За спиной слышу приглушенный расстоянием хлопок и, тут же громкий крик раненого человека.
«Охотнички, блин. По-тихому, по-тихому…»
Укладываю ствол на развилку ивовых веток, взвожу. Слева слышен нарастающий звук топота копыт, из-за кустов выскакивает всадник, низко пригнувшийся к холке, он яростно настегивает лошадь.
«Один выстрел, один труп… Один выстрел… О… дин…»
Задерживаю дыхание и тяну спусковой крючок. Отдача мягко толкает в плечо, из дула вылетает облачко дыма, на миг скрывающее цель. Когда оно рассеялось, с моего места никого не видно.
Дергаю за рычаг, ловлю стреляную гильзу на лету и сую в карман. Вставляю новый патрон.
Что попал, знаю точно, с полусотни метров пулю кладу в яблочко, размером с пятак. Взял винтарь наизготовку и пошел глянуть на добычу. Целился в коня, так что, возможно «язык» еще живой, если шею не свернул. Легкое облачко пыли, поднятое падением всадника, уносится прочь под дуновением ветерка, открывая взору тушу убитого мерина, руку, вскинутую в приветственном жесте…
Сизое облако вспухает на срезе дула пистолета и глухой удар в грудь сбивает меня с ног. От неожиданности заваливаюсь навзничь и слышу удовлетворенное бормотание поляка.
Труп коня задергался, это лях яростно вырывался, пытаясь вытащить придавленную лукой седла ногу.
А я валялся на спине и шипел, словно болотная гадюка, ощупывая себя в поисках раны. Под руку попался правый пистолет, его рукоять разлохмачена попаданием пули и раскололась вдоль. Если бы не она, этот урод прострелил бы мне печень…
С воплем:
— СУКА!
Вскочил на ноги и, в несколько гигантских шагов подскочил к противнику. Он попытался сопротивляться, даже ткнул в мою сторону кинжалом, за что получил прикладом в лоб.
Ухватив за плечи, рывком выдернул из под убитой лошади, перевернул на живот и быстренько, его же поясом, связал руки. Привел в чувство, поставил на ноги — не тащить же мне его обратно на себе, пущай шагает.
Настырный гаденыш. Не успев выпрямится, хотел меня забодать, получил коленом в морду, а после того как упал, был жестоко отпиночен. Всю обратную дорогу вел себя как шелковый, только испуганно озирался и каждый раз вздрагивал, когда взглядом натыкался на мою угрюмую рожу. Адреналин кончился, я шагал на автопилоте, хотелось прилечь и маненечко отдохнуть, печень просто отваливалась.
— Случилось что? — спросил меня вышедший навстречу Архип, глядя на мою скособоченную фигуру.
Я показал расколотую пулей рукоять пистолета и рассказал как было дело.
Он коротко присвистнул:- Хранят тебя боги, Федор.
Схватил за шиворот мою добычу и поволок за сарай. Я сначала пошел следом, но передумал. Смотреть, как поляка потрошить будут… Ну их. Лучше пойду, доделаю то, что помешали гости незваные, соберу барахло, какое в кузнице нашел. Мусор с примесью металла, куски шлака, запрятанные под кучей золы пара прутов железа, половинку мешка нагреб все-таки.
Стена, построенная из тонких сосновых бревен, да еще со щелями, заткнутыми вываливающимся пересохшим мхом, имеют плохую звукоизоляцию. И все, что происходило на улице, было слышно внутри во всех подробностях.
Глухие шлепки ударов, короткие вскрики, невнятное, злое бормотание пленного поляка, переходящее в истошный крик, заткнутый, по-видимому, тычком в зубы. После этого на короткое время наступила затишье, а затем все началось сначала. Размеренный голос Архипа, задающего вопросы, и надрывные, полные боли, ответы поляка.
А потом все разом стихло и мне, вдруг, примерещилось журчание ручейка…
Закинув на плечо мешок с собранным хабаром, поспешил на улицу. Стреноженная лошадка никуда не делась, отковыляла чуток подальше от непонятных людишек и продолжила свое занятие, поедание подножного корма. Закидываю ей на спину поклажу, иду еще за одним тюком. Навстречу, из-за угла выворачивает Архип, оттирая на ходу руки сорванной травой.
— Анджей его звали. Так вот, пан Анджей молвил, что ждут хоругвь королевских латников. Они должны были еще седмицу назад прийти, а их все нет. Слухи ходят — недалече от Смоленска, столкнулись шиши с ляхами
Шадровитый плюнул на маленькое пятнышко крови, обнаруженное на пальце, стер пучком травы и отбросил в сторону. Вдруг улыбнулся:- Эти недоумки приняли их за охрану обоза, ну и навалились всей толпой…
— И большая толпа водилась?
Архип мотнул головой в сторону — Этот молвил, полтора десятка на березах да осинах поразвесили вдоль тракта, да волкам на поживу в овраг сволокли столько же, а сколько сбежало, то одному богу ведомо.
— Немалая ватажка… была…
— Ага, да атаман дурной. Это ж надо было, без догляду, сломя голову, на солдат кидаться…
За разговором, я снял путы с лошадки, потянул за недоуздок, сплетенный из конопли, и мы неторопливо покинули селище, уводя двух трофейных коней нагруженных барахлишком.
На поляне, в лесочке на краю селенья, нас ждал остальной отряд. Коротко рассказав Илье о стычке и полученные от пленного данные, быстро собрались и выступили. Идти еще несколько верст до следующего хутора, уже не надо, все, что нужно найдено и даже с небольшим перевыполнением. Теперь осталось унести ноги из этого поганого района. Враги здесь, не пуганные, шастают как у себя дома…
Пока их было мало… Но искушать судьбу и ждать нечто большое…
И как-то не лежала у меня душа идти дальше, уж очень не хотелось.
Как банально не будет звучать фраза, но…
«Скрипит потертое седло и ветер холодит, былую рану…»
Седло, на самом деле старое и затертое до безобразия, на нем видны следы многочисленных ремонтов.
А вот вечерний ветерок приятно остужает испарину, выступающую на лбу при резких движениях. Синячище, размером с суповую тарелку, закрыл правый бок и, кажется, стремиться заползти на спину. Так мне кажется, ибо все, что успел, это на пару минут задрать рубаху и быстро глянуть — что там?
Радует, что ребра целы, могу глубоко вздохнуть и резко выдохнуть. Но, от греха подальше, на первой же остановке, попросил стрельцов и мне помогли наложить тугую повязку.
Теперь двигаюсь с грацией робота — поворачиваюсь всем торсом, не нагибаюсь, а приседаю и шарю перед собой рукой в поисках упавшего ножа.
* * *
Полная луна, забралась на самую верхотуру и весело скалиться оттуда, заливая мертвенно бледным светом лесные стежки-дорожки. Зрелище ночного леса…
Если бы мне не было так х… плохо, наверно оценил бы красоту по достоинству. Все приобрело, четкие грани и нет полутени, есть свет и тьма… Чернильная темнота леса перемежается серебреными лучами, расплывающимися в туманной дымке, поднимающейся от разогретой за день земли.
Когда заорал филин, я чуть в портки не наложил с перепугу, а мерину — хоть бы хрен по деревне, дернул обрубленным ухом, да всхрапнул (наверно, выругался на своем, на лошадином). Встряхнул гривой и зашагал дальше, как ни в чем ни бывало.
Бесплотными тенями скользим по лесным тропам — легкий шорох одежды, позвякивание амуниции и тяжелая поступь нагруженных лошадей выдает в нас людей, а не лесных призраков.
Я даже задремал и ненадолго провалился в бездну сновидения…
И снился мне бронежилет, да так явственно, что почувствовал на плечах его тяжесть, ощутил под рукой все изгибы и влажную поверхность(!)
Когда очнулся, первая мысль была — надо протереть, не то заржавеет.
Потом понял, что наглаживаю сам себя, а мокро, так это роса выпала. Ночной воздух просто напоен влагой и, от этого похож на густой кисель. Старики говорили — ежели такое, то быть вёдру.
С шумом втянул в себя лесные запахи…
Пряно-влажный аромат прелой листвы — в нем чувствуется легкая примесь грибного запаха и еще чего-то таинственного, непознанного.
В темноте послышался стук кремня, посыпались ослепительно белые искры… Красный свет факела разорвал ночную темноту.
Все очарование закончилось и пришли суровые будни. Чья-то грубая рука хлопнула по ноге и хриплый голос одного из стрельцов, ласково ссадил меня с мерина:- Федор, слазь, ужо приехали.
