Янис неловко переминался с ноги на ногу. Он еще не забыл историю с пионерским отрядом. Может, действительно вступить? Янис решил посоветоваться с матерью. Лилия мало изменилась. Как и прежде, она исправно выполняла работу в цехе, не препиралась с мастером и не посещала митинги. Только уставать она стала больше: под глазами появились синие круги, а на лбу и в уголках губ прибавилось морщинок. Мать и сын уже давно не ездили вместе по воскресеньям за город. В свободные дни Лилия теперь уходила из дому одна. Исчезала она иногда и по вечерам. Янис ни о чем ее не расспрашивал. Он догадывался, что мать с кем-то встречается. Что ж, Лилия была красивой, видной женщиной, теперь-то Янис это понимал и уважал ее за достоинство и строгость, с которыми она держалась. Как и в детстве, он очень ее любил и верил всему, что она говорила. Они стали еще больше похожи друг на друга: оба светловолосые, молчаливые, не боящиеся никакого труда. Подобно матери, Янис не любил вмешиваться в то, что его не касалось, и зря привлекать к себе внимание. А глаза у него были отцовские: темные, упрямые, с длинными черными ресницами.

— Как думаешь, стоит мне сейчас вступить в комсомол? — спросил он вечером, после разговора с Марией.

— Что значит — стоит или не стоит? — внимательно взглянула на него Лилия. — Ты для себя хочешь стать комсомольцем или для других?

На такой мудреный вопрос Янису трудно было ответить,

— Ты уже взрослый, кроме того, ты рабочий, — сказала мать ласково и твердо. — Поступай так, как тебе велит твоя рабочая совесть. Главное, всегда будь вместе с народом!

— А ты? — как-то само собой вырвалось у Яниса.

Покраснев, Лилия отвела взгляд. Ответила она не сразу, и голос ее вздрагивал:

— Я женщина, а ты мужчина. Мне бы хотелось, чтобы ты вырос настоящим мужчиной!

Так он и не понял, что же она ему советует.

На другой день работа на «Вайрогсе» была неожиданно прервана по гудку. На площади возле конторы собралась толпа. На крыльце появился высокий человек, обросший черной бородой. Янис узнал отца Марии Карла Спрогиса. Он не успел даже удивиться тому, что Спрогиса задолго до окончания срока выпустили из тюрьмы.

— Правительство Ульманиса низложено! — крикнул Спрогис. — Создано народное правительство под председательством доктора Кирхенштейна! Уже отдано распоряжение о немедленном освобождении всех политических заключенных! Все к тюрьме! Встретим наших товарищей!

Возгласы радости раздались на площади:

— Да здравствует Советский Союз! Долой фашизм!

Янис кричал вместе с другими. Восторг охватил его. Вдруг он увидел рядом мать. Лицо ее сияло, а глаза были полны слез.

— Почему ты плачешь? — удивился Янис.

Лилия не ответила, и толпа вынесла их к воротам. Это был незабываемый день! Возле Центральной тюрьмы собралась вся Рига. Над морем голов реяли красные знамена. Из тюрьмы вышли бледные арестанты с узелками в руках и смешались с ликующим народом.

Несколько недель промелькнули, как в тумане. Лилию будто подменили. Янис ее просто не узнавал. Теперь она всегда была такой, как раньше, в короткие минуты в лесу. По вечерам, распевая песенки, она отглаживала утюгом платья и блузки, стирала занавески и мыла полы, словно готовясь к приходу гостей. По утрам подолгу смотрелась в зеркало, каждый раз по-новому укладывала свои белокурые волосы, глаза ее иногда становились тревожными, она с грустью вглядывалась в свое отражение, но скоро на ее губах вновь появилась счастливая улыбка.

— Ты кого-нибудь ждешь? — не вытерпев, спросил однажды Янис.

— Жду? — переспросила мать в замешательстве. — Что за глупости! Кого я могу ждать?

Как-то в конце августа Янис проснулся ночью. Кровать Лилии была пуста. Он выглянул в окно.

Мать стояла на крыльце, кутаясь в платок, и разговаривала с мужчиной. Он был без шапки. Ветер трепал светлые, как лен, волосы. Янис вспомнил, что видел его несколько лет назад в лесу. Значит, Лилия все еще встречается со своим белобрысым знакомым?

— Как же это? Как же? — донесся растерянный голос матери.

— Я все понимаю, — вздохнул мужчина. — Но другого выхода нет. Так нужно.

— Хорошо, — помолчав, тихо сказала Лилия. — Но по крайней мере мы сможем увидеться?

— Постараемся что-нибудь сделать.

— Что ж, до свиданья...

Мужчина пожал ей руку и исчез. Лилия опустилась на крыльцо, закрыв лицо руками.

Янис забрался под одеяло, сдерживая дрожь. Он, конечно, все понял. Мать надеялась, что теперь, когда наступила новая жизнь, сможет открыто встречаться со своим другом. Именно для него-то она прибирала в комнате и делала прическу. Может, даже рассчитывала выйти за него замуж. А он, значит, отказался. Янису было мучительно жалко Лилию, но не мог же он признаться, что подслушивал...

Утром Ян не узнал мать. В ней как будто сломалось что-то. Она выглядела постаревшей на много лет.

...Вскоре Янис вступил в комсомол вместе с другими молодыми рабочими, подружился с Марией Спрогис и ее товарищами-комсомольцами. Ему поручили выпускать стенгазету. Он рьяно взялся за дело: после работы рисовал заголовки и переписывал статьи.

Зимой 1941 года на заводе происходили выборы в комитет профсоюза. Рабочие литейного цеха в числе других кандидатов назвали Лилию.

— Конечно, она скромная и незаметная женщина, — сказал про нее пожилой литейщик. — Но у нее добрая душа, и она честный человек. А это самое главное. Она достойна стать членом завкома.

Мужчины, улыбаясь, принялись дружно хлопать в ладоши, а парторг завода Карл Спрогис ласково предложил Лилии:

— Подойди сюда и скажи людям, согласна ли ты выполнять их наказы.

— Нет, нет! — испуганно ответила мать. — Я в этом ничего не смыслю!

Рабочие укоризненно смотрели на нее, когда она, пряча лицо, торопливо пробиралась к выходу, а Янис был готов сгореть от стыда.

— Почему ты отказалась? — возмущенно спросил он, вернувшись домой. — Неужели ты не понимаешь, что обидела народ? Нельзя думать только о себе. Мы со всех сторон окружены врагами. Рабочие должны сплотиться, чтобы отстоять и укрепить Советскую власть!

Он сурово посмотрел на Лилию. Она побледнела. Но в ее глазах вдруг промелькнуло странное, удовлетворенное и даже счастливое выражение. Мать вышла в кухню. Оттуда послышался ее негромкий голос:

— Может, ты и прав, сынок, только ведь на всякой работе нужно приносить пользу. А какая же польза будет от меня в завкоме, если я не умею убеждать людей и тем более вести их за собой? Но рассуждаешь ты как настоящий рабочий. И это мне очень нравится.

...В мае 1941 года завком выдал Лилии бесплатную путевку в заводской санаторий в Кемери, на Рижском взморье. Раньше в этом санатории лечились богачи, а простых людей даже близко не подпускали. Рабочие, побывавшие там, с восторгом рассказывали об огромных, светлых палатах, чудесном сосновом лесу, добрых и вежливых врачах. Санаторий сразу стал пользоваться большой популярностью. В Кемери приезжали больные из Москвы и Ленинграда, из других республик. Янис с удовольствием поехал бы вместе с матерью, но Скроманис ушел в отпуск, и Яну поручили его заменить. Впервые он стал работать не учеником, а клепальщиком. Это, конечно, было поважнее, чем отдых на Рижском взморье.

...Садясь в поезд, мать крепко поцеловала Яниса и внезапно расплакалась у него на плече. Изумившись, он растерянно обнял ее и спросил:

— Что с тобой? Ты ведь уезжаешь совсем недалеко.

— Да, да, — с трудом произнесла Лилия и, не оглядываясь, скрылась в вагоне.

Ничего особенного, кажется, не произошло, но Янис почему-то никак не мог забыть заплаканные глаза матери. Ее внезапное и необъяснимое горе вселило в него безотчетную тревогу.

Через неделю он уже не находил себе места от беспокойства, которое сам не мог, да и не пытался объяснить. У него окрепло ощущение грозившей Лилии неведомой опасности. «Наверно, она тяжело больна и скрывает от меня! Поеду к ней!» — неожиданно решил он и, попросив у начальника цеха отпуск на три дня, рано утром первым поездом отправился в Кемери.