— Бери лопату, копай могилу, — сказал ему Штольц, вынул пистолет и направил на Кунца.

— А почему я?

— Хочешь, чтоб я копал? Зигмунд перевёл оружие на охранника.

— Нет, камрад Штольц! Как вы могли такое подумать?

— Может, развязать смертнику руки и дать лопату ему?

— Ага! Он ей же нас и укокошит!

— Тогда в чём дело? — приподнял бровь Зигмунд.

— Ни в чём, — Макклин извлёк лопату из кузова. — Я просто так спросил.

— Просто так ты сейчас пойдёшь и выроешь яму, во-о-н под тем деревом, — Штольц показал стволом пистолета на могучего исполина далеко выступившего из основного массива.

Боец отправился к роще. Вскоре он ожесточённо вгрызался в землю, отбрасывая далеко в стороны пласты срезанного дёрна.

Штольц ещё сколько-то понаблюдал за ним, потом повернулся к Дику. Тот занял прежнее положение и сидел с закрытыми глазами, вернее с одним закрытым глазом, второй и так не открывался из-за огромного синяка.

Зигмунд не без содрогания посмотрел на изуродованное лицо с корками запёкшейся крови, вынул из кармана сигару, распечатал и долго водил перед обрезанным кончиком огоньком зажигалки.

— На покури, — он перегнулся через сиденье.

Кунц обхватил похожими на сливу губами острый конец табачной скрутки, глубоко затянулся, невзирая на правила курения сигар.

— Холос табасёк, с тем дельмом не славнится.

Штольц оглянулся на увлечённо копавшего яму мятежника. Убедившись, что тот далеко и не сможет подслушать, начал разговор:

— Дик, давай без обид. Сегодня ты, завтра я. У нас у всех судьба висит на волоске. Просто так сложились обстоятельства и мне пришлось выбить из тебя признание.

— Да я всё понимаю… — Кунц сделал очередную затяжку. — Сам такую лаботу выблал. Обидно только, сто мало позил. Ну нисего, ты не надолго меня пелезивёсь.

— С чего ты взял?

— Не надо было с Либби мутить, — Дик кивнул в сторону рощи. Охранник уже по колено ушёл в землю, но продолжал с прежним рвением орудовать лопатой. — Ты увелен, сто кломе него и меня её больсе никто не видел?

Штольц вспомнил безумные глаза командира, направленный в лоб пистолет, судорожным глотком выдал пробудившиеся внутри чувства.

— Во-во! И я о том, — довольно хохотнул Головастик и тут же сморщился: избитое тело отзывалось на каждое движение острым приступом боли. — Так сто до сколой встлеси, камлад. На том свете состёмся. Он отвернулся к окну и стал молча курить сигару.

За всё время пока водитель копал яму, они больше не сказали ни слова. Дик думал о своём, а Зигмунд, приоткрыв дверь, смотрел на проплывающие в небе облака.

Через полчаса охранник воткнул лопату в холм вынутой земли и вернулся к машине.

— Могила готова, — доложил он, очищая ладони.

— Возьми автомат и отведи смертника к месту казни, — сказал Штольц, пряча пистолет в кобуру.

Макклин закинул оружие на плечо, распахнул заднюю дверь:

— Выходи!

Дик вылез из кабины, в тело вонзились тысячи раскалённых игл, но он даже не поморщился. Эти ублюдки не дождутся от него ни стонов, ни мольбы о пощаде. Он покажет им, как умирают настоящие мужчины.

— К месту расстрела, шагом марш! Макклин подтолкнул смертника прикладом в спину, сам отправился следом. Штольц шагал позади конвоира, не сводя глаз с бритого затылка.

Медленно переставляя ноги, Дик приблизился к свежевырытой могиле, встал на краю, поднял изуродованное лицо к небу и долго смотрел на диск Адониса. Налетевший откуда-то ветерок зашуршал листвой, затрепал волосы, забрался под лохмотья одежды, защекотал кожу.

Дик старался не моргать уцелевшим глазом, он уже ничего не видел, всё залил яркий ослепительный свет. По щекам покатились слезы, но это была не жалость к себе, а обычная реакция организма на внешние раздражители.

Он не мог дать себе ответ, зачем терзал единственный глаз. Может, потому, что не хотел перед смертью видеть царящее вокруг буйство жизни, а может, по какой-то другой причине. Во всяком случае, так поступить со слухом он не мог и прекрасно слышал шорох травы под набегами ветра, тихий шелест листвы, жужжание насекомых и пение птиц. Природа будто говорила ему: жизнь вечна её нельзя оборвать градом обжигающих пуль.

Палач тянул с казнью. Дик устал ждать развязки, не опуская головы закричал:

— Сего тянесь, сволось? Стлеляй!

Резко затявкал автомат, пули вонзились Головастику в спину, толкнули вперёд. Мёртвое тело кулем свалилось в яму, замерло в странной позе.

Громкий треск очереди нарушил сонное спокойствие рощи. Крупные серые птицы с тёмными головами хрипло закричали, резко захлопали чёрными крыльями, срываясь с насиженных мест.

— Проверь, как он там. Может, его добить нужно, — сказал Штольц, пряча за спиной пистолет.

— Чего? — обернулся мятежник.

— Я говорю, пойди, проверь. Ты ведь не хочешь закопать его живьём?

— Не хочу!..

— Чего не хочешь: проверять или хоронить? — уточнил Зигмунд.

— Живьём похоронить не хочу, — сказал охранник, глупо хлопая ресницами.

— Так пойди и проверь!

— У меня в автомате патроны кончились.

— Пистолет достань, оболтус.

Макклин подошёл к краю могилы, осторожно заглянул и почувствовал, как в затылок уткнулась холодная сталь.

— Алаказам, придурок! — сказал Зигмунд и спустил курок.

Вышибленные мозги брызнули на стенку глубокой ямы. Тело палача свалилось вниз и накрыло собой жертву.

Эхо одиночного выстрела опять спугнуло недавно успокоившихся птиц. Небо наполнилось громким граем и шумными хлопками крыльев.

Штольц дунул в дымящийся ствол, крутанул пистолет на пальце, оружие сделало кульбит и в следующую секунду замерло в кобуре. Зигмунд плюнул на ладони, выдернул из холма свежей земли лопату. Тяжёлые комья полетели в могилу. Они с глухим стуком падали на тела, разбивались на комки поменьше и с шорохом скатывались на дно.

Птицы устали летать кругами над братской могилой и обмениваться хриплыми криками. Ко времени, когда большая часть пернатых расселась на ветвях соседнего дерева, трупы почти полностью исчезли из виду. Долго белела загнутая кисть Макклина, но и она скоро исчезла.

Изредка переговариваясь, птицы то одним, то другим глазом косились на трудившегося внизу человека. Холм вынутой земли быстро уменьшался в размерах.

Через несколько минут Штольц бросил лопату, вытер лоб рукавом. Пропитавшаяся потом форма липла к телу, хотелось пить.

«Надо было взять бутылку, — подумал он, подставляя лицо налетевшему ветерку. — Раз нет воды, так хоть покурю».

Дрожащими руками Штольц нащупал в кармане пачку папирос, вытянул одну из них, прикурил и жадно затянулся. Надрывный кашель снова поднял в небо стаю здоровых птиц. С недовольными криками те потянулись на восток, искать более спокойное место.

Штольц кашлял долго, с надрывом, подрагивая всем телом. Поборов приступ кашля он с отвращением взглянул на дымившуюся в пальцах дешёвку, далеко зашвырнул окурок.

Всё ещё покашливая, вернулся к грузовику. Лопата с грохотом ударилась в дно кузова, скрипнула, открываясь, дверь. Зигмунд забрался в кабину, поёрзал на сиденье, сунул руку к замку зажигания. Пусто. Поднял ноги, вдруг ключи упали на пол, но на коврике их не было. Опустил светозащитный козырёк. И там нет. В сердцах ударил по рулю.

— Этот дебил положил их в карман. Мне — что его откапывать? Ну уж нет, хватит, накопался!

Зигмунд не раз видел в кино, как заводили угнанные машины без ключа и решил сам попробовать. На экране всё просто выходило, вот и у него получится.

Он выдернул из-под рулевой колонки пучок разноцветных проводов и принялся экспериментировать. Многочисленные попытки ни к чему не привели, грузовичок упорно не хотел заводиться. Изрядно намучавшись, Штольц плюнул на всё и пешком отправился в лагерь.

От пешей прогулки начальник штаба сильно проголодался, в животе урчало и попискивало, а желудок периодически терзали голодные судороги. В лагере Зигмунд первым делом навестил полевую кухню, сел за длинный стол под навесом и стал ждать, когда ему принесут еду.