— Что?

— Кармел идет.

Она останавливается передо мной со скрещенными на груди руками. В трубке пищит тоненький голосок Томаса, желающий узнать, что происходит, должен ли он заскочить ко мне домой и подобрать меня. Перед тем, как Кармел хоть что-нибудь скажет, я подношу трубку к уху и говорю да.

Кармел извиняется за нас обоих. В своем Ауди ей удается бойкотировать почти все сорок секунд, пока она ведет машину по улицам Тандер-Бей. Пока мы едем, по странному совпадению над нашими головами загораются уличные фонари, словно волшебный конвой. Дороги мокрые, и до сих пор кое-где на обочинах виднеются давнишние заледенелые клочки земли. Через две недели начинаются летние каникулы, но город, похоже, не догадывается об этом. В конце мая ночью температура все еще опускается ниже нуля. Единственный признак того, что зима заканчивается, это бури: крики, унесенные ветром вещи, устланные по озеру, а затем вновь подхватываемые им и волочащиеся обратно, оставляя позади себя обломки с замерзшей густой грязью. Я не был готов к таким длинным месяцам холода. Он сжимает город, словно в кулак.

— Почему ты даже не потрудился прийти? — интересуется Кармел. — Если ты только не собираешься действовать, как и прежде? Из-за тебя Кейт действительно плохо себя чувствует.

— Из-за нас она плохо себя чувствует. Если уж на то пошло, я никогда не хотел связываться с ней. Ты была той, кто обнадежил ее.

— Она же тебе приглянулась в последнем семестре на химии, — насуплено сообщает Кармел.

— Тогда тебе следовало бы сказать ей о том, какой я на самом деле засранец. Просто обзови меня слабоумным недоноском.

— Лучше, чтобы она сама удостоверилась в этом. Ты каждому из них сказал не больше пяти слов, — она разочаровано косится на меня, при этом лицо почти выдает в ней отвращение. Затем выражение ее смягчается, и она убирает прядь белых волос с плеча. — Я просто подумала, что было бы чудесно, реши ты выйти из дому и познакомиться с новыми людьми.

— Я постоянно знакомлюсь с уймой новых людей.

— Я имею в виду живых.

Я смотрю прямо перед собой. Возможно, она с насмешкой имела в виду Анну, а может быть, все и не так. Но это меня бесит. Кармел хочет, чтобы я забыл ее. Забыл, как она всем нам четверым спасла жизни, пожертвовала собой и утащила Чародея в ад. Кармел, Томас и я пытались выяснить, что же случилось с ней после той ночи, но тщетно. Догадываюсь, что Кармел считает, будто бы мне нужно прекратить искать ее и отпустить. Но я не хочу. Должен ли я это делать или нет, не имеет значения.

— Знаешь, ты не должна везти меня, — говорю я. — Меня может Томас подбросить. Или же я просто могу прогуляться пешком.

Кармел закусывает свою миленькую губку, пытаясь решить, как поступить дальше. Мы дружим с ней почти год, и она до сих пор делает озадаченное щенячье лицо, когда я поступаю не так, как она того хочет. Оно странным образом располагает к себе.

— Снаружи холодно, и в любом случае там было скучно.

Она выглядит невозмутимо в своем верблюжьем темно-синем пиджаке и красных перчатках. На шее тщательно завязан красный шарф, несмотря на то, что компанию мы покидали в спешке.

— Я просто оказываю Кейт услугу. Это я назначила ей встречу, и не наша вина, если она не смогла поразить тебя своим обаянием.

— У нее хорошие зубы, — возражаю я.

Кармел широко улыбается.

— Наверное, это было плохой идеей. На тебя не следовало давить, я права? — спрашивает она, и я делаю вид, что не замечаю ее полный надежды взгляд, словно мне и дальше следует продолжать этот разговор. Но просто нет смысла в этом.

Когда мы добираемся до моего дома, помятый Темпо Томаса уже припаркован на подъездной дорожке. Внутри я вижу его силуэт, разговаривающий с матерью. Кармел останавливается прямо позади его машины. Я ожидал, что меня высадят на обочине.

— Мы поедем на моей машине. Я с вами, — сообщает она, выбираясь из тачки.

Я не возражаю. Из самых лучших побуждений Кармел и Томас пополнили мои ряды. После того, что случилось с Анной и Чародеем, сбежать от них точно не вариант.

Внутри дома Томас похож на одну большую складку, плюхнувшуюся на диван. Он поднимается, когда замечает Кармел, и его глаза как по команде выкатываются, прежде чем он настраивает свои очки и возвращается к нормальному состоянию. Мама выглядит спокойной и заботливой в своем обтягивающем свитере, сидя в кресле. Не знаю, откуда люди взяли, что все ведьмы наносят на глаза килотонны подводки и скачут в своих бархатных накидках. Она улыбается нам и тактично интересуется, как фильм, а не о том, как прошла встреча.

Я пожимаю плечами.

— Я действительно не понимаю этого, — отвечаю я.

Она вздыхает.

— Итак, Томас поведал мне, что вы собираетесь в Гранд-Мараис.

— Сегодня такая же обычная ночь, как и все предыдущие, — сообщаю я. Затем смотрю на Томаса. — Кармел тоже едет с нами. Поэтому мы можем поехать на ее машине.

— Хорошо, — отвечает он. — Если мы возьмем мою, то, возможно, заглохнем на обочине, прежде чем пересечем границу.

На минуту появляется неловкость, пока мы ждем, когда мама покинет комнату. Никоим образом ее нельзя считать мирным жителем, но я стараюсь не беспокоить ее такими деталями. Прошлой осенью, когда я был на волоске от смерти, ее темно-рыжие волосы окрасились в белый цвет.

В результате она стоит и в моей руке сжимает три маленькие, но очень вонючие бархатные мешочки. Я знаю, что это, не опуская взгляда. Для каждого из нас она приготовила свежую травяную смесь классического защитного заклинания. Она прикасается к моему лбу кончиками пальцев.

— Защити их, — шепчет она. — И себя тоже.

Затем поворачивается к Томасу.

— А теперь я должна еще усерднее работать над свечами для магазина твоего деда.

— У некоторых процветание бизнеса происходит быстрей, чем свечки вырастают на полках, — ухмыляется он.

— И они такие элементарные. Лимонные и с нотой базилика. С магнитной сердцевиной. Во вторник я займусь другой партией, — она поднимается на второй этаж в комнату, которую оккупировала для работы с заклинаниями. В ней полно блоков парафина, всевозможных масел и пыльных бутылей трав. Я слышал, что у других мам есть целые комнаты, предназначенные для шитья. Это, должно быть, странно.

— Я помогу тебе упаковать свечи, когда вернусь, — сообщаю я, когда она скрывается наверху из виду. Жаль, что у нее нет другого кота. В двери есть небольшая прорезанная дыра, которой должен был бы пользоваться Тибальт, скользя по ее стопам. Но, полагаю, прошло всего лишь шесть месяцев после его смерти. Наверное, рано еще поднимать этот вопрос.

— Итак, готовы? — спрашивает Томас. Под его рукой я замечаю полотняную курьерскую сумку. Каждый клочок информации, которую мы получаем об определенном призраке или особенностях нашей работы, он кладет в эту сумку. Мне невыносима мысль, насколько быстро его могут привязать к столбу и сжечь, если в один прекрасный день кто-то сумеет схватить его. Невзирая на бардак в ней, он протягивает руки и проделывает странные, бросающие в дрожь вещи каждый раз, когда его кончики пальцев прикасаются не понятно к чему, как та девушка из полтергейста.

— Гранд-Мараис, — тихо говорит Кармел, когда он протягивает ей бумаги. Среди них она замечает письмо от профессора по психологии Высшей школы Роузбридж, старого закадычного друга моего отца, который до того, как засучить рукава и сформировать молодой разум, развил свой собственный, участвуя в кружках, практикующих погружение в транс, во главе с моими родителями в начале 80-х годов. В письме он рассказывает об одном призраке Гранд-Мараис, штата Миннесоты, по слухам обитающего в заброшенном амбаре. За последние три сотни лет, когда имущество переходило из рук в руки, произошло шесть смертей. Три из них были совершены при подозрительных обстоятельствах.

Так что, всего-навсего шесть смертей. Такая статистика не числится в моем списке сопоставлений, но теперь, когда я осел в Тандер-Бей, мои возможности ограничены до нескольких поездок за год и в места, на которые я могу выбраться на выходных.