— Вполне может быть. А может быть, и нет, — шмыгнула носом девица.

— Как бы там ни было, но совершенно не лишним будет, если мы поищем агента, — сказал Середа. — Разведчик он не плохой. И, если уж умер, похороним, как положено. Тихо и без лишней шумихи. То есть, секретно.

Между тем Кондратий и сам уже вваливался в замок через дыру, проделанную ддзеги в стене гостиной.

— Ну и козел же ты, Семеныч, — сказал Кондратий, проводя рукавом под носом и громко шмыгая. — Я там, можно сказать, нехилое сраженьице устроил, а ты здесь с телкой загулял. Совести у тя, Семеныч, вот столько! — показал Кондратий. — А сколько выпить у тя, Семеныч? Изнервничался весь я.

Семеныч, а вместе с ним и Рифма несколько минут стояли, словно парализованные, и такое их шоковое состояние можно было объяснить лишь тем, что мысленно они уже похоронили Кондратия, закопали его и дали залп из всех имеющихся в их воображении орудий над могилой смелого агента. Они, ведь, не ожидали, что можно выбраться благополучно из желудка гигантской рептилии.

— Ты… это… откуда? — судорожно сглотнул майор.

— Говно дело, Семеныч, — сказал Кондратий. — Завалил я этого ублюдка. Только вот не пойму, хоть убей, одного. Вроде бы вначале ничья была. А потом — бац! И лежит гадина на земле. А в грудняке его вонючем дырка сквозная. И весь он такой из себя ни дать, ни взять скворечник по осени! Почернелый и дырявый.

— Осени, весне! — оборвал Кондратия бывалый разведчик, наконец, обретя дар речи. — Ты что, поэт недоделанный? А ну рассказывай, как все было. Как ты из его пуза вылез? Мы то уж тебя тут оплакивали, — покосился Семеныч на емкость с абсентом. — Докладывай, как положено, не то из тебя дух вышибу, — сжал кулак он, но тут же поморщился и потер плечо.

— Так ведь, как было, Семеныч? Оправился, блин, мерзавец, мною. Да, стыдно, конечно. Кто спорит? Так ведь не виноват я, Семеныч. Это ж он все, подлец!

— Ладно, ладно, герой, — помягчел Середа. — Главное, что ты мужество и отвагу проявил. А не стал кричать позорно: «Помогите! Помогите!», когда тобой какали.

— Так ведь рот был залеплен, майор! А то бы кричал.

— Ну, так не признавайся никому, что не кричал поэтому. Кто теперь узнает? Не то весь твой беспримерный героизм, весь твой пафос полетит насмарку, Кондратий. Теперь даже, если будут пытать, тверди, что с честью выходил из заднепроходного отверстия, предварительно так напугав ее изнутри, что она обделалась тобой. Говори, что по ходу дела даже разбередил старый геморрой чудища, здорово навредив этим супостату… Видишь, какие орлы в нашем кэгээре водятся, старушка? — спросил майор у Рифмы, скептически разглядывавшей все это время Кондратия. Потом снова повернулся к Кондратию. — А теперь живо в душевую, герой! Я хоть и пьян, но не настолько, чтобы ничего не обонять совсем.

Вскоре Кондратий, блаженно похрюкивая, смывал с себя запахи чуждого его мыслящему организму состава, состава, опять же нанесенного на него мыслящим только в диапазоне жратвы динозавром.

И пока ддзеги носился, как угорелый, по лесу, выискивая себе тех тварей, что похищнее, Кондратий даже стал напевать песенку, так негромко себе под нос, но от души и с чувством.

Что и говорить, был он в приподнятом настроении, поскольку ему дважды удалось ускользнуть сегодня от смерти, в первый раз — в прямом смысле этого слова. К тому же Кондратий попал в расчудесный суперсовременный замок, где ему составили компанию прелестная хозяйка и его же, Кондратия космический друг и товарищ по звездным перипетиям. В общем, было чему умиляться и чему радоваться. А вот, если б еще и хозяйка ему благоволила!.. От приятных мечт Кондратий аж сладко причмокнул губами… На душе его было спокойно и привольно.

— Ну, что? Пойдем громить чешуйчатников или сначала навестим твоих ученых с Пирегойи? Что б неповадно им было изобретать вредоносность для вселенной? — спрашивал между тем майор у пирегойки, пока Кондратий под упругими струями душа дезинфицировал свое тело.

— Наверное, уж лучше сначала чешуйчатникам показать, что и к чему, а потом уж браться за академиков, — сказала Рифма, давя окурок в пепельнице так, словно это был, свернувший всю вселенную, академик. — И Середа аж поежился, наблюдая за этим зловещим и леденящим кровь процессом погашения пирегойкой окурка. — Ученые от нас никуда не денутся, — моргнула пирегойка. — И, если они уж изобретут еще что-то против своего изобретения, то сделают это, поверь мне, и без нас. А, если не изобретут, то нам всем будет не до полетов к ним. Сам понимаешь отчего.

— Да уж, понимаю, — согласился Середа. — Значит, ударим по чешуйчатникам, забодай их комар?

— Ударим, — подтвердила Рифма. — Так ударим, что мало не покажется.

«Броня крепка и звездолеты наши быстры!..» — напевал Середа бодро, и голос его слился с голосом, напевающего в душевой Кондратия, производя всеобщую какофонию и диссонанс.

Пара нот, извлеченная храбрыми разведчиками из собственных голосовых связок, составила благозвучные аккорды, но остальные соединились в немыслимые терции и малые секунды, произведя, таким образом, очень негативное впечатление на присутствующих, то есть, на прекрасную пирегойку. И рука Рифмы, не умышленно, конечно, а чисто рефлекторно потянулась к уже знакомому Середе пистолетику. Угадав недоброе и зная, что разведчику нельзя ошибаться, так как ошибается разведчик только раз, Середа немедленно заткнулся. И даже сделал вид, будто он здесь не при чем.

Рифма же облегченно вздохнула. А ее судорожно скрюченные пальцы, находящиеся теперь всего в нескольких сантиметрах от рифленой матово поблескивающей рукоятки, расслабились, и только изредка подергивались еще, пока она совсем не успокоилась и не подобрела.

— Итак, чешуйчатники, — подытожила она.

— Чешуйчатники, — подтвердил разведчик.

А Рифма взглянула на висящий низко над горизонтом Фомальдегаус. Чуть дальше и правее Фомальдегауса виднелся Чхпкапс. А в точках либрации двух планет зависли их естественные спутники Карол-1 и Карол-2.

— На Чхпкапсе живет моя сестра, — доверительно сообщила она.

— Надеюсь, ее зовут так же благозвучно, как и тебя? — выразил свои пожелания Середа, в то же самое время, собираясь обследовать огромный холодильник, который совсем недавно заметил неподалеку.

Рифма улыбнулась.

— Ее зовут Фирма, — сказала она.

— Те же долбанные пять букв, но какое разительное отличие! — воскликнул Середа может быть через чур эмоционально в результате выпитого.

— По характеру мы с ней антагонисты. Хотя, конечно, и близнецы.

— Что ж, рад слышать, что у вас есть родственница. Почему-то я считал вас круглой сиротой.

Пирегойка фыркнула.

— У меня больше пятисот сестер и целых два брата. Мы пирегойцы очень плодовиты, — пояснила она, не без удовольствия заметив изумление разведчика.

— Ваша планета, наверное, перенаселена до крайности, — заметил майор.

— Я бы не сказала, — пожала плечами девушка. — Все там в норме.

— ???

— Излишки народа мы отселяем в смежные пространства, которых, кстати, открыли во вселенной, в том числе и в окрестностях нашего Фэта великое множество. Да и вообще, наша фэтская система по численности слоев этих пространств, превосходит все другие системы мне известные. Тут она на первом месте в галактике. Вокруг Фэта, по выражению одного из пирегойских ученых, пространство словно резиновое. Резиновый мешок.

— Вот не знал, — искренне удивился Середа, наконец-то залазя руками в холодильник и осуществляя тем самым свою розовую мечту.

После этого на некоторое время разведчик умолк. И из правого угла гостиной целых семь минут доносилось лишь его размеренное чавканье.

Потом он вздохнул облегченно и сказал:

— Я… мням, мням, мням… уже трое суток… мням, мням, мням… ничего не ел… мням, мням, мням… Все кишки и селезенки свело… мням, мням… к чертям собачьим.

— Вы же не забывайте, что нам лететь к чешуйчатникам, — напомнила Рифма. — Как бы не перегрузить корабль.