Янис поднял голову, чтобы взглянуть на портрет, но не увидел его на прежнем месте. Портрет исчез. На обоях виднелось темное пятно. Не веря глазам, Ян осмотрел стены. Без знакомого фото они выглядели осиротевшими и как бы обкраденными. Тут было над чем задуматься. Слишком многое стало непонятно в родном доме. Янис решил не спрашивать, зачем мать убрала портрет отца. Разве мало вопросов он уже задал и получил ответы, но легче ему от этого не стало!

Булыжники во дворе были мокрыми. Снег почернел.

Подчинившись внезапному порыву, Янис быстро надел пальто и вышел на крыльцо. Он понимал, что поступает неразумно. У него нет документов. Любой шуцман мог его задержать. Но ему вдруг безумно захотелось глотнуть свежего воздуха!

...Город словно вымер, хотя обычно в этот час женщины с сумками шли в магазины, а мужчины выстраивались в очередь возле пивного бара. Янис медленно побрел вдоль стены, инстинктивно стараясь сжаться в комок и стать незаметным.

С ним, однако, ничего не случилось, и страх постепенно пропал. Он остановился возле двухэтажного дома, в котором жила Мария, вошел в темный подъезд и поднялся на второй этаж. Это, конечно, было нелепым. Мария не могла здесь оказаться. И все-таки произошло уже так много чудесного, что Янис подсознательно допускал возможность еще одного чуда. Но чуда не произошло. Постучавшись в квартиру, Ян не дождался ответа.

Перед тем как уйти, он нацарапал на клочке бумаги несколько слов и опустил записку в почтовый ящик. Он написал: «Я здесь. Янис». Если записка попадет в руки постороннего, ничего страшного не произойдет. Мало ли Янисов в Риге?

Он осторожно выглянул из подъезда и, убедившись, что улица по-прежнему пуста, быстро вернулся на свой двор.

По пути он проклинал себя за легкомыслие. Спастись от смерти и самому вылезть под пули! Человек, поступающий так, недостоин подаренной ему жизни.

Не чувствуя под собой ног, Ян вбежал в дом. На всякий случай он задвинул щеколду. Так безопаснее. Мать постучит, и он ей откроет.

Наступили сумерки. Ян был обречен на одиночество до утра. Он лег и попытался уснуть.

Услышав, что скрипят ступеньки лестницы, ведущей из кухни на захламленный чердак, он решил, что бредит. Лилия давно ушла, дом был пуст. Он открыл глаза, сел. По ступенькам в кухне кто-то спускался — медленно, стараясь не шуметь. Янис узнал шаги матери, а через минуту сквозь полуоткрытую дверь в кухне мелькнул ее голубой ситцевый халат. Яниса охватило изумление. Когда Лилия успела войти в квартиру? Ведь засов был задвинут изнутри. Значит, она пришла, пока он бродил по улице. Но как же ее работа? И что ей понадобилось на чердаке, куда никто не заглядывал много лет?

Лилия вошла в комнату, устало опустилась на свою кровать. За ширму она не посмотрела и не заметила, что сын проснулся. Янис спросил:

— Что ты делала на чердаке?

Мать вздрогнула и побледнела так сильно, что лицо ее на миг стало незнакомым. Впрочем, она тотчас овладела собой и ответила:

— Я вытирала пыль на лестнице, ведь в кухне хранятся продукты.

Янис не усмотрел в ее объяснении ничего особенного.

— Знаешь, я давно собираюсь с тобой поговорить, — после паузы обратилась к нему Лилия. — Тебе опасно оставаться здесь. Пока ты болел, мы жили как на вулкане. Ты заметил, что я даже не открывала штор, боясь любопытства соседей? В любое время могли нагрянуть шуцманы. Возможно, кто-нибудь уже пронюхал про тебя. Теперь ты здоров. Что ты намерен делать? Ты ведь взрослый и, наверно, уже подумал, чем заняться в это тяжелое время?

— Во всяком случае, я не собирался всю войну проваляться в постели! — немного уязвленный, ответил Ян. — Но как быть с документами? Без них меня в два счета зацапают!

— Об этом я уже позаботилась. Возьми, — Лилия достала из сумочки добротный немецкий аусвайс на имя Рудольфа Волдиня, слесаря из Цесиса. Янис удивленно уставился на свою фотокарточку, переснятую с довоенного снимка.

— Я нашла бланк у хозяина, — объяснила мать. — Мне оставалось только его заполнить. С этим можешь ничего не бояться. Попытайся устроиться на работу и снять комнату. У меня тебе оставаться неудобно. Ты не прописан, а с этим сейчас очень строго. Деньги на первое время я для тебя достану.

— Да разве в деньгах дело? Я должен как-то связаться с нашими! — вырвалось у Яниса. Мать пристально посмотрела на него:

— С какими «нашими»?

— Ну, с нашими, заводскими... С комсомольцами! Может быть, ты решила, что я собрался спасать свою шкуру? Но я тоже комсомолец! Я уверен, кто-нибудь остался в городе и борется с фашистами!

— А тебе известно, что фашисты хватают людей прямо на улицах и каждую субботу расстреливают их в Бикерниекском лесу? — тихо спросила Лилия. — Как ты собираешься бороться?

— Я еще не знаю, — признался Ян. — Но я найду друзей, и меня научат!

— Будь осторожен, — отвела глаза Лилия.

— Не бойся за меня. Страшнее Саласпилса ничего не будет!

— Бывает и страшнее, — проронила она, надевая шубку.

...Едва рассвело, Ян оделся и покинул свое убежище. По улицам брели редкие прохожие. Мать сказала Янису, что на «Вайрогсе» теперь авторемонтный завод. Янис, конечно, не собирался поступать на «Вайрогс». Там его слишком хорошо знали, а ведь у него были фальшивые документы. Он хотел, побродив возле завода, отыскать кого-нибудь из верных людей, комсомольцев и расспросить про Марию.

В первый день это ему не удалось, зато комнату он снял без труда в районе Юглы у полуслепой старушки. На другое утро мать и сын расстались. Лилия положила в чемодан вещи Яниса, завернула в газету буханку хлеба, окорок и сказала:

— Сюда приходить не надо. Я сама тебя навещу, как только выберу минутку. Умоляю, не забывай об опасности!

Спустя неделю Янис, слонявшийся с утра до вечера вокруг «Вайрогса», приметил высокого парня, который показался ему знакомым. Ян догнал его на Воздушном мосту. Оказалось, что они и впрямь встречались в первые дни войны в госпитале, где работала Мария. Парень тогда был с винтовкой, и Мария перевязывала ему руку.

— Привет! — обрадованно сказал Янис. Парень, не оборачиваясь, ускорил шаги. — Да погоди! — схватил его за рукав Янис. — Ты разве меня не помнишь? Я тоже был в истребительном отряде. А теперь вот работу ищу.

Буркнув что-то неразборчивое, парень продолжал путь.

— А про Марию Спрогис ты случайно ничего не слышал? — затаив дыхание спросил Янис.

— Не знаю я никакую Марию! И тебя не знаю! — угрожающе сжал кулаки парень. — Проваливай!

Янис растерянно остановился.

Утром он неожиданно встретил еще одного знакомого, да какого! Клепальщика Скроманиса, командира отряда рабочегвардейцев, которого Янис так и не смог отыскать в дни отступления. Скроманис, оказывается, жил в том же доме, где Ян снимал комнату. Увидев его во дворе, Янис радостно бросился к нему, но остановился, пораженный холодным взглядом клепальщика.

— Гуляешь? — недобро спросил Скроманис.

— Работу ищу, — ошеломленно ответил Ян. — Выходит, вы тоже здесь!

— А я думал, ты давно на работе, — сказал Скроманис, оставив без внимания последнюю фразу. — Только специальность сменил.

— Как сменил? — не понял Янис.

— Обыкновенно! — сплюнув под ноги, клепальщик отошел прочь.

— Погодите! — окликнул Ян, которому пришло в голову, что Скроманис мог вернуться в Ригу не сам по себе, а выполняя какое-нибудь задание. — Нам бы поговорить по душам! Я знакомых ищу, одному-то плохо сейчас. Вы товарищей из нашего отряда не встречали?

Клепальщик угрюмо смотрел на него.

— А про Марию Спрогис случайно не слыхали? — прибавил Ян, вконец оробев и не понимая, почему Скроманис не хочет с ним разговаривать.

— Мария тебе нужна?

— Неужели поможете? — обрадовался Янис, увидев, как сузились его глаза. — Не отказывайтесь! Вам что-то известно!

— Помогу, — помолчав, пообещал клепальщик и ушел.

...В начале апреля Янис отыскал, наконец, работу. Владелец велосипедной мастерской согласился взять его за харчи и пятьдесят марок в месяц.