Огни Кизуму погасли вдали, теперь блестели только звезды над горами, которые становились все круче и, казалось, бежали навстречу поезду. Внезапно потухли звезды, и пассажиров обдало клубами едкого дыма. С оглушительным грохотом поезд врезался в сердце горы, опять вылетел оттуда и полетел дальше через высокие мосты над зловещими пропастями. С невероятной силой тащил этот толстопузый огнедышащий черт свои грохочущие вагоны все выше и выше. Ледяной холод врывался через окна.

Носильщики закрыли окна, щелкая зубами, кутались в свои одеяла и теснее прижимались друг к другу. Один из них прислонился к Хатако, но тот откинул голову и оттолкнул его. Затем он отошел в сторону, закутался вместе со своим оружием в одеяло и лег на пол.

Когда рассвело, Хатако заметил, что они мчатся по плоской равнине. Сухая желтая скудная трава покрывала красноватую почву, серые тернистые кустарники тянули кверху сухие искривленные руки, то тут, то там возникали то темная плосковерхая акация, то высокая стройная пальма. Солнце поднималось над далеким горизонтом, пальмовые опахала, колеблемые утренним ветром, озарились красным светом; затем красная заря разлилась по кустам, траве и по всей бесконечной дали.

С бешеной скоростью мчался поезд навстречу солнцу. То здесь, то там мелькала деревенька, окруженная несколькими деревьями и полями. Высокие статные мужчины стояли одиноко на равнине и сторожили свои стада. На железнодорожных станциях стояли в ожидании женщины с кувшинами на головах. Мужчины и женщины были совершенно голы.

— Кавирондо! — сказал один из носильщиков, указывая в окно на страну и ее обитателей.

Все меньше и меньше появлялось людей, потом они исчезли совершенно. Однообразные и безграничные скользили мимо окон вагона серо-желтые пространства пустыни. Начала появляться дичь, сперва одиночная, потом стаями и, наконец, стадами в несколько сот голов. Чаще всего встречались антилопы и газели всех видов, а также гну и зебры. Некоторые стояли неподвижно или бежали спокойной рысцой, другие подобно ветру мчались по равнине или же скакали бешеными прыжками; большая часть их паслась рядом с дорогой, опустив головы и непрерывно обмахиваясь хвостами. Появились страусы, которые бежали наперегонки с поездом. Два носорога бросились было на железное чудовище, но перед насыпью они внезапно остановились в недоумении…

Широкая стена пыли вырастала на горизонте и с неимоверной быстротой приближалась к поезду. Она становилась больше и темнее, неясные очертания ее волновались в красно-сером тумане. С ревом, похожим на шум морского прибоя, налетела она и окутала все тускло-красноватыми сумерками. Завизжали тормоза, и с резким толчком поезд остановился. Волна достигла полотна и перелилась через него. Из клубящихся туч пыли доносился гулкий топот бесчисленных копыт. Это были зебры. Тысячи, много тысяч зебр…

Поезд стоял в волнующемся море мчащихся вперед полосатых тел. Головы носильщиков протискивались в окна. Широко раскрытыми глазами смотрели они на этот мощный поток зверей. Наконец, туча стала редеть. Гул становился слабее; можно было уже различить отставших от стада. Глухо фыркая, с блестящими дикими глазами и развевающимися хвостами неслись они мимо. Далеко-далеко кружилась теперь в степи туча пыли…

Хатако, тяжело дыша, покачивал своей дубинкой.

— Да, это страна зверей, — сказал он двум соплеменникам, сидевшим в том же вагоне.

— Мясо! Много мяса! — согласились они, хлопая себя по ляжкам и обнажая острые зубы. Они присели на корточки и возбужденно описывали поток живого мяса, который они только что видели.

Поезд ехал с удвоенной скоростью. Звери появлялись теперь реже и небольшими стадами. Опять появились поселения людей. Время от времени поезд ненадолго останавливался у маленьких станционных строений. Они были покрыты гофрированной жестью и одиноко жарились на солнце. Вокруг них стояли странные худые люди с худыми лицами, держа в руках большие копья с широкими концами. На голове у них было нечто, отливающее красным светом и похожее на медные каски. Это были мазаи. Их длинные волосы были уложены в виде каски и пропитаны смесью красной глины и жира.

На одной из станций в вагон вошел бой Селим. Когда он увидел Хатако, глаза его коварно заблестели.

— Остерегайтесь вытягивать ноги, а то можете остаться без пальцев, — сказал он, указывая на Хатако.

Носильщики почтительно осклабились. Хатако промолчал, так как был занят очень важным делом — он натирал свое тело жиром. Бой почти задохнулся от злости.

— Теперь понятно, куда девается все масло для оружия! — воскликнул он.

В ту же секунду он летел к дверям, получив основательный удар ногой. Хатако распахнул дверь и вторым ударом ноги вышвырнул своего врага из вагона. Тот с криком вскочил на ноги и бросился догонять поезд.

Начальник станции дал свисток. Поезд снова остановился. В вагон вошел англичанин. Из-за его спины выглядывал бой.

— Что здесь происходит?

— Он вошел сюда и насмехался над миема, бана! — закричали носильщики.

Тогда руки маленького англичанина молниеносно задвигались. Град пощечин обрушился на лицо боя, он с ревом бросился бежать по вагону, англичанин — за ним вдогонку, продолжая щедро награждать его пощечинами, пока преследуемый не покинул вагон. Под несмолкаемый смех пассажиров поезд вновь двинулся дальше. Час спустя они прибыли в Найроби.

Носильщики вылезли из вагонов и разобрали поклажу. Не доходя до города, они расположились лагерем. Здесь, наконец, они развели огонь и в течение трех часов варили и ели. На следующий день они получили на станции массу больших ящиков и тюков. После обеда англичанин Вермон пришел из города с двумястами пятьюдесятью вновь нанятыми носильщиками. Это были вауахели-ватаита, немецкие вани-амвезцы и два мазаи, которые вызвались быть проводниками. Ящики и тюки вскрыли; некоторые заключали консервы и амуницию, но большинство — блестящие медные инструменты и подставки, черные ящики и пакеты — фотографическое снаряжение исследователя. Потом на ослах привезли еще мешки муки, риса и бобов для питания носильщиков. Все это разделили на пятидесятифунтовые ноши и упаковали.

На следующий день появился еще один белый — друг бана Вермона, врач, который должен был его сопровождать. Он осмотрел всех людей. Несколько больных должны были остаться, а затем бана Вермон объявил со своего мула:

— Завтра утром мы выступим в пустыню. Пусть каждый исполняет свой долг! Кто не будет исполнять, того я накажу, а кто убежит, того накажут голод, жажда и дикие звери! Каждый, кто со мной вернется сюда, останется доволен своим вознаграждением!

— Ндио, бана Вермонта, — закричали носильщики.

А магометане пробормотали:

— Иншалла (да будет божья воля).

…Солнце склонялось к западу. В его красно-золотом свете пустынная степь мерцала как сказочный сад. Высокие травы бронзового цвета тихо качались под вечерним ветерком. Отдельные плосковерхие деревья возвышались над беспредельным морем травы.

Две пурпуровые остроконечные термитовые постройки, подобно столбам ворот, стояли у входа в рощу. Отсюда почва резко снижалась, ведя к каменистой пропасти, образованной весенними дождями. Многочисленные следы зверей вели к самому глубокому месту русла. Здесь жаждущие звери истоптали всю почву, чтобы извлечь из нее скудно сочившуюся воду.

В расщелине раздалось фырканье. Три антилопы подняли свои влажные блестящие носы из мокрого песка и посмотрели наверх. Там стоял козел-предводитель; его громадные рога выделялись на фоне багрового неба как два зазубренных меча. Свист — и точно брошенные камни, звери взбежали вверх по откосу и скрылись из глаз. Их рога и спины еще мелькали некоторое время в траве и, наконец, исчезли вдали. То, что заставило их бежать, ползло и извивалось, как длинная узкая змея, по направлению к холму.

Это был караван Вермона.

Впереди, на расстоянии километра от массы носильщиков, вид и шум которых пугал зверей, шел небольшой отряд. Возглавлял его маленький невзрачный дикарь с кожей серо-коричневого цвета. К углам его острых полуприщуренных глаз стекались бесчисленные маленькие складочки, свойственные людям, которые часто смотрят на залитую солнцем местность. Вокруг бедер у него был кожаный передник, за плечами — колчан со стрелами, а в руках — громадный лук. Это был человек из племени кочевников вандероббо, которые живут только охотой. Он служил при экспедиции руководителем охоты и следопытом.