Под крики зрителей Дик оседлал часового, со всей силы врезал тому в глаз и охнул от сокрушительного удара в печень. Теперь уже охранник сидел верхом на обидчике, дубася того почём зря.
Едва утихла боль в правом боку, Кунц извернулся, перекинул через себя охранника и следом за ним вкатился в палатку.
Раздался женский визг, драчуны застыли на месте, часовой убрал руку от шеи Дика, а тот разжал зубы, оставив на ухе солдата следы укуса.
В палатке Штольца позади стола лежал надувной матрас, на котором прикрывалась рваной простынёй рыжеволосая Либби — боевая подруга Че Гуаны. Сам начальник штаба стоял рядом в белых подштанниках.
— Это что такое?! — заревел он, глядя на бузотёров. — Я же велел никого не впускать!
Кунц отпустил охранника, встал, стряхивая пыль с одежды.
— Камрад Штольц, я по срочному делу, — сказал он, пялясь на проступавшую сквозь прорехи ткани обнажённую грудь девушки.
— Ма-а-алчать! Вон отсюда!
Часовой захлопнул рот и мигом выскочил из палатки.
— Зигмунд…
— Тебе два раза повторять? Жди меня за порогом, идиот! Ну!
Кунц сверкнул глазами, криво ухмыльнулся, но всё-таки вышел.
Штольц повернулся к любовнице:
— Не волнуйся, дорогая, я всё улажу.
— Уладишь ты, как же, — Либби держалась на грани истерики. — Если Гуано узнает, он нас живьём скормит лесным муравьям. Свяжет голыми лицом друг к другу и бросит в муравейник. Я зна-а-а-ю, — она размазала по щекам покатившиеся слёзы, — он так казнил бывшую жену-у-у. Она ему с каким-то ефрейтором изменила-а-а.
Либби громко разрыдалась и закрыла лицо руками. Простынь упала, открывая взору начальника штаба красивую грудь с задорно торчащими сосками.
— Детка, ну что ты? Успокойся, — Штольц обнял девушку за вздрагивающие плечи, покосился на прелести. — Я обещаю, всё будет хорошо. Ты мне веришь? — он толкнул вверх мокрый подбородок, заглянул в глаза. Красавица кивнула, шмыгая аккуратным носиком. — Вот и славно!
Зигмунд чмокнул любовницу в щёчку, хлопнул по упругой попке. Либби взвизгнула, поджала губки, легонько шлёпнула его по рукам.
— Одевайся и спусти матрас, — сказал Штольц, прыгая на одной ноге и вдевая вторую в штанину. — Жди меня здесь и никуда не уходи, я тебя выведу. Если кто-нибудь зайдёт в моё отсутствие, веди себя, как ни в чём не бывало. Поняла?
Либби снова кивнула, закинула длинные волосы за уши.
— Ух ты, моя козочка! — причмокнул губами Зигмунд, затягивая шнурки на ботинках. — Ну всё, я скоро. Он натянул кепи, послал любовнице воздушный поцелуй и вышел из палатки.
Недавние враги стояли друг напротив друга. Кунц разминал помятую охранником шею, а тот шипел и морщился от боли, дотрагиваясь до фингала.
— Ну, имбецилы, какого вас в палатку понесло? — накинулся на них Штольц. — Я непонятно выразился, когда велел никого не впускать?
Часовой показал на ухмыляющегося соседа:
— Это он во всём виноват!
— У тебя с ней было, да? — осклабился Головастик.
— Не твоего ума дело! — огрызнулся Штольц, заложив за ремень большие пальцы рук. — Чего припёрся?
Охранник ошалело перевёл взгляд с одного на другого.
— Значит, было, — расплылся Кунц в довольной улыбке. — Ну, держись! Че тебе точно оторвёт.
— Заткнись, придурок, — зашипел Штольц. — Мне ничего не надо, забирай мою долю, только заткнись.
— А никакой доли нет, — Кунц покрутил рукой в воздухе. — Кораблик-то пропал.
— Как пропал?
— А так! Это засада была. Мы дождались дредноут, пошли в атаку, почти прижали, а ему на помощь виверы подоспели. А поскольку осталось всего шесть кораблей — мы дали дёру. Жить-то охота.
— Сколько осталось? — удивился Зигмунд. — Шесть из тридцати шести? А где остальные?
— Сам догадаешься или подсказать? — нахально улыбнулся Кунц.
Часовому надоело вертеть головой по сторонам, он осторожно кашлянул в кулак.
— Я это, камрады, пойду, пожалуй. Он сделал шаг в сторону.
— Стоять! — рявкнул Штольц. — Где твоё оружие, солдат?
— Вот! — охранник протянул заблаговременно поднятый с земли автомат. — Я твёрдо запомнил слова команданте Фиделя: «Береги винтовку как жизнь свою, она не раз поможет тебе в бою!»
— Молодец! — начальник штаба указал на Кунца: — Взять этого под арест.
Боец растянул губы в злобной ухмылке.
— Это мы с превеликим удовольствием. Он передёрнул затвор и ткнул стволом под рёбра Головастику.
— За что? — воскликнул тот, отмахиваясь от конвоира.
— За уничтожение революционного имущества, путём вовлечения его в засаду противника, — сказал Штольц. — Увести его в карцер.
— Это ты мстишь за Либби! — закричал Дик, отпихивая охранника. — Боишься, что я…
Автоматный приклад со всей силы врезал по лицу. В глазах покраснело, кровь выступила на губах. Дик выплюнул выбитые зубы, провёл языком по острым обломкам, горными пиками торчащими из дёсен.
— Пшёл давай, вражья морда! — скомандовал охранник. — Руки за спину! Иди, не оглядывайся! А то как дам. Он ещё раз замахнулся автоматом.
Дик покачал головой, сплюнул под ноги Штольцу, сцепил ладони на пояснице и поплёлся к бревенчатой тюрьме.
Зигмунд ждал у входа, пока парочка не скрылась за штабелями ящиков с оружием. Мимо прошла группа мятежников, они о чём-то весело разговаривали, начальник штаба ответил на приветствие, дождался, когда и они скроются из виду и лишь тогда вошёл в палатку.
Либби уже сдула матрас, скрутила в тугой рулон, застегнула специальным ремешком с дырочками, припаянным к днищу и поставила в угол. После оделась в мешковатую форму, которая скрывала все соблазнительные изгибы молодого тела, села за стол. Штольц застал её за перелистыванием каких-то бумаг.
Услышав шуршание полога, девушка быстро захлопнула папку и улыбнулась.
— Всё в порядке, милый?
— Да. Территория свободна, можешь уходить. А что ты там делаешь? — подозрительно спросил Зигмунд.
— Хотела узнать, чем ты занимаешься, — Либби томно прикрыла глаза длинными ресницами, накрутила на палец рыжий локон. — Думала выхлопотать у Че денег для тебя. Она провела кончиком язычка по приоткрытым губам.
— А-а-а, ну, это, понятно, — Штольц дёрнул кадыком. — И как? Что-нибудь узнала?
— Да-а, — выдохнула Либби, стреляя глазками. — Я узнала жуткую вещь.
— К-какую, — побледнел Штольц. Ему стало страшно от одной мысли, что подружка Че прознала о сговоре с Кунцем. Гуано ненавидел предателей и сам исполнял расстрельные приговоры, когда бдительные камрады доносили ему о выявленных мерзавцах.
— Я узнала, что женщины ничего не смыслят в мужских делах и годны только для одного занятия… Она двинулась к нему. Пока девушка приближалась, соблазнительно виляя бёдрами, Зигмунд пытался справиться с сильным сердцебиением.
«Вот ведь, стерва, как напугала. Уйдёт — забью косячок, нервишки успокою».
Либби поравнялась с любовником, прижалась всем телом, провела узкой ладошкой по ширинке, ощутила готовность партнёра и слегка сжала тонкие пальчики.
— Не сейчас, дорогой, наберись терпения. Она чмокнула его в щёку и выпорхнула из палатки.
44
Зигмунд остался наедине со смятенными чувствами. Сердце грозило выскочить из груди, в горле пересохло, а в ушах стоял такой шум, будто рядом разорвался крупнокалиберный снаряд. Ватные ноги плохо держали, низ живота наливался тяжестью, нереализованная страсть требовала выхода.
Он подошёл к столу, достал из тумбочки стакан и кувшин с водой. Немного подумал, вернул стакан на полку, припал к горлышку и стал пить большими глотками. Вода стекала к подбородку, капала на грудь, расплывалась тёмным пятном по френчу.
Штольц вылил остатки на голову, утёр ладонью мокрое лицо. Сел на место, подпёр голову рукой и погрузился в сексуальные мечты.
Через сорок минут, когда форма высохла, а телу и разуму вернулось прежнее состояние, Зигмунд отправился на доклад к Че Гуано.
На улице сгущались сумерки, мятежники разожгли костры и сидели вокруг потрескивающего огня, рассказывая друг другу байки. Стоило Штольцу подойти к местам привала, посторонние разговоры стихали, камрады вскидывали руки и громко кричали: «Но пасаран». Начальнику штаба надоело каждый раз отвечать на приветствие, поэтому остаток пути он прошёл с поднятым кулаком.