— Ни одного крылатого скелета не было обнаружено! Никаких следов, что была цивилизация до нашей. — Сощурилась Кристина.

— Вы это цивилизацией называете? Ну-ну.

— И всё же! Динозавров нашли, а ангелов или этих серых нет.

— А что удивительного? Погибшие ангелы сгорают, а погибших берсерков, бёвульсов, валькирий, демонов и иных принято сжигать, дабы не марать прародительную твердь останками.

— Ты не рассказал про расселение. — Напомнил Арвинг.

— Хранители поссорились и начали войну. Её и поныне называют Первой. Когда дошло дело до ожесточённых стычек, появились они — Высшие. Тогда-то расы и расселили, оставив в родном всем нам мире самую тщедушную — бездушных выродков, людей.

— Почему бездушных?

— У людей нет души — поэтому. Так случилось, что люди — это ангелы, потерявшие души, а соответственно и крылья, но выжившие при падении в этот мир. Первая Война дала обширные всходы — люди заполонили мир. Забыли, кто они — потомки кого они. Всё забыли. Оставив в памяти клочья истины, которые обратили в сказки, легенды и так далее. Я уж не говорю про религии — вот уж смех. До сих пор верите, что есть кто-то там, который вас слышит и готов при необходимости прийти на помощь. Который всё простит, который всегда прав. — Семангелоф хохотнул. — Есть ещё вопросы?

— Нет, Кристина, этот вопрос не здесь.

— Эм… Сколько их — других миров?

— Мир один, но он…словно… заперт в комнате с зеркалами и каждое его отражение — это ещё один мир. Можно сравнить со слоями, но это не так. Тут скорее подойдёт ваше понятие «параллельные миры» с той разницей, что они неодинаковые. В каждом всё своё. Этот — Срединный мир, так назвали его архангелы, когда узнали о том, что есть миры выше и ниже. Тот, что верхний, они назвали Ирий, либо на манер серафимов — Рай. Ниже два мира: Ад и Преисподняя — так вам будет проще понять. Возможно, есть ещё. Откуда-то ведь приходят Высшие…

— А…

— Нет!

Арвинг закрыл рот на полуслове, но решив оправдаться перед прослушкой, продолжил:

— А что было в том году?

— У этого есть много названий. Меня больше устраивает «Турнир». Тот, что был на вашей памяти, уже третий. В мир сначала входят жители Адовых пустошей, дабы предъявить права на возвращение — если побеждает их представитель, они имеют право делать с вами всё что угодно, вплоть до полного геноцида. Пока что они не побеждали. Затем представитель Трактуса — Преисподней. Правила те же. Последний из Ирия. Как вы поняли — пока что за ваш мир вступались сильные игроки. Твой отец был сильнейшим из них.

— И где он теперь?

— Архангел Михаил — он убил твоего отца. Разумеется, не в честном поединке — это не его стиль. Подробностей Я не ведаю.

— Его больше нет.

— Это окрыляет…

— Мне неприятна твоя ирония, Арвинг.

— Простите. — Чуть более цинично, чем стоило, ответил Арвинг.

— Тебе придётся принять свой путь — не ты его кинул себе под ноги, но ты по нему уже идёшь, и повернуть обратно не получится. Свернуть тоже. А конец уже близок — скоро ты всё сам увидишь.

— Ты меня слышишь? — С сомнением попробовал обратиться к ангелу Арвинг. С виду смотрелось забавно.

— Да — говори.

— Что от меня нужно, чтобы пройти этот путь?

— Другой разговор. Не здесь. Не сейчас.

— Мне пора. Я зайду ещё раз, чуть позже. Благо мои силы до сих пор позволяют мне обходить двери.

Ангел усмехнулся и растаял в воздухе.

Арвинг и Кристина переглянулись — таких чудес они пока что не видели. А сколько ещё предстоит?..

Квартира родителей Деппа, которая стала с некоторых пор явочной квартирой для троих друзей, выживших после битв с бёвульсами, была сейчас пустой. Никого не было здесь уже пару месяцев — троица была занята другими делами. Порой они приходили сюда поодиночке помолчать наедине с портретами погибших. Замки на двери поочерёдно щёлкнули и она, чуть скрипнув, отворилась. Загремела снимаемая обувь. Одна пара, вторая, третья. Друзья прошли в зал, где на полу вдоль восстановленной стены стояли пять рамок с фото.

В этой комнате не было мебели, не было полок, карнизов, занавесок — ничего. Стёкла были закрашены красной краской — когда летнее Солнце заходит, то краска слегка просвечивает, заливая комнату тусклым светом. Посреди комнаты на полу лежал матрас, накрытый покрывалом.

Трое сели на матрас. По центру села по-турецки Зверь, по бокам примостились Вихрь и Шекспир. Поочерёдно они оглядывали портреты погибших друзей. Таких фото не было у друзей — это фрагменты единственной коллективной фотографии, сделанной в брошенном военном городке. Они не позировали, они тогда были измотаны после очередной тренировки. Анхель гонял их на износ. И теперь есть пять портретов с уставшими лицами.

Первый — Свет. Слегка отвернувшийся от камеры, искоса смотрящий в объектив. На лице помимо утомления изрядная доля скепсиса. Ушёл первым, поначалу даже не верилось, что эта мрачная ворчливая бестия может просто пропасть. Когда Анхель рассказал, как всё случилось, Марла упала в обморок. Но это было уже после того, как Вихрь принёс бездыханное тело Деппа. Его портрет стоял правее. Усталая, но всё равно наигранная улыбка. Недельная небритость и развалившийся от бега хвост придавали ему определённый шарм. Ему нравилась эта фотография — он её даже на компьютере на заставку поставил. Он редко так делал с фото.

Ещё правее стоял портрет Леонтии — Немчуры. Замученная беготнёй, как обычно отсутствующе-грустная и, как и все, взлохмаченная. Рядом с ней Чупс — оба погибли в день побоища с тварями Аградона. Они погибли в битве. Они канули в круговороте крови и воплей. Сражаясь бок о бок с берсерками, они не уронили достоинства школы Анхеля — погибли, но не показали спины.

Марла — она была лишней жертвой. Её портрет и сейчас, как грустное напоминание того, что люди полезли не в своё дело. Щелчок демоницы оборвал её жизнь в долю секунды — она даже испугаться не успела, наверное…

Вихрь и Зверь переглянулись и кивнули друг другу, потупив взгляды в пол перед портретами. За месяцы, что прошли с рождественской ночи, когда всё вроде бы закончилось, в этой комнате возник по крохам настоящий алтарь.

Перед каждым из портретов лежали вещи, принадлежащие погибшим. Здесь были первые цепи Света, слишком тяжёлые, чтобы ими можно было безопасно крутить пои. Но в то же время быстрее учащие не совершать ошибок. Черновики татуировки Деппа. Сюда по датам в уголках листков он продумывал её почти три года. Древо своей жизни он набил полностью за год до гибели. Пухлая тетрадь стихов Немчуры, в основном лирика про любовь и нелюбовь, метафоричная, аллегоричная и местами повторяющаяся. Мешочек для конфет Чупса, он привёз его из Америки, там он купил его перед Хэллуином, с тех пор носил с собой, но никогда не нагружал его по назначению. Ножи Марлы — она любила только их. Они для неё стали всем и лишь их смогли забрать друзья у неё из дома, во время сумбурных и нервных похорон. Остальное родители запретили брать, оставив её комнату нетронутой — тоже своего рода алтарь…

Зверь извлекла из портфеля ещё один портрет. Не вставая, на коленях, она подползла к стене и поставила его в угол. Анхель смотрел на них с фото чуть уставший, но не так, как пятеро левее его. Он почти не уставал, всегда был в форме, не болел, не мёрз, хотя морозов не любил. Он был ангелом — их ангелом. Он дал им цель в жизни, а когда его не стало — она растаяла. Исчезла, как снежинка под тёплым дыханием весны. Остались лишь тяжесть потери и неизвестность.

Сегодня днём ангелы Сеной и Семангелоф прояснили эту неизвестность. Прояснили, разбив надежду, которой жили друзья. Хотя в душе они понимали, что, скорее всего, его больше нет в живых. Понимали и боялись этого.

Теперь его портрет присоединился к застывшим напоминаниям о его учениках. Не худших и не лучших — просто погибших. Быстро и безвозвратно. Гибель близких друзей не зря сравнивают с раной, причинённой острым лезвием — сначала не чувствуешь, затем осознаёшь и шипишь от боли, сжимая кулаки и сдерживая слёзы, а потом долго саднит, затягиваясь. И как бы хорошо она не затянулась — шрам останется навсегда.