— Нет.

— Что?

— Я не принадлежу ему, — она сжимает мою руку сильнее, чем обычно. — Давай возвращаться.

Я улыбаюсь. Она все преодолела, чтобы связаться со мной. А я прошел сквозь Ад, лишь бы встретиться с ней.

— Анна!

Мы оба поворачиваемся на звук моего голоса. В открытых дверях дома появляется силуэт.

— Кас? — неуверенно спрашивает она, и фигура ступает на свет.

Это я. Это точно я. Анна улыбается, таща меня за руки. С ее губ слетает смешок.

— Ну, давай же, — произносит он. — Я думал, ты хотела прогуляться.

Она колеблется. Когда наполовину оборачивается и видит меня, настоящего меня, становится смущенной, поэтому зажмуривает глаза.

— Пойдем, — говорит она. — Это лживое место. На минуту я…я забыла, где мы находимся. Забыла, что ты здесь.

Затем снова смотрит на дом, и, когда продолжает говорить, ее голос кажется далеким, почти слившимся с этим местом.

— Всего на минуту я подумала, что дома…

— Ну же, — снова зовет ее другой «я». — Пойдем, погуляем, прежде чем увидеться с Томасом и Кармел.

Я оглядываюсь через плечо. Комната, заполненная горящими свечами, все еще здесь. Я вижу опустившегося на колени Томаса, который отчаянно что-то делает руками. У меня не осталось больше времени. Все происходит слишком быстро.

Если отпущу руки Анны, она забудет обо мне. Она забудет обо всем, кроме дома, расположившегося на этом поле. Все забудется. Ее убийство, ее проклятие. Она вечно будет жить так, как и следовало при жизни. Даже если бы все поменялось, он тот, кто мог бы быть мной. Это место — ложь. Но приятная ложь.

— Анна! — говорю я.

Широко распахнутыми от запутанности глазами она поворачивается ко мне. Я улыбаюсь, отпускаю одну из ее рук и пальцами провожу по ее волосам.

— Мне нужно идти.

— Что? — спрашивает она, но я не отвечаю.

Вместо этого я целую ее лишь раз и пытаюсь показать ей одним-единственным жестом, что она все забудет, как только отвернется от меня. Я говорю, что люблю ее. Что буду по ней скучать.

До ушей доносится звук чего-то разбивающегося, а затем приходит понимание, что я во что-то врезался, во что-то неподвижное. Я приоткрываю глаза и вижу перед собой полную свечей и красных мантий комнату. Такой уж ощутимой боли я не ощущаю в своем теле. Томас, Гидеон и Кармел немедленно сосредотачиваются на мне. Я же идентифицирую их голоса, как три отдельных крика. Кто-то давит рукой на мой живот. Другие же члены Ордена стоят рядом и выглядят бесполезными, но, когда Гидеон гаркает на них, кое-кто начинает суетливо двигаться. По крайней мере, один из них убежал, чтобы хоть чем-то помочь. Я смотрю на слишком высокий потолок, который трудно заметить, но он там однозначно есть. Мне не нужно смотреть по сторонам, так как знаю, вернулся сюда лишь я один.

Эта ситуация мне кое-что напоминает. Я лежу в постели с капельницей в руке и с заштопанными внутренностями. Под спину подложено четыре или пять подушек, а на тумбочке стоит поднос с остатками еды. По крайней мере, на нем нет зеленого желе «Джелло».

Говорят, я был в отключке целую неделю, и что моя живучесть подверглась серьезной опасности. Кармел утверждает, что в последнюю минуту мне сделали переливание крови, и что мне невероятно повезло, что у Ордена, собственно говоря, был полностью действующий пункт первой помощи, расположенный в подвале. Когда я только проснулся, то был удивлен присутствием дрыхнущего у моей кровати рыжевато-седовласого главы братства. Гидеон переправил мою маму в г. Глазго.

Когда в дверь постучались, в палату заходят Томас, Кармел и моя мама. Последняя немедленно указывает на поднос с едой.

— Тебе лучше съесть все это, — произносит она.

— Я ем понемногу, — в протесте заявляю я. — Да ладно тебе. Ведь в моем животе недавно побывал нож.

Ее прищуренные глаза говорят мне о том, что ей не смешно. Хорошо, мам. Я подношу к себе чашку яблонного пюре и прихлёбываю лишь для того, чтобы она улыбнулась, и она неохотно уступает мне.

— Итак, мы решили остаться здесь, пока ты полностью не поправишься, — произносит Кармел, садясь в ногах кровати. — Назад мы полетим все вместе. Как раз вовремя, потому что скоро начнется учеба.

— Кармел, будет шумная гулянка, — сообщает Томас, пальцем описывая спиралью в воздухе. Затем смотрит на меня. — Она же так чертовски рада, что в этом году выпустится. Словно и так не эксплуатировала всю школу. Лично я не спешу. Может, на обратном пути еще раз пройдем Лесом-Самоубийцей? Просто ради удовольствия.

— Ты такой прикольный, — с сарказмом в голосе произносит Кармел, толкая его.

Раздается еще один стук в дверь. Со спрятанными руками в карманах входит Гидеон и садится в кресло. Я замечаю, какими неловкими взглядами он обменивается с моей мамой. Не знаю, будет ли между ними все как прежде после всего этого, но я постараюсь объяснить ей, что Гидеон был ни в чем не виноват.

— Я только что разговаривал по телефону с Колином Берком, — говорит Гидеон. — С Джестин, по-видимому, все в порядке. Она уже встала на ноги.

Джестин не умерла. Раны на руках, которые нанес ей Чародей, оказались не такими смертельными как мои. И так как потеряла она не так много крови, как я, то намного раньше вернулась к своей прежней жизни. Очевидно и то, что она с максимальной осторожностью отнеслась к своим ранам, хотя и не получила таких внутренних повреждений в отличие от меня. Возможно, когда-нибудь, я выведу ее на чистую воду, со всеми своими секретами. А, может быть, и нет. Жизнь гораздо интереснее и ярче с ними.

В комнате воцаряется тишина. Я пришел в сознание три дня назад, но они все еще продолжают ходить вокруг да около и не задают вопросы о том, что же со мной там случилось. Хотя вижу, как они сгорают от любопытства. Я не буду больше их томить своим молчанием, но очень интересно наблюдать за ними и гадать, кто же из них не выдержит первым.

Я оглядываю их тревожно-пытливые лица. Ничто в них не выдает любопытства, кроме сжатых улыбок.

— Ну, я пойду на разведку. Хочу узнать, приготовили для нас ужин или нет, — произносит мама, скрещивая руки. — Кас, ты еще некоторое время посидишь на легкой пище, — покидая нас, она хлопает Томаса по плечу.

Безо всякого сомнения она знает, что я выбрал именно его в качестве своего якоря-привязки. Если бы он понравился ей раньше, то сейчас, скорее всего, она приняла бы его.

— Ты хотя бы увиделся с ней? — интересуется Томас, на что я улыбаюсь.

Наконец-то, спросил.

— Да. Я видел ее.

— Что…что же случилось тогда? Это был Чародей? — спрашивает он с такой нерешительностью.

Кармел выпучивает от удивления глаза и настороженно наблюдает, появляются ли у меня признаки стресса или нет, и готова в любой момент наброситься на Томаса, прекращая поток вопросов. Это глупый порыв, но я ценю их беспокойство.

— Это был Чародей, — проговариваю я. — Гидеон, ты был прав. Они все были у него в ловушке, — он кивает, и его глаза темнеют.

Думаю, в действительности он не хотел оказаться правым.

— Но теперь с ним покончено. Я сделал это. А остальных освободил. Всех, кого он удерживал у себя все эти годы. Всех призраков. В том числе Уилла и Чейза.

Я киваю Кармел:

— И моего отца.

Гидеон закрывает глаза.

— Пока не говори ничего маме, — обращаюсь я к нему. — Я сам ей со временем все расскажу. Но…я не видел его среди других и даже не говорил с ним. Это сложно объяснить.

— Не волнуйся, — отвечает он. — Расскажешь ей, когда будешь готов.

— А что насчет Анны? — спрашивает Томас. — С ней было все в порядке? Ты ее тоже освободил?

Я улыбаюсь:

— Надеюсь, что это так, — отвечаю я. — Думаю, да. Теперь с ней будет все хорошо. Она будет счастлива.

— Я рада, — произносит Кармел. — Но как же ты? С тобой будет все в порядке? — она кладет свою руку мне на колено и сжимает его, несмотря на простыню.

Я киваю. Все будет хорошо.