Вспыхнула жаркая перестрелка на флангах. Справа начал бой батальон Тютерева, а слева — батальон Шолина из второго полка.

Чувствуя свое превосходство в силе, немцы продолжали наращивать удар. Артиллерия и минометы сосредоточили огонь по центру обороны батальона Сердюка. Видно, и на этот раз они решили прорваться именно здесь.

Бой накалялся. Когда он достиг наибольшего напряжения, пулемет на правом фланге первой роты замолчал. Сначала мы подумали: пулеметчик меняет ленту. Но минуты летели, а пулемет молчал. Ободренные этим, фашисты ринулись к речушке.

— Косиченко, узнай, почему молчит пулемет! — приказал Бокарев оказавшемуся рядом пареньку — связному командира полка.

Прикрываясь земляным валом, связной устремился на правый фланг. Мы с тревогой следили, кто первым добежит к пулемету: связной или гитлеровцы…

— Грамотин, Соснин — преградите путь противнику! — подал команду Степан своим подручным пулеметчикам.

Пулеметчики дружно ударили по фашистам и заставили их залечь метрах в тридцати от речки. В этот момент заработал молчавший до сих пор пулемет. Вырвавшиеся вперед фашисты не выдержали и попытались отскочить назад, в ложбинку. Но ни одному не удалось спастись. Все они остались лежать на луговине.

Бокарев ругался, обещал «всыпать» пулеметчику, допустившему оплошность, которая чуть было не обернулась катастрофой для батальона, а возможно и для всего полка.

— Я ему покажу, как эксперименты проводить! Захотелось ему подпустить вплотную, — ругался командир роты.

Выполнить свои угрозы ротный не сумел. Бой шел, а связной не возвращался. И лишь после боя мы узнали причину молчания пулемета.

Когда посланный Бокаревым связной добежал до места, то увидел мертвого пулеметчика. Косиченко, не раздумывая (для этого не было времени), лег за пулемет и начал сокрушать наседавших фашистов. Вот тогда ему пригодились знания, полученные у опытного пулеметчика Грамотина…

Узнав о смерти пулеметчика, командир роты снял шапку и тихо проговорил:

— Прости, друг…

Бой не прекращался весь день, но в действиях немцев уже не было той решимости, с которой они начинали. Все их попытки продвинуться вперед пресекались в самом начале.

Особую похвалу командира заслужил Валя Косиченко. Умелыми и решительными действиями он во многом способствовал срыву атаки противника…

Близился вечер. Подразделения дивизии уже готовились к выступлению, а нам так и не пришлось отдохнуть. Даже пообедать не было времени. Теперь старшины прикидывали, как одновременно накормить за обед и ужин.

— Оставьте прикрытие и снимайте батальон, — сказал я Сердюку и поспешил в штаб.

Колонна начала вытягиваться из Бискупе. В это время возобновилась стрельба в районе села Закжев. Прискакал связной и доложил, что на оборону второго полка из Высоке наступает до тысячи гитлеровцев с танками. Видимо, не добившись успеха в бою за Бискупе, немцы подтянули свежие силы и решили попытать счастья на другом направлении. Или же запоздали и одновременного удара у них не получилось.

Момент враг выбрал удачный. Партизанская дивизия сняла почти всю оборону и еще не успела выступить на марш. Занимать снова оборону — не успеем. Но и уходить, имея на хвосте крупную группировку противника, не разумно. Надо было быстро принять решение. И Вершигора с Войцеховичем нашли выход. Приказали дивизии начать движение, а второму полку, оставаясь на своих позициях, отразить наступление, затем ночью незаметно выйти из боя и догнать колонну главных сил.

Этот замысел удался. Кульбака прекрасно справился с задачей. Используя излюбленный партизанский прием, он приказал батальонам подпустить врага и нанести ему сокрушительный огневой удар. Так и сделали. Когда противник, понеся большие потери, откатился, Петр Леонтьевич снял полк, совершил марш-бросок и в полночь присоединился к колонне.

Очередной переход был очень напряженным. Предстояло преодолеть шоссе Красныстав—Люблин и железную дорогу Хелм—Люблин.

Роберт Клейн доложил, что в Волю Идзиковскую прибыло около двух тысяч гитлеровцев. Это была большая угроза. К нашему удивлению, этот гарнизон испугался ночного боя и промолчал, сделал вид, что не заметил нас. Да мы и не сожалели об этом.

Перед шоссейкой Вершигора остановил колонну, решил дать передышку людям и лошадям, чтобы как можно стремительнее преодолеть шоссе, а затем железную дорогу. Пока мы отдыхали, третий полк выставил заслоны на шоссе, а второй на «железке».

На шоссейной дороге рота Арутюнова неожиданно столкнулась с фашистами, ехавшими на автомашинах. Партизаны первыми открыли огонь. Каратели успели высадить две роты — около двухсот человек. Вспыхнул короткий бой. Противник потерял около пятидесяти человек, две грузовых и одну легковую автомашины, не выдержал и бежал. После мы узнали, что немцы следовали из Красныстава на девяноста автомашинах, с партизанами столкнулись неожиданно и, не зная наших сил, отошли.

Колонна главных сил без особых приключений пересекла шоссе и поспешила к железной дороге. В это время со стороны Люблина послышался грохот приближающегося эшелона. Подразделения второго полка только что вышли к месту и не успели заминировать дорогу и изготовиться к бою. По эшелону открыли беспорядочную стрельбу. Поезд под самым носом проскочил невредимым.

Стрельба всполошила гарнизон в Травниках. Скоро оттуда подошли немцы. На этот раз им был организован достойный прием. Как всегда, кульбаковцы действовали смело и решительно. Уничтожили 22 гитлеровца, остальных отбросили в Травники. Затем уничтожили связь, разрушили сто метров железнодорожного полотна.

Оставив позади шоссейную и железную дороги, партизанская дивизия вышла в лесистый район. На отдых остановились в селах Добромысль, Кулик, Майдан, Стренчин. Однако и здесь враг не оставил нас в покое.

В середине дня 11 марта около 1500 гитлеровцев при поддержке танков повели наступление на Добромысль, где располагался первый полк. Основная тяжесть пала на первый батальон. Бой был жестоким. Противник повторял атаку за атакой.

Труднее всего пришлось взводу Деянова, оборонявшемуся на правом фланге. Партизаны не успели окопаться, а фашисты начали наступление. Был момент, когда у Деянова созрело решение отвести взвод к фольварку и закрепиться у кирпичных сараев. Но в это время, словно из-под земли, вынырнул комиссар Тоут. У комиссара особое чутье. Он появляется неожиданно и, как правило, на самых трудных и опасных участках, где решается судьба боя. И всегда с приходом невозмутимого, спокойного Иосифа Иосифовича Тоута лица бойцов светлели. К ним возвращалась уверенность в успехе. И на этот раз при виде комиссара бойцы оживились, только командир взвода Деянов, обеспокоенный за жизнь комиссара, встревожился!

— Товарищ капитан, уходите, здесь опасно!

— Что тут у вас? Почему так близко подпустили врага? — пропустив мимо ушей эти слова, спокойно спросил комиссар.

— Видите, сколько их напирает? Сил больше нет сдерживать. И патроны кончаются, — пожаловался Деянов.

— Патронов мало? У вас же немецкие пулеметы. Там патроны! — капитан кивнул головой в сторону противника. — Встать! За мной, вперед! Ура-а!

Тоут вскочил и, стреляя на ходу, бросился на врага. Справа и слева комиссара бежали бойцы с раскрытыми ртами и перекошенными от злости и криков «ура» лицами и тоже поливали гитлеровцев огнем из автоматов и пулеметов. Противник не выдержал ошеломляющей контратаки трех десятков партизан, поддержанных пулеметами первой и второй рот, откатился, оставив на поле боя убитых.

— Собрать оружие и боеприпасы и быстро в исходное! — приказал Тоут.

Партизаны, не останавливаясь, подобрали немецкие автоматы, патроны, гранаты и даже ротный миномет, под прикрытием пулеметов отошли на свою позицию.

Бойцы повеселели. Пользуясь короткой передышкой, долбили землю, углубляя окопчики, раздавали патроны к трофейным пулеметам и автоматам.

— Держитесь, ребята, скоро помощь подоспеет, — сказал комиссар…

Через несколько минут после ухода комиссара Тоута Деянов увидел чуть левее перебегающих партизан. Это выдвигалась вперед рота батальона Тютерева. Два бойца притащили патроны к отечественным автоматам.