Коврижкина спасли катапульта и индивидуальный парашют. Не будь их, лежать бы ему сейчас в земле Бараклиды.

Лишь только его ноги коснулись земли и он высвободился из строп, он сразу же передернул затвор своего индивидуального пулестрела, чтобы дать достойный отпор подлым чешуйчатникам. Но на него никто не нападал. Все внимание фомальдегаусцы сосредоточили на планирующих бронепрыгах, сквозь стекла которых на Коврижкина смотрели бледные лица его товарищей. Его однополчане уже и не надеялись добраться до поверхности планеты живыми и невредимыми, до того густо поливали их свинцом фомальдегаусцы.

На глазах Коврижкина вспыхнул свечой один бронепрыг, за ним второй… До ушей донесся чей-то душераздирающий вопль. Врагу не пожелаешь такой посадки.

В общем, приземлилась из ихней батареи только половина. Остальную половину разнесли в щепки, а вернее, на винтики и болтики еще в воздухе.

А, оставшихся, принялись добивать на земле. Отряд альверян был более многочислен. Они действовали слаженно и дерзко, в отличие от гелиосцев, большую часть которых составляли необстрелянные новички, набранные к тому же из отсталых миров, где еще не знали ни стирального порошка, ни компиляторных трансгуляторов.

Чтобы не попасть под ноги своих же бронепрыгов, Коврижкин взобрался на некий, довольно приличных размеров, валун, наполовину вросший в землю, и, устроившись поудобнее за его гребнем, принялся наблюдать за тем, как разворачивались события.

Неподалеку желтым пламенем горели два бронепрыга. Клубы густого, удушающего дыма относило ветром далеко в сторону и этот дым стлался над землей плотной завесой, предоставляя возможность укрыться за ним еще одному бронепрыгу под номером 0066.

Коврижкин сразу узнал машину. Ведь, еще в ангаре он видел, как в нее забирался Крысиные Глазки.

Бронепрыг почему-то замешкался. То ли он зацепился за колючую проволоку, которой были обнесены позиции альверян, то ли Крысиные Глазки был слишком уверен в себе, но снаряд, выпущенный пушкой сорок пятого калибра, угодил прямехонько в бак с горючим и разорвался, оставив после себя лишь днище да куриные лапки танка.

Зато рядом с Коврижкиным шлепнулись те самые крысиные глазки, которые он вначале принял за шпионские и которыми так отличался, упомянутый, старослужащий.

Но теперь Коврижкин уже точно знал: Крысиные Глазки не был шпионом. Иначе, зачем бы ему погибать за гелиосцев? А, именно, это он и сделал сейчас прямо на глазах у Коврижкина и неподалеку от него.

Глазки лежали совсем близко и злобно пялились на гвардейца, но взгляд этих карих зрачков уже не имел былой деморализующей силы.

— Гелиосцы! Впере-е-ед! — проревели динамики голосом Михалыча над местом сражения и захлебнулись.

Не иначе в фельдфебеля угодил заряд шрапнели.

Внемля призыву, Коврижкин хотел было ринуться в направлении, указанном Михалычем и лазером штыка прочистить себе дорогу к победе и, возможно, славе, но вовремя сообразил, что слава, какой бы сладкой она ни казалась, никогда не заменит жизнь, если он ее потеряет по пути к сумасшедшей общегалактической известности.

Да и что он мог сделать в этой кровавой мясорубке, где снаряды просто перемалывали землю и воздух, а бронепрыги шли так густо, что их бока, соприкасаясь, высекали искры и наполняли воздух оглушающим скрежетом и стуком.

Но потеха началась, когда альверяне выпустили свои бронепрыги.

Вернее, это были бронескоки. И отличались они от бронепрыгов гелиосцев тем, что были вдвое меньше. Зато прыгали они вдвое дальше.

На малой дистанции и бронепрыги и бронескоки стали орудовать коротколучевыми лазерами. Воздух наполнился запахом горелого металла, а пылающие обломки танков вскоре заполонили поле битвы.

Чтобы не слышать душераздирающего скрежета, Коврижкин зажал уши руками и, присев на корточки, сунул голову между колен. Вот в этот самый момент, когда он согнулся в три погибели, Коврижкина похлопали по плечу.

С диким криком гвардеец метнулся в сторону и пребывал в паническом расположении духа целую секунду, пока не увидел прямо перед собой невысокого человечка с большой лысиной и печальным выражением глаз.

Человечек открывал рот, как рыба выброшенная на песок, но ни один звук не вылетал из его рта, как ни старался Коврижкин что-либо расслышать. Было очень забавно. Но, в конце концов, Коврижкину надоело потешаться над беднягой и он подумал, что теперь понятно, почему у незнакомца такой печальный взгляд. Скорее всего, лысый был совершенно нем и как бы ни старался он, ему не сказать ни слова, пока бедолагу не вылечат от этой нехорошей болезни.

Сделав такое открытие, Коврижкин взгрустнул. Вот, ведь, угораздило его повстречать немого в то время, как в галактике полно болтунов изъясняющихся на разных языках и диалектах.

Но тут лысый быстренько шагнул к нему и, вцепившись своими пухлыми ручонками в обутые в краги ручищи Коврижкина, оторвал их от его ушей. И Коврижкин сразу услышал, что говорит человечек.

— …Ты че, совсем рехнулся? Кто же слушает собеседника с закрытыми ушами? — сказал пухленький типчик.

И Коврижкину стало невыносимо стыдно. Но не потому, что руки столь невзрачного человечишки оказались, гораздо сильнее, его рук и он это прочувствовал. А потому, что на них падал горящий вражеский четырехпропеллерный вертолет, а Коврижкин ничего с этим поделать не мог.

— Ерунда! — проследив за взглядом гвардейца, сказал человечек. — Это — Притвора-237-А. Последнее изобретение фомальдегаусцев. Так сконструирован, что может имитировать собственное горение в нужный момент. Сейчас он им задаст, — почему-то с мстительным злорадством процедил он сквозь зубы.

— Уж не желаешь ли ты победы фомальдегаусцам, этим подлым убийцам? — закралось в душу гвардейца вопиющее подозрение.

Но человечек громко расхохотался.

— Поверь, мне уже плевать и на тех и на других, — проронил он, ни капельки не прикрывая своего цинизма. — Мой корабль по самую завязку начинен бандбургскими алмазами и сейчас он врежется в Драгомею.

— Теми самыми?! Черными?! — не поверил Коврижкин, который, что-то читал об этих алмазах.

— Теми, — обреченно кивнул человечек. — 45 тонн.

— Но, ведь, транспортировка в таком объеме этого вещества запрещена. Даже школьник знает, алмазы в больших количествах могут сдетонировать!

— Меня попросили, — жалобно проблеял человечек. — Один из кораблей перевозивших часть алмазов сломался. Пришлось мне взять весь груз в трюм «Голубого Огня», которым я управлял. Но после того, на подлете к Драгомее нас остановил таможенный катер, мне пришлось в срочном порядке покидать корабль. Иначе меня бы упекли в тюрьму.

— И вы бросили корабль на произвол судьбы с таким опасным грузом? — ужаснулся Коврижкин.

О подобном легкомыслии он прежде не слыхивал.

— Но там оставались таможенники! — пробовал защищаться человечек.

А потом он разрыдался, уронив блестящую, как бильярдный шар, голову десантнику на плечо и размазывая слезы по его боевому скафандру с нашивками и галунами Гелиосской Звездной Гвардии.

— Таможенники не могут управлять крупнотоннажным кораблем, — продолжал вопить Коврижкин, как будто голова лысого и не лежала на его плече, сотрясаясь от рыданий.

— Но я же не знал!!!

Вот тут он врал. Все знают, что таможенники ориентируются хорошо в трюмах грузовых кораблей, перевозящих пищу, неплохо разбираются в орбитальных кабачках и борделях, но они же ни в зуб ногой, когда дело доходит до больших кораблей, загруженных несъедобным!

— Вы преступник! — вскричал Коврижкин, хватая за грудки лысого. — Вы поставили под угрозу саму вероятность нашей победы над альверянами, фомальдегаусцами и бараклидцами. Если планета сейчас развалится к чертовой матери из-за падения на нее «Голубого Огня», мы, гелиосцы, естественно, не сможем их победить, просто потому, что не успеем этого сделать… Дайте нам хотя бы полдня, — взмолился Коврижкин. — И мы попытаемся сделать невозможное.