— Что ты вообще об этом знаешь? Я имею в виду, на самом деле. Что видела? Можешь доказать? Либо проглотишь все, что тебе скажут?

Она смотрит на меня обиженно, словно я несправедлив к ней, но, вероятно, попытается прикончить меня, прикончить праведно, поэтому нужно держать ухо востро.

— Я многое знаю, — улыбается она. — Можешь считать меня безмозглой занудой, но я учусь. Слушаю. Анализирую. Гораздо больше, чем ты. Ты вообще в курсе, как действует атаме?

— Я просто пыряю им. Все остальное не важно.

Она улыбается и что-то бормочет себе под нос. Слышится что-то типа «тупой инструмент» с акцентом на первом слове.

— Атаме и та сторона мира связаны, — говорит она. — Свои силы он черпает оттуда — вот как он действует.

— Хочешь сказать, из ада? — выговариваю я.

Атаме в кармане немного сдвигается, словно слышит, что он нем говорят.

— Из ада. Абаддона[58]. Ахерона[59]. Аида[60]. Другой стороны. Люди называют это место по-разному, куда отправляется все мертвое, — Джестин качает головой, а плечи опускаются от внезапной усталости. — У нас не так уж много времени, — продолжает она. — А ты все продолжаешь смотреть на меня так, словно я стащу твои деньги, рассчитанные на ланч. Я не хочу, чтобы ты умер, Кас. Никогда не хотела. Просто не понимаю, почему ты это делаешь.

Может, вся причина в мелкой стычке, но ее усталость распространяется теперь и на меня. Как бы я хотел, чтобы она не вмешивалась в это. Но, несмотря на все, мне она нравится. Хотя все знают, что мечтать не вредно. Она приближается ко мне и пальцами проводит по подбородку. Я тут же уверенно, но осторожно убираю их.

— Во всяком случае, расскажи о ней, — просит она.

— Что именно? — спрашиваю я, отводя взгляд на деревья.

— Все, что угодно, — пожимает она плечами. — Что делает ее в твоих глазах такой особенной? А ты в ее? Она отправилась в небытие ради тебя?

— Не знаю, — отвечаю я.

Почему я так говорю? Знаю. Я понял это в тот момент, когда впервые услышал имя Анны и ее голос. Я знал, что когда выйду из ее дома, то останусь при своих целых внутренностях. Я взорвался восхищением и способностью понимать ее. Ни я такого раньше не испытывал, ни она тоже.

— Тогда скажи, на кого она похожа? — спрашивает Джестин. — Если мы долго будем истекать кровью, разыскивая ее, то должна знать, как она выглядит.

Я тянусь в карман за бумажником и достаю газетное фото Анны, запечатленное еще при жизни, затем передаю Джестин.

— А она хорошенькая, — комментирует она после нескольких минут изучения.

Хорошенькая. Так все говорят. И моя мама, и Кармел. Но считать так, больше напоминает скорбь, словно позор, что увяла такая красота. Когда же Джестин произносит это слово, то звучит настолько насмешливо, словно это единственное, что пришло ей на ум сказать. Возможно, я защищаю ее, но как бы там ни было беру с рук фото и кладу его на место.

— Но нужно принять во внимание, — заявляю я, — что она жестокая и намного сильнее, чем кто-либо из нас.

Джестин пожимает плечами в а-ля «без разницы» движении. Мои волосы отрасли еще на несколько дюймов, но ничего страшного. Через каких-то несколько часов она воочию встретится с ней. Она увидит ее, одетую в кровь, с подвижными волосами, как в воде, и с черными блестящими глазами. Когда это случится, она не сможет прийти в себя.

Джестин была неправа. Появился Орден, чтобы забрать одного из нас. Прямо перед закатом выбор пал на нее. Эскортом оказались две молчаливые женщины. Они выглядели не намного старше нас, с абсолютно черными волосами, свободно спадающими с плеч. Джестин представила их как Харди и Райт. Судя по их фамилиям, они младшие члены братства. Либо я прав, либо их родители пошутили.

Спустя не так уж много времени за мной пришел Гидеон. Он застал меня за тем, как я бесцельно блуждал под фонарными столбами вдоль асфальтированной тропинки. Хороший способ отвлечься. Адреналин снова забурлил в крови, и я был близок к тому, чтобы куда-нибудь рвануть, но Гидеон повел меня через здания и огороженную территорию в свою комнату, в которой рядами стояли белые догорающие свечи и три фальшивых атаме, покоящиеся на красном бархате.

— Итак, — приступаю я, пока он закрывает двери, — что интересного расскажешь о ритуале?

— Только то, что он скоро начнется, — отвечает тот.

Создается такое впечатление, словно я разговариваю с Морфаном.

— Где Кармел с Томасом?

— Они придут, — откликается он. На серьезном лице расцветает улыбка. — Эта девушка, — сдавленно смеется он, — как фейерверк. Я никогда не слышал такого языка. В обычной ситуации я бы назвал ее наглой, но в сложившихся обстоятельствах было приятно наблюдать, как лицо Колина покрывалось красными пятнами, — он выгибает бровь. — Почему ты не проявил к ней интерес?

На протяжении всего дня Кармел враждует с Берком. Хотел бы я на это посмотреть.

— Томас опередил меня, — отвечаю я, ухмыляясь.

Наши улыбки постепенно исчезают, пока я, не мигая, наблюдаю, как угасают свечи. Огонек, колышущийся на фитиле из стороны в сторону, выглядит таким малюсеньким. Кажется странным, что он в состоянии превратить столбы воска в бесформенную массу. Гидеон подходит к шкафу и широко открывает дверцы. Сначала мне кажется, что он тянется в сторону связки красных штор, но, когда выкладывает их на кровать, я понимаю, что на самом деле это церемониальные мантии, точно такие же, в какой он был одет на украденном фото Томаса.

— Ах, — выдавливаю из себя. — А я все думал, когда же мне покажут мантии и кадила.

Гидеон разглаживает две мантии, поправляя капюшоны и рукава. На мне сейчас болотного цвета футболка и джинсы, и мне удобно. Мантии же выглядят так, словно каждая по отдельности весит двадцать фунтов.

— Это как-то поможет, если я надену ее? — спрашиваю я. — Ну, ты же понимаешь, я имею в виду, что большая часть церемонии — просто церемония.

— Это обычная церемония, — повторяет он, напоминая мне сейчас мать. — И одежда никак не повлияет на сам ритуал. Просто традиция.

— Тогда забудь об этом, — я осматриваю без узора веревку, которая охватывает талию. — Засунь себе, знаешь куда, эту традицию. Кроме того, Анна чуть ли не обоссыться от моего вида.

Он горбится, а я уже мысленно готовлюсь к его атаке. Сейчас он наорет на меня, что я ни к чему не отношусь серьезно и никогда не выказываю уважение старшим. Когда он оборачивается, я делаю шаг назад, но тот уже успел схватить меня за плечи.

— Тесей, если выйдешь сейчас через эту дверь, больше они не будут тебе препятствовать.

Я смотрю на него. Глаза сияют, почти нервно подрагивают, скрываясь за стеклами очков. Он сказал, что они оставят меня в покое. Возможно. Если попытаюсь так сделать, Берк пойдет за мной по пятам с подсвечником в руке, и все превратится в реальную игру Улика[61], поэтому я должен аккуратно от него избавиться.

— Скажи маме… — начинаю я и замолкаю. В голове пусто. На мгновение всплывает ее лицо, а затем исчезает. — Даже не знаю. Скажи ей, что все хорошо.

— Тук-тук, — говорит Томас, заглядывая в комнату.

Когда он заходит вместе с Кармел, не могу сдержать улыбки на лице. Они оба одеты в длинные красные мантии с болтающимися сзади капюшонами и полностью скрывающими их руки рукавами.

— Вы, ребята, выглядите как рождественские монахи, — выпаливаю я. Из-под мантии торчат кончики кроссовок «Конверс» Томаса. — Вы в курсе, что вам не обязательно надевать это?

— Мы не хотели, но Колин настоял, — Кармел закатывает глаза. — Они такие тяжелые и немного колючие.

Позади нас Гидеон снимает с вешалки мантию и одевает, отуже затягивает веревкой талию, распрямляет за спиной капюшон. Затем подбирает с бархата фальшивые ножи и засовывает один из них за веревку у себя на бедре.