— Рада слышать. То есть, рада слышать, что в мире есть не только глупости, но и умности.

— А я рад, что Вы рады, — сказал Рад и оглушил рукояткой лучемета неосторожно к ним прокравшегося чешуйчатника.

Двое других пирегойцев защищали принцессу со спины. Лучеметы дергались и подвывали в их руках, когда они пытались сдерживать всю ту ораву, что наседала на гуманоидов.

Риф склонила голову к Раду и сказала ему в самое ухо, стараясь перекричать весь тот невыносимый бедлам, что состоял из воя лучеметов и стрекотания фомальдегауских пулестрелов, перемежаемых глухими хлопками-всхлипами плазмометов:

— Зачем вы вмешиваетесь? Я же говорила, месть — мое личное дело!

Рад улыбнулся.

— Совет Двадцати решил уничтожить рабство в Системе. Его Величество Король Пирегойи, как известно, входит в Великую Двадцатку и к его мнению прислушались на одном из последних заседаний.

— Однако, любит папашка свою дочурку, — буркнула себе под нос Риф.

Но самым удивительным явилось то, что каким-то непостижимым образом Рад услышал последнее изречение принцессы.

— Не без того, — так же тихо сказал он, но принцесса не услышала слов командира пирегойского королевского спецназа, в отличие от него самого.

«Скользкий» сел неподалеку от города, где сейчас шла ожесточенная перестрелка между пирегойцами и чешуйчатниками. Середа с Кондратием еще не знали, что целые полки и дивизии пирегойской армии опускались в данное время на планету, чтобы нанести мощный удар по фомальдегауской армии. Вековое противостояние монархической Пирегойи и откровенно фашиствующего Фомальдегауса просто обязано было завершиться по настоянию и поддержке Двадцатки не в пользу Фомальдегауса. Но никто не ожидал, что сломить сопротивление тотально военизированной фомальдегауской хунты будет легко. У чешуйчатников хватало вооружения и боевого опыта, чтобы смять без проблем первые наступающие отряды пирегойцев.

Поэтому в помощь антифомальдегауской операции были приданы силы еще трех планет Системы, но они еще только готовили армии к предстоящей переброске на зарвавшуюся планету.

Вот потому помощь, которую собрались оказать пирегойцам земляне со своим «Скользким» была, как нельзя кстати.

— В городе сажать космические корабли строго возбраняется, Кондраша, — наставлял молодого партнера майор. — Поэтому мы с тобой проберемся в цитадель врага пешедралом при легком вооружении. А там видно будет. Одно скажу, надеяться придется нам отныне не на наш дезинтегратор, а лишь на силу и мощь своего мозга, которого у нас с тобой, Кондраша, аж целых два.

— Кого, Семеныч, два? Выражайся поточнее.

— Мозгов у нас два, Кондраша, вот чего два, понял?

— А, где ж второй, Семеныч? Что-то я не вижу.

— А второй у тебя, Кондратий. Ты, что не знал?

— А у тебя нет, что ли? Этого… как его…

— Вот вместе с моим и есть два.

— А с моим — три тогда получается. Два с твоим, плюс еще мой…

— С твоим, Кондраша — один, — рассердился разведчик. — Мой мозг плюс твой, так сказать, мозг — получается один. Это тот самый редкий случай, когда один плюс один равняется одному.

— А обычно как бывает, Семеныч, если к одному прибавить один?

— Обычно, Кондраша, в таком случае бывает два. Но бывают исключения, вроде нашего. Но тебе этого не понять. Слишком ты молодой еще разведчик, паря, для такого понимания.

— Но я же еще постарею, Семеныч?

— Постареешь, Кондратий, и не только. Но еще и поумнеешь, даст бог. В твои годы я тоже был лопушком и не понимал элементарных вещей. Например, теории относительности Энштейна или чем отличается канализация от телепортации.

— И чем же, Семеныч?

— Канализация это способ переброски отходов жизнедеятельности человека. А телепортация — способ переброски производителя этих отходов.

— Загадочно, Семеныч. Слишком загадочная и расплывчатая формулировка. Как будто и не вы ее придумали. У вас, товарищ майор, обычно все четко и ясно получается, когда вы говорите. А тут такого нагородили.

— Так я, может быть, волнуюсь, Кондратий. Оттого и не в достаточно точной степени формулирую свою мысль. Но даст бог, все образуется и я как в прежние времена, четко и по военному изложу всю философию Конфуция в двух фразах. Ты же меня знаешь, паря.

— Знаю, Семеныч. Мы же с тобой познакомились на Фомальдегаусе. Ты еще тогда чешуйчатником был. Вспомнил?..

Так незаметно за разговором они дошли до окраины города и оказались неподалеку от военных складов, когда Кондратий заметил псевдопода.

— Гляди, Семеныч, чешуйчатник, — сказал он.

Середа взглянул в указанную Кондратием сторону.

— Это не чешуйчатник, Кондратий. Это псевдопод.

И, подойдя к существу, майор крепко ухватил существо за ворот, встряхнул хорошенько и вывернул тем самым его наизнанку.

С неприятным, каким-то утробным хлюпаньем существо из чешуйчатника превратилось в фарагоссца. Оно захлопало веками, словно перемазанными синей краской, и промычало что-то типа «мерси».

— Я тебе дам «мерси-колбаси», — передразнил Середа. — А ну скажи Кондратию, кто ты такой!

— Псевдопод, — созналось существо.

Середа тряхнул фурию еще раз и та обернулась пирегойцем.

— Что ты можешь?

— Превращаться.

— Во что?

— Во что угодно, лишь бы выжить.

— То-то же, — отпустил удовлетворенно мимикродонта майор и тот сразу превратился в огромный светло коричневый цветок. Середа погрозил пальцем. — Не вздумай слинять от нас! Я тебя теперь и под землей разыщу. Ты нам нужен для одного дела.

— Вот блин горелый! — воскликнуло существо, вновь превращаясь в синего, как знамя Ханаона, фарагосца. — Вот блин-блинище! Годами никому не нужен, а тут вдруг всем понадобился.

— Кому еще? — недобро сощурился Середа и псевдопод-на-этот-раз-фарагосец сник.

— Этим… Чешуйчатникам. Кому же еще.

— Чего они хотят от тебя?

— Они хотели, чтобы я, притворившись чешуйчатником, задержал тех, кто прибудет на Фомальдегаус для того, чтобы повоевать с хунтой.

— А, что такие есть? Я спрашиваю: есть желающие?

— Полно, — хмыкнул фарагосец-псевдопод. — Уже несколько фэтских миров объявили войну Фомальдегаусу.

Середа удивленно взглянул на Кондратия.

— Слышал? — спросил он.

— Что? — почесался Кондратий.

— А то, — хмыкнул майор. — Теперь с фомальдегаусцами воюют не только земляне.

— А мне что с того? — передернул плечами Кондратий.

— Как что! Ты же землянин, етить твою налево! — напомнил Елизар, чем вызвал, хотя и кратковременный, зато неподдельный интерес Кондратия.

Кондратий почесал затылок.

— И, что будем делать, Семеныч?

— Кое-что сделаем, Кондраша, — поднял к младшему разведчику взор, расцвеченный мыслью, майор. — Есть одна идейка и я намерен воплотить ее в жизнь.

— А как же эта наша знакомая, пирегойская баба, Семеныч? Мы что ее бросим? — разгадал самым сверхъестественным образом ход мыслей командира Кондратий.

— Ну, во-первых, не баба, Кондратий. Принцесса. Во-вторых, ей на помощь мчатся целые армии. А мы, Кондраша, лишь на несколько минуток покинем фэтские миры и перенесемся на старенькую Землю.

Кондратий уселся на большой камень лежавший тут же.

— Ну, не такая она уж и старая, Семеныч, — заспорил он. — Ей всего-то — четыре миллиарда лет. По космическим меркам — младенчество, не более.

— «Старенькую» это я так, для красного словца ввернул, — сказал Середа. — На самом деле я хотел тебе напомнить о телепортации, которая имеется в арсенале средств «Скользкого». Ты не забыл еще о ней?

— Об чем, об чем, а об ней не забыл, Семеныч, — улыбнулся своей неподражаемой, обезоруживающей слесарной улыбкой Кондратий. — Но теперь вспомнил, — обнадежил он начальника и проникаясь сам в то же время оптимистическим духом.

— Тогда вперед! — ухватил за шиворот, сделавшего попытку улизнуть, пока земляне были заняты разговором, псевдопода.

Вскоре разведчики шагали назад к «Скользкому». А Середа, вдобавок ко всему, тащил упирающегося мимикродонта.