъять контейнеры у самых нестойких наших единомышленников. Или по крайней мере очень, очень сильно напугать их. Чтобы держали язык за зубами. Вы хорошо меня поняли?
Хохлов понял все хорошо. Ему предлагалось «сыграть» некую «возню» вокруг гарантов и тем самым подтолкнуть спецслужбы на ответные действия. А там, как говорится, видно будет. Поморщившись, он тем не менее согласился, что такая подготовка не лишена смысла, и позвонил Аудитору.
Зонтик для Кандидата
Ноябрь 2003 – март 2004 года. 28 месяцев до объявления референдума
Глава 1
В своем лондонском доме Борис Платонович Эленский нетерпеливо ждал звонка из Киева от своего нового знакомого и, похоже, партнера Демури Жордания, киевского бизнесмена и ближайшего сподвижника оппозиционного кандидата в Президенты Украины. Тот давно должен был позвонить, но телефон молчал.
У хозяина дома, большого и не очень уютного, было время подумать над ситуацией, которая теперь развивалась уже независимо от него. Как там, например, сейчас в далеком Киеве?
Он налил в стакан минеральной воды без газа и сделал пару маленьких глотков.
Грандиозная комбинация с подписанием в декабре 1999 года политического меморандума, который, по мнению Эленского, давал российским политическим и экономическим элитам гарантии стабильности в постураловской России, вступила в новую, очень важную фазу.
Прошло ровно пять лет, как в представительском офисе банкира Александра Духона в Москве они кроили формулировки этого документа. Кроили скорее так, на всякий случай, больше для страховки, чем для дамоклова меча, предназначенного прежде всего преемнику Уралова накануне его чудесного превращения в российские Президенты.
