И сведения мощным потоком хлынули в её сознание: всё, что он узнал от лётчика — как управлять самолётом, чтобы она смогла улететь после того, как всё закончится, и что ей делать, если их поиск закончится удачно.
Получив информацию, девушка запротестовала:
— Держись! Ты должен держаться! Если ты не сможешь, тогда…
Они навечно останутся пойманными в эту ловушку! В каком–то отношении это было хуже смерти. А, может, смерть даст ему освобождение, когда он покинет это тело, которое так и не сумел до конца повернуть к жизни? Зианта этого не знала. Девушка не сомневалась лишь в одном: она не позволит ему умереть здесь. Она должна найти ключ не только к своему возвращению, но также и к его.
Она наклонилась поближе к нему, инстинктивно поняв, что прикоснувшись к его холодным, безжизненным губам, сможет передать ему живительную энергию: способ, с древних времён известный её народу.
— Держись!
Но у неё почти не было времени. Она с трудом справилась с замком дверцы кабины, распахнула её и вылезла. Прижав хрустальный шар к груди, она пошла по каменным плитам этой «дороги», которая оказалась длиннее, чем выглядела с воздуха; самолёт, прежде чем остановиться, успел преодолеть лишь половину её, и девушке предстояло пройти ещё порядочное расстояние до конца.
Несомненно, эта полоса была не естественного происхождения — созданная руками человеческими, некоторое, довольно продолжительное, время она пребывала под водой: повсюду валялись ракушки и полоски ещё не разложившихся до конца водорослей. Пирс был сложен из огромных каменных блоков, некоторые размером в самолёт, подогнанных так плотно, что даже столетия и море не смогли его разрушить.
Притяжение хрустального шара теперь стало таким сильным, что девушке казалось, словно какая–то невидимая нить, связывающая её и самоцвет с чем–то на другом конце, принуждает её идти вперёд. Но где найти проход в сплошном нагромождении скал?
«Дорога» кончилась перед грудой огромных каменных блоков: казалось, пирс был разрушен в том месте, но камень по–прежнему тянул её вперёд. Больно царапаясь, разрывая одежду, Зианта начала карабкаться среди камней и совсем скоро сломала пару ногтей, а руки порезала об острые ракушки.
Тем не менее девушка непоколебимо пробиралась среди нагромождения камней, пока не оказалась на самом верху. И там…
Невидимая нить по–прежнему звала её вперёд, но куда же ей идти?.. На пути встало какое–то огромное сооружение, на этот раз совершенно целое: гладкие стены окружали утёс, находившийся за этим строением.
Зианта пробежала кровоточащими пальцами по поверхности, пытаясь обнаружить какую–нибудь трещину, которую не заметили глаза, но ничего не нашла. Однако девушка знала: там, за стеной лежит то, что она ищет. С всхлипом отчаяния Зианта уселась у подножия стены. Одними руками здесь ничего не добиться. Может, удастся с помощью оружия или инструмента, который имеется в самолёте, — но вряд ли, ведь столько веков этот камень сопротивлялся воздействию воды.
Существовал ещё один способ, но она боялась им воспользоваться. Теперь её никто не поддержит, не выручит. Нельзя подозвать Турана, чтобы он был рядом с нею, когда она войдёт в транс: это приведёт лишь к его смерти. Но как бы то ни было ей придётся пойти на этот заключительный шаг — или смириться с неудачей, что означает, что они навсегда останутся в этом мире и погибнут здесь. Как истинная дочь своего народа, Зианта не могла примириться со смертью — и эта мысль укрепила её решимость: девушка поднесла хрустальный шар ко лбу.
Снова девушка находилась внутри стен овальной комнаты. Она с той же силой ощущала груз Глаз, вставленных в обруч на её голове, как и слабость духа и тела. И ещё — страх, обуявший её в этой темноте: девушке казалось, что вот–вот на неё набросятся призраки и начнут душить.
Буря… она выдержала её, заставила лурл потрудиться и укрепить стены — но с каким трудом! Лурлы сопротивлялись — не хотели слушаться! Лишь теперь девушка задумалась над тем, что же это означает. Наверное, её могущество, её способность управлять Глазами начали ей изменять. И тогда ей пора…
Нет! Ещё не время! Она ещё молода, не слабая! Такой бури они никогда ещё не знали, вот в чём дело. Да и лурлы устали. Дело не в ней. Девушка посмотрела на своё обтекаемое чешуйчатое тело, прижала к бокам юбку из ракушек. Нет, она ещё не готова отказаться от Глаз и сделать необходимый после этого беспощадный и неумолимый шаг.
Д’Эйри подошла к оконной щели. И хотя волны заметно утихли, разъярённое море по–прежнему выглядело хмуро, и даже небесный цвет казался зловещим. Если расчёты Д’Онги, верны…
Сквозь вздыхания моря она расслышала слабый звук, раздавшийся сзади. Повернувшись, она увидела перед собой женщину, стоявшую у двери: небольшого роста, изящная, с грубыми темно–зелёными, цвета юности, волосами; тело — обнажённое, блестевшее от недавнего погружения в воду, щели жабр на шее ещё не закрылись.
— Приветствую Глаза! — произнесла она ритуальную фразу, однако сейчас это прозвучало как насмешка. — После бури мы собрали на берегу богатый урожай. И ещё — Д’Хуна сказала, что больше не в силах управлять Глазами.
Она не сводила всё это время с Д’Эйри жестокого и завистливого взора.
«Ну да, Д’Атей, ты просто ждёшь не дождёшься, чтобы это случилось и со мной! — девушка заставила себя не прикасаться к обручу с Глазами. — Да, Д’Атей, ты никак не можешь смириться с тем, что я стала обладательницей Глаз, а не ты, и теперь делаешь всё от тебя зависящее, чтобы твоя младшая сестричка получила возможность стать следующей хранительницей. Но ведь Д’Хуна на пять лет моложе меня! И это ещё припомнится. Я и без того не слишком любима здесь, в Норнохе, я не люблю общества, одинока — но такова уж моя натура, и её мне не переделать. Но теперь… Кто выступит в мою защиту, если поднимется вопрос о Глазах?»
— Д’Хуна хорошо служила Глазам, — девушка тщательно следила за своим голосом: нельзя позволить, чтобы пришедшая заподозрила, что новость напугала Д’Эйри.
— Она могла бы служить и получше, — острым язычком Д’Атей провела по губам, словно смакуя что–то вкусное. — Собирается Военный Совет…
Д’Эйри замерла в напряжении, а затем заставила себя расслабиться, надеясь, что собеседница не увидит её секундной слабости, хотя та не сводила с неё злобных завистливых глаз.
— Но это же против обычаев. Никто не имеет права решать судьбу хранительниц Глаз…
— Д’Фани ссылается на Закон о Тройной Опасности — тогда воины не зависят от Глаз. Это тоже обычай.
Д’Эйри, прилагая невероятные усилия, подавила готовое слететь с губ восклицание. Д’Фани, этот фанатик, приверженец старых обычаев, давно позабытых её народом… Д’Фани, повсюду болтающий о Кормлении… Если он привлечёт на свою сторону необходимое число сторонников, что же тогда будет?
— Военный Совет уже заседает, — Д’Атей придвинулась чуть ближе к девушке, внимательно наблюдая за её лицом, пытаясь прочесть чувства, которые обуревали её. — К воинам с речью обратится Д’Фани. И Голос Скалы…
— Голос Скалы, — перебила Д’Эйри, — молчит уже столько лет, сколько ты помнишь себя, Д’Атей. Даже самому Д’Рубину не удалось заставить ответить его, хотя он потратил на это весь прошлый год. У древних были свои секреты, которые утеряны нами.
— Потеряно не так много, как мы думали. И наверное, это из–за того, что мы искали другие пути, менее сложные и полегче. Но Д’Тор узнал, как заставить Голос говорить. Вслед за своим братом он стал изучать древние обычаи. Ты ведь слышала слухи, что если нам не удастся добиться нового приплода лурл, то наш род не долго продержится. Во время бури Д’Хуне не удалось заставить работать троих.
Троих? Она не справилась с тремя! Но самой Д’Эйри не подчинились целых четыре! И Д’Хуна отказалась от Глаз. Поэтому и ей придётся поступить так же… Но на что перед этим намекала Д’Атей? Нужно побольше разузнать.
— Ты говорила, что Д’Хуна должна была служить лучше, — Д’Эйри совсем не хотелось спрашивать об этом Д’Атей: глаза той блестели злорадным огнём, чувствуя её страх. — Что ты имела в виду?
