— Вот это дело! Большое вам спасибо, товарищи, — обрадовался Деянов. — Повоюем еще. Пусть теперь попробуют сунуться каратели!

И фашисты не заставили себя ждать — повторили атаку более крупными силами. Бой разгорелся с еще большим ожесточением. В критические моменты командир батальона Сердюк поднимал своих бойцов в контратаки и в рукопашном бою отбрасывал врага. Самоотверженность Сердюка, командиров рот Бокарева и Манжевидзе и бойцов батальона позволили одержать верх над сильным противником.

В разгар боя первого полка враг с рубежа шоссейной дороги Травники—Влодава нанес одновременный удар по обороне второго и третьего полков в Стренчине и Майдане. Бой был не менее упорным, чем за Добромысль. Героически сражались партизаны батальонов Шолина, Цымбала и Берсенева. Атаки врага на всех участках были отбиты с большими для него потерями.

Первая Украинская партизанская дивизия прорвала кольцо блокады и, сметая на своем пути вражеские заслоны и гарнизоны, стремительными бросками продвигалась на север. Многочисленные диверсионные группы направлялись на десятки километров в стороны от основного маршрута, уничтожали мосты, связь, пускали под откос эшелоны. Особенно действенными были диверсии, проводимые в районе Люблина.

Противник заметил наше стремление на север и, используя хорошо развитую сеть шоссейных и железных дорог, стал концентрировать силы в районе Бяла-Подляска, Лукув, Седльце. Усилились передвижения вражеских войск по шоссе Вишнице—Лукув.

С утра 13 марта группа противника в двести человек подошла из Яблонь и атаковала разведывательную роту в Подедвуже. Роберт Клейн приказал подпустить противника как можно ближе и расстрелять из пулеметов и автоматов.

Гитлеровцы направили на село самолеты. Подтянули резервы и после бомбежки снова бросились в атаку. Завязалась упорная борьба. Немцам удалось ворваться в горящее село. Клейн и Семченок повели разведчиков в рукопашный бой. После жаркой схватки фашисты были отброшены, но скоро им вновь удалось зацепиться за окраину села.

Разведчики держались стойко. Даже раненые не покидали поля боя. Истекая кровью, тяжелораненый Алексей Акимович Журов продолжал одной рукой вести огонь из автомата. На выручку разведчикам подоспели кавалеристы и решительным ударом во фланг разгромили карателей, отбив тем самым охоту у гитлеровцев к повторным атакам…

Пришлось выдержать бой и другим подразделениям дивизии. Исход затянувшегося боя решился в пользу партизан лишь после того, как была выслана в обход рота третьего полка под командованием Скопенко. Она ударила по противнику с тыла. Едва только услышав у себя в тылу пулеметную и минометную стрельбу, немцы, не зная сил партизан, действующих у них в тылу, и опасаясь окружения, в панике начали отступать на Лынов и Хородыще, бросая убитых, раненых, оружие и боеприпасы.

В этом бою было уничтожено более двухсот гитлеровцев. Партизаны захватили три батальонных миномета, четыре пулемета, винтовки, автоматы и другое военное имущество.

Вой, бои, бои… Количество раненых партизан непрерывно росло. Взрывчатка израсходована полностью. Боеприпасы таяли не по дням, а по часам. Большинство бойцов снова сдали в обоз отечественные автоматы и пулеметы, заменили их трофейными.

Противник, видимо, догадался, в каком затруднении оказались партизаны, и с каждым днем усиливал нажим. Стало ясно — передышки, которую мы так ждали, не будет. Была и другая причина, заставившая гитлеровцев сосредоточить в этом районе большое количество войск. Они опасались нашего нападения на лагеря смерти — в Майданеке возле Люблина и в Сабибоже неподалеку от Хелма. Мы проходили от этих лагерей в нескольких километрах. К сожалению, «патронный голод» и громоздкий обоз раненых не позволили нам осуществить эту операцию.

В ночь на 16 марта мы форсировали железную и шоссейную дороги Брест—Седльце. При переходе железной дороги захватили два состава — один на перегоне, другой — на полустанке. Немного пополнились трофейными боеприпасами.

Еще до подхода к железной дороге конные разведчики узнали от поляков, что в Мендзыжце находится лагерь военнопленных.

— Товарищ командир, разрешите освободить, — обратился Ленкин с просьбой к Вершигоре.

— Где это? Далеко от маршрута? — спросил Вершигора.

— По пути, — ответил Усач. — Мы там не задержимся. В успехе уверен… Нельзя же оставлять наших людей…

Командир дивизии разрешил, но предупредил, чтобы после выполнения задания кавдивизион занял свое место в голове колонны.

Ленкин с кавалеристами появился возле лагеря неожиданно. Быстро расправились с охраной. Но когда начали собирать пленных, то пришли в ужас. Жуткое зрелище представляли 360 советских граждан, томившихся в фашистской кабале. Люди изможденные — живые скелеты. Они со слезами бросились обнимать своих освободителей.

— Объятия и поцелуи потом, — сказал Ленкин. — Поторапливайтесь… Время не ждет.

Большинство из освобожденных не могло передвигаться. Для их перевозки кавалеристы раздобыли повозки.

…В селе Ольшанка, пятнадцати километрах восточнее Седльце, Вершигора созвал совещание командиров и политруков.

— Обстановка с каждым днем ухудшается, — начал он без всякого предисловия. — Противник бросает против нас огромное количество войск. В нашем обозе свыше трехсот раненых и 360 освобожденных из плена. Мы обязаны подумать, как их сберечь. Первая наша задача — найти место для посадки самолетов. Мы посоветовались с Войцеховичем и Москаленко и пришли к выводу: это возможно только за Бугом. Однако попасть туда нелегко. От реки только что вернулись разведчики. Они докладывают: по Западному Бугу противник готовит оборонительный рубеж. Мосты сильно охраняются. Медлить — значит обрекать дивизию на излишние потери. Мы понимаем — раненые нуждаются в отдыхе. Сейчас мы не можем позволить такой роскоши. Потеряем сутки — упустим момент для форсирования реки. Этот отдых может обернуться смертью. Объясните, поймут…

— Совершенно верно, — поднялся Кульбака. — Я говорил со своими ранеными. Они свою судьбу вручают нам, командирам, и готовы перенести еще не один переход.

— Необходимо всем командирам чаще навещать раненых. Для их перевозки выделить лучших лошадей, надежных ездовых, — продолжал Петр Петрович. — Считаю наиболее подходящим местом для форсирования Буга — мост у Скшешева. Туда мы и спланировали очередные переходы…

— Боеприпасы кончаются, — сказал Брайко.

— Больше используйте трофейное оружие, для него патронов пока достаточно, — посоветовал Вершигора.

Совещание было коротким. Его прервала стрельба, вспыхнувшая в направлении села Прохенки, на участке третьего полка. Командиры наскоро записали маршрут очередного перехода и поспешили в свои подразделения.

Скоро из Прохенок прибыл связной с донесением. На село наступало свыше батальона пехоты с четырьмя танками и тремя бронемашинами. Их поддерживала артиллерия.

Вслед за этим около двухсот гитлеровцев предприняли наступление на Олыпанку. Бой длился семь часов. Все атаки врага были отбиты. Подразделениями второго и третьего полков было уничтожено более двухсот гитлеровцев. Четверых захватили в плен. На месте боя подобрали миномет, четыре пулемета и большое количество винтовок, автоматов…[19]

Отбив атаки противника, дивизия вечером выступила к Западному Бугу. До реки свыше пятидесяти километров. Решили очередную дневку сделать в Чубасах, а затем со свежими силами совершить стремительный рывок через Буг. Однако обстановка внесла свои коррективы.

Для того чтобы ввести в заблуждение противника, к реке выслали несколько отвлекающих групп.

Колонна за ночь три раза меняла направление движения. Сначала шли строго на север. Форсировали железную дорогу Черемха—Седльце и повернули на северо-запад. Когда же подошли к Чубасам, где намечалась дневка, колонну встретил Роберт Клейн с разведчиками.

— Мы только что от моста. Охрана человек семьдесят. О нашем приближении не подозревают, — доложил Клейн.