Во всяком случае, с тем зверьем, что охраняли меня теперь, майора сравнить было нельзя. Да, майор Середа был требователен и принципиален, но эти скоты с перекошенными в хронической злобе лицами и охранявшими меня теперь, ни в какое сравнение не могли идти с порядочным и честным Семенычем.

Я сразу объявил забастовку. Каша, которую мне подали, в конце концов, после обеда, показалась мне недоваренной, а прислуживающий персонал недостаточно учтивым. В первый же день нахождения в своей новой тюрьме я написал жалобу директору тюрьмы, в которой объяснил негодяю, что, если он и дальше будет так содержать своих заключенных, это выльется для него в непредсказуемые последствия. Я требовал в своем письменном послании, чтобы директор принял безотлагательные меры по улучшению условий содержания заключенных.

И вскоре меры были приняты. Меня заставили изжевать и проглотить свою кляузу!

Все эти тюремные выкрутасы здорово не нравились мне. Особенно после того, как я нажил себе в личные враги самого директора тюрьмы. Но еще злее оказался фельдфебель Янушкевич — толстый и рыжий увалень с жиденькой челкой на лбу, в пятнистом камуфляже.

Как я успел уже поразузнать, этот тип в отличие от тех врачей, что делают в подразделениях с-зомби солдатам хирургические операции, в случае такой необходимости, этот действительно некогда был хирургом. И, все по тем же слухам, этот позарезал уйму народу, за что его и выдворили из больницы, в которой он работал, а заодно и из медицины вообще.

Поговаривали, что он вначале проигрывал свои будущие жертвы теще в карты, а лишь затем убивал их.

С того самого дня, как захлопнулись за Янушкевичем двери всех медицинских учреждений, он перепробовал себя на многих поприщах. И, в конце концов, остановился на тюрьме. Этот зверь в человеческом обличье быстро смекнул, где он без помех сможет реализовать свои античеловеческие замашки.

В общем, как бы там ни было, но с тех самых пор, как аномальный вихрь унес вашего покорного слугу от стен ханаонского замка, я не знал человека человеконенавистнее, чем этот толстый, дирижаблеподобный фельдфебель.

Придраться он мог по любому поводу и к любому пустяку.

— Заключенный номер триста двадцать шесть! — орал он, как ненормальный, лишь только рано по утру заходил в мою камеру. — Встать, скотина, ты же не на вечеринке у приятелей. Мордой к стене, приятель. И не вздумай вспоминать о своих правах, которых, кстати, у тебя здесь нет. О правах надо было думать в то время как ты совершал свои мерзкие преступления.

— Далее следовал набор традиционных более крепких словечек, сопрвождаемый тычками дубинки в копчик и, в конце концов, мерзавец убирался в другую камеру, которых в тюрьме было предостаточно.

Там весь спектакль повторялся. Но уже с участием других действующих лиц. Что и говорить, жизнь солдата с-зомби в тюрьме сладкой не назовешь. Да и не затем меня сюда посадили, чтобы я наслаждался ею.

На третий день пребывания в этих отвратительнейших условиях меня перевели в общую тюрьму. Там стало полегче. Но только самую малость и все потому, что там небыло Янушкевича. Теперь я мог брать в библиотеке книги и читать их.

И перая книга, которую я прочел называлась «Как совершить побег из тюрьмы». Правда писал книгу дилетант и на все случаи жизни он предлагал отмычку, пилки, да подкуп охраны. Все данные средства были хорошо мне знакомы еще по прошлой жизни на Земле, так как там я пересмотрел немало фильмов и перечитал немало книг на эту тему. Но все они не годились для нынешней ситуации. Ну, где мне было взять указанные инструменты и уж, тем более — деньги для взяток. Я был гол, как сокол, и из всего имущества имел арестантскую робу, да и то — казенную.

В общем, я сильно разочаровался в книге и поделился своим скепсисом с библиотекаршей.

Библиотекарша, очень начитанная и потому душевная женщина, сказала мне, что б я не переживал и что не обязательно для того, чтобы убежать, подпиливать решетки. Достаточно было по ее мнению совершить подкоп, и дело было бы сделано. И, более того, она сказала, что подкоп уже существует. Электрофицированный, хорошо вентилируемый с киосками, в которых можно купить разную мелочь и нужно лишь не полениться воспользоавться этим подкопом. С тех пор, как его прорыли, по словам библиотекарши, из тюрьмы смылась половина заключенных и только ленивые остались коротать время на нарах.

Опешившему мне несказанно от такого рода информации добрая женщина даже выдала ксерокопию плана хода. А я уж постарался тщательно последний изучить, прежде, чем порвал его в клочья и съел.

Я не стал тянуть кота за хвост и назначил побег на утро в воскресенье. В то время, когда добрая половина зоны сидит на толчке, а другая дожидается своей очереди. В неволе, как и на своблде, всегда полно стукачей, поэтому приходилось держать ухо востро.

— Я полезу в подкоп, а ты постоишь на шухере. Если что, говори «атас!», — наставлял я здоровенного арктурианца, с которым уже успел подружиться и которого все звали здесь Дили-Дибили. — Если все будет в порядке и там не будет засады, я свистну и в ход полезешь ты. А там покладемся на удачу и везение.

— Я перекрестился. И арктурианец перекрестился тоже. Он уже полгода ходил в церьковь и знал наперечет имена всех святых.

— Можно вас спросить уважаемый батоно Латаный, — спросил арктурианец осторожно и с благоговением поглядывая на поблескивающую чешуей латку на моей голове. Об этой латке теперь ходили самые невероятные слухи по зоне.

— Валяй, раз уж начал, — милостиво согласился я.

— А, если нас поймают, батоно Латаный?

Я хохотнул.

— Нам засунут в одно интересное место антигравитатор и отправят в космос.

— Ну, тогда, может быть, отложим, батоно Латаный-ага, побег до следующего раза?

— Может и отложим, — сказал я, смерив напарника презрительным взглядом. — Но тогда нас закормят до смерти этой тюремной баландой, что всегда подают на завтрак, обед и ужин в тюрьме.

При слове «баланда» арктурианец отчего-то вздрогнул, облизнулся и с тоской посмотрел в сторону столовой.

Как я понял, бежать он не собирался. И потому доверять ему было нельзя. Ведь Дили-Дебили мог запросто заложить меня. Потому-то я и огрел его подвернувшимся под руку булыжником, а не оттого, что парень мне не нравился.

Громко захрипев, несостоявшийся подельник свалился на землю. А значит в первые полчаса я мог не опасаться погони.

Я скользнул в ход, который начинался сразу за казармой-бараком и рванул, что есть мочи, вперед. К свободе. Ведь я еще не знал, что за мной начали слежку с самого того момента, как я взял вышеупомянутую книгу в библиотеке и, что эта книга была насквозь провокационной, лакмусовой бумажкой, так сказать, на предмет побега с зоны заключенными. Библиотекарша же являлась тайным агентом тюремных властей, подсунувшим мне эту книгу.

Ко всему прочему, должен сказать откровенно, ход мне не понравился. Как это часто бывает, действительность не вполне соответствовала рекламе: освещение было скудноватым, вентиляция — принудительной, киоскеры в киосках грубили все напропалую и ни за что не соглашались отпускать товары в долг. После некоторых уговоров мне удалось лишь выпросить у них в долг один единственный чупа-чупс, да и то, скорее всего, продукт был просроченным, так как на его упаковке не стояла дата изготовления.

Меня взяли в самом конце пути, когда я уже выбирался из хода на вожделенную волю. Не желая расставаться с уже практически обретенной свободой, я кусался и брыкался, извиваясь в руках охранников, как какой-нибудь взбешенный земной угорь. Я вопил, что они не знают с кем связались. Что, будь сейчас у меня парочка гранат, я бы им всем показал.

Но меня придавили к земле и заткнули мой вопящий рот ударом кулака. А затем подняли на ноги и повели к гостеприимно распахнутым по этому случаю воротам.

На воротах тюрьмы красовалась издевательская надпись: «Отдохни от преступлений!»