Виновниками этой беды вновь оказались стрельцы. Их караул безмятежно спал, но, разбуженный воплями подбегавших янычар, счастливо спас свои жизни бегством. Разъярённый Пётр приказал сперва казнить их, но за стрелецкий караул неожиданно для всех заступился генерал Патрик Гордон:

   — Ваше величество, казнь виновных может удручить стрелецкие полки. На войне такое нежелательно.

Самодержец сумел-таки унять праведную ярость. И понимал, что виной были не те несколько стрельцов, которые сейчас стояли со связанными руками на коленях у входа в шатёр. Потому он сказал:

   — Дать каждому по десять плетей на виду у всех. И лишить их месячного жалованья...

Потерю инженера Росси царь переживал тяжело. Он был итальянцем с острова Кандия. Будучи взят в плен турками, попал в Азов и пробыл в крепости шесть лет, служа помощником военного инженера, который поручал ему минные дела. Затем Доменико Росси бежал и каким-то образом оказался в России. И Пётр, и его наставник не раз пользовались советами человека, хорошо знакомого с осаждённым Азовом, с городскими укреплениями.

Казалось со стороны, что Пётр Иванович Гордон был озабочен больше всех ходом правильной осады. На одном из военных советов, проходившем у Франца Лефорта, он сделал следующее предложение:

   — Ваше величество, господа генералы, а не следует ли нам укрепить каланчи, построить форт ближе к реке? От этого осадное кольцо станет ещё теснее.

Генералы Лефорт и Головин промолчали. Царь же, после некоторого молчания, сказал Францу Яковлевичу:

   — Подготовь команду гребцов на галеру к утру. Завтра все генералы вместе со мной пойдут к каланчам. Надо ещё раз осмотреть их и назначить каждому из вас для земляных работ по двести человек.

По петровскому повелению Гордон лично наблюдал за ходом работ по укреплению каменных башен, стороживших выход с Дона в море. Он же настоял на том, чтобы число землекопов было удвоено. Вскоре каланчи превратились в небольшие форты, опоясавшись высоким валом и глубоким рвом, через который были перекинуты подъёмные мостки.

Гордон фиксирует в своём «Дневнике» все важнейшие события Первого Азовского похода. Запись от 2 сентября сообщает следующее:

«Казаки захватили двух пленных; те сообщили, что в этот день ждут нурадин-султана (то есть Шагин-Гирея, сына или племянника хана Селим-Гирея, второго наследника крымского престола. — А. Ш.) с 10 тыс. татар и 500 янычарами, которых осаждённые намереваются провести в город. Пленные также подтвердили, что во время штурма 5 августа убиты бей и янычарский ага. Должность бея, или коменданта, предложили Кубек-мурзе, но он отказался.

Весть о приближении нурадин-султана не привела христиан в уныние, особенно Его Величество царя. Он участвовал в осаде под видом простого бомбардира, но при этом лично за всем надзирал, несмотря на немалую опасность и риск, неустанно готовил и метал бомбы и достиг в этом большого искусства. Поэтому и в этом случае он пошёл вместе с генералами осмотреть место, где, как говорили, должен был пройти нурадин-султан, и посоветовал соорудить 3 редута с линиями коммуникаций. Их построили у реки за сутки и укрепили со стороны моря, города и поля...»

Крымская конница в большом числе действительно появилась под Азовом. Шагин-Гирей делал всё для того, чтобы русские не смогли напасть на него в степи, и потому постоянно менял места стоянок. Поскольку на пушки осадного лагеря он идти не решался, дело обычно сводилось к малым стычкам. Особенно упорно крымские конники старались угнать казачьих лошадей, которые огромными табунами паслись на обильных прибрежных лугах у каланчей. Трава вблизи их поедалась или вытаптывалась, и потому казачьи табуны приходилось с каждым днём отгонять всё дальше и дальше от речного берега.

Однако 8 сентября здесь произошёл настоящий кавалерийский бой. Татары и турки затеяли на лугах серьёзную перестрелку с казаками. Пётр, получив такое известие, забеспокоился за стоявшие напротив каланчей суда Донской флотилии. Он в это время находился на гордоновской позиции. Выслушав вестника-казака, царь приказал генералу:

   — Ваша милость, Пётр Иванович, пошли к каланчам тысячу казаков. Пускай поспешат туда. А сам возьми один или два полка и поспешай за донцами. Как бы османы не наделали нам там бед сегодня.

   — С разрешения вашего величества возьму свой Бутырский полк. Да две пушки с картечными зарядами.

   — С Богом, генерал. Будь осторожен. Что-то сегодня нурадин-султан настырничает...

Бутырский солдатский полк поторопился с прибытием к каланчам. С подходом пехоты ханская конница стала отходить от лугов. Патрик Гордон съехался с атаманами, чтобы обсудить, как поступить дальше. К своему удивлению, он заметил, что большинство казаков было навеселе. Видя такое дело, генерал заметил старшинам:

   — Не забегайте далеко от фортов. А то ваши казаки после принятой винной порции голову могут потерять. Будьте у каланчей — в случае чего, оттуда вас пушечным огнём от магометян прикроют.

Старшина на то ответил:

   — Какая там опасность! После каждого нашего наезда татаре всё дальше откатываются от реки...

Дело действительно было так. Когда «магометяне» выманили не видевших опасности казаков подальше в степь, они ударили по ним из засады, схоронившись в глубоких балках. Донцам пришлось повернуть коней и уходить к реке. Однако часть из них оказалась загнанной в болото, где их принялись расстреливать из луков. Было побито много казачьих лошадей, до сотни человек, а три десятка казаков оказалось в плену. Только появление русского пехотного отряда с пушками заставило нурадин-султана Шагин-Гирея уйти подальше в степь. Его не преследовали.

Когда Патрик Гордон возвратился в осадный лагерь, он рассказал все подробности столкновения у каланчей царю. Тот разгневался за такую беспечность и устроил атаману Фролу Минаеву хорошую выволочку на «консилии»:

   — Господин атаман! Так воевать ты можешь под Черкасском, но не под Азовом. Там — казачье удальство, здесь — осадная война. Ты что, хочешь крымские базары своими пленёнными казаками удивить?..

Разнос, устроенный Петром Алексеевичем атаману Донского казачьего войска, получил неожиданное продолжение. Фрол Минаев, вернувшись с «консилии», в гневе учинил разнос старшинам, а те казакам. Последние с яростью взялись за лопаты и за несколько дней подвели свои апроши к городскому рву раньше других, опередив даже гордоновцев. Донцы стали заваливать ров землёй.

Свои работы казаки вели под защитой так называемых «блиндажей» на колёсах — деревянных крепостиц на обозных телегах, которые днём и ночью выдвигались вперёд траншей, где велись земляные работы. Осаждённые такого потерпеть не смогли.

В ночь на 13 сентября турки вышли из крепости на вылазку и напали на апроши казаков. Те сперва защищались стойко. Но когда янычары стали забрасывать их ручными бомбочками и обстреливать из Азова артиллерийскими снарядами, казаки, потеряв 80 человек убитыми и ранеными, отошли. Турки подожгли деревянные «блиндажи», порубив колеса повозок, и унесли с собой в крепость шанцевый инструмент и доски, которыми землекопы прикрывали свои траншеи.

Нападавшие могли наделать бед ещё больше, но, испугавшись того, что генерал Патрик Гордон начал выводить в поле часть своей пехоты, поспешили возвратиться в крепость. А орудия с его позиции стали обстреливать путь отступления турок в Азов.

На очередной «консилии» генералы решили ещё раз предложить Муртазе-паше и турецкому гарнизону сдать крепость с правом свободного выхода из Азова к берегу моря. Писари составили три экземпляра послания. И три казака, обмотав бумагу вокруг стрел, пустили их в Азов с трёх сторон. Ответа от Муртазы-паши на сей раз не последовало. Султанский военачальник решил горделиво отмолчаться перед неверными.

Земляные осадные работы продвигались вперёд. Стали готовить подземные мины, чтобы взорвать крепостной вал и проделать в нём брешь, через которую штурмующие могли бы ворваться внутрь турецких укреплений. Однако среди многочисленных иностранных специалистов не оказалось инженеров, способных вести подземные работы и делать необходимые расчёты.