— Что ты скрываешь? — спрашиваю я. — Что знаешь?

Морфан через дым устремляет свой взгляд на меня, но я не опускаю глаза. Я это просто так не оставлю. Не могу. Я обязан помочь ей и даже больше. Я не могу думать, что она может страдать.

— Просто заканчивай с этим, хорошо? — говорит он, но я слышу это. Решительность в его голосе.

— Морфан, что ты знаешь?

— Я знаю… — он вздыхает, — кое-кого, кто может знать ответ.

— Кто это?

— Мисс Рикка.

— Тетушка Рикка? — спрашивает Томас. — Откуда она может об этом знать? — он поворачивается ко мне. — Когда я был ребенком, часто ходил к ней в гости. Она не совсем моя тетушка, но, знаешь, она больше чем просто друг семьи. Я давно ее не видел.

— Мы потеряли связь, — пожимает плечами Морфан. — Иногда так случается. Но, если Томас отведет тебя к ней, она поговорит с тобой. Всю свою жизнь она считалась финской ведьмой.

Финская ведьма. Из-за этих слов мне хочется обнажить зубы и попытаться совладать с собой. Мать Анны, Мальвина, также была финской ведьмой. Таким макаром она смогла проклясть Анну и привязать ее к викторианскому дому, а затем она сразу перерезала ей горло.

— Это не одно и то же, — шепчет Томас, — Она не такая.

Мое дыхание сотрясает легкие, и я доверчиво киваю ему в ответ. Меня больше не беспокоит то, что время от времени он врывается в мои мысли. Он ничего не может с этим поделать. Тогда, как я сразу закипел при воспоминании о Мальвине, дендрит[22] загорелся в моем мозгу, словно рождественская елка.

— Ты отведешь меня к ней? — спрашиваю я.

— Думаю, да, — он пожимает плечами. — Но ничего, кроме тарелки имбирного печенья, мы можем не получить. Она была не совсем в себе, когда я был еще маленький.

Кармел медлит, тихо лаская Стелу. Ее голос прорезает дым.

— Если преследующий призрак все-таки реален, сможет ли мисс Рикка заставить ее исчезнуть?

Я внимательно смотрю на нее. Никто не отвечает, и через несколько долгих секунд она опускает глаза в пол.

— Хорошо, — продолжает она. — Давайте покончим с этим.

Морфан затягивается и трясет головой.

— Пусть этим займутся только Кас и Томас. Только не ты, девочка. Рикка тебя даже на порог дома не пустит.

— Что это значит? Почему?

— Потому что последуют ответы, которых вы не захотите слышать, — отвечает Морфан. — От тебя волнами исходит дух сопротивления. Если ты отправишься с ними, они ничего не добьются, — он надавливает в трубке пепел.

Я смотрю на Кармел. Ее взгляд выглядит обиженным, но не виноватым.

— Тогда я никуда не пойду.

— Кармел, — начинает Томас, но она его обрывает.

— И ты не должен туда ходить. Никто из вас, — я бы хотел высказаться в его защиту, но она смотрит на Томаса. — Если ты действительно его друг и по-настоящему заботишься о нем, тебе не следует втягиваться во все это, — а затем она поворачивается на каблуках и выходит из комнаты. Прежде, чем сказать, что я не ребенок, что мне не нужен наставник, нянька или долбаный консультант, она весь путь, ведущий через антикварный магазин, проходит молча.

— Что сегодня такое с ней случилось? — спрашиваю я Томаса, но от того, как у него отвисает челюсть, становится понятным, что ничего он толком не знает.

Тетушка Томаса, Рикка, проживает в глубинке. Как минимум, мы ехали по грунтовой дороге без опознавательных знаков около десяти минут. По дороге ничего, кроме сплошного длинного ряда деревьев, не попадалось на глаза, иногда картинка обрывалась коротким очищенным участком леса. Если бы он не бывал здесь раньше, не представляю, как бы смог так легко отыскать дорогу.

— Мы потерялись? Ты ж признал бы этот факт, случись такое, да?

Томас улыбается, возможно, немного нервничая.

— Нет. Во всяком случае, пока нет. Когда я был здесь в последний раз, они могли немного изменить сам маршрут дороги.

— Кто такие, к черту, эти «они»? Белки из дорожного строительства? По ним не скажешь, что за последние десять лет здесь что-либо менялось, — за окошком проносятся густо посаженные деревья. Зимний период миновал, что посодействовало обильному росту зеленой листвы. Из-за большого количества поворотов, я остаточно потерял чувство направления. Наверное, мы движемся в сторону севера-юга.

— Ха! Вот он! — радостно кричит Томас.

Я выпрямляюсь на сиденье. Мы подъезжаем к небольшому, выкрашенному в белый цвет фермерскому дому. Вокруг крыльца в поле зрения неожиданно попадают ранние побеги декоративного сада, а широкая аллея, выложенная из каменных плит, тянется от подъездной дорожки до самого парадного крыльца. Когда Томас паркует свой Темпо на светлом гравии, он сигналит.

— Надеюсь, что она дома, — бормочет он, когда мы выходим из машины.

— А он ничего, — говорю я, указывая прямо.

Удивительно, что рядышком нет никаких соседей; должно быть, эта огражденная земельная собственность чего-то стоит. Двор окружают осторожно посаженные деревья, укрывая его от внешней дороги, а с другой его стороны — открывает замечательный вид на фасад огромного жилища.

Томас взбирается по ступенькам, словно энергичная гончая. Должно быть, он сейчас вспоминает, как в детстве приходил повидаться с тетушкой Риккой. Интересно, почему она и Морфан больше не общаются. Когда он стучится в дверь, я ненадолго затаиваю дыхание, не потому что хочу услышать интересующие меня ответы, а лишь потому, что не хочу стать свидетелем разочарованного взгляда Томаса, если окажется, что Рикки нет дома.

Но, слава богу, нам не о чем волноваться, потому что на третий стук в дверь она откликается. Вероятно, наш приезд она наблюдала, стоя за окном. Мне не верится, что у нее здесь бывает много посетителей.

— Томас Алдос Сабиен! Ты так вырос! — она выходит на крыльцо и обнимает его. Пока он лицом обращен ко мне, я беззвучно двигаю губами «Алдос?», пытаясь не засмеяться.

— Что именно ты здесь делаешь? — спрашивает Рикка. Она намного ниже ростом, чем я ожидал, чуть более пяти футов. У нее распущенные с проседью русые волосы. Мягкую кожу щек пересекают тонкие морщины, а уголки глаз чуть прищурены. На ней одет, примерно на три размера больше, свитер крупной вязки, а резиновые чулки складками приспущены на туфлях. Рикка далеко не молодая женщина. Когда она хлопает его по спине, он все еще выглядит потрясенным от ее силы.

— Тетушка Рикка, это мой друг, Кас, — сообщает он, и, словно с его разрешения, она, наконец, обращает свой взгляд на меня. Я убираю волосы с глаз и посылаю ей самую лучезарную улыбку бойскаута.

— Морфан послал нас к тебе за помощью, — тихо добавляет Томас.

Рикка прищелкивает языком, и, когда ее щеки втягиваются, я впервые вижу ведьму, спрятанную под слоем вязаного платья с цветочным рисунком. Когда ее глаза стреляют в сторону рюкзака, в котором в ножнах лежит атаме, я борюсь с желанием не отступить от крыльца.

— Мне нужно почувствовать его запах, — мягко проговаривает она. Ее голос звучит так, как если бы он сошел со страниц очень старинной книги.

Она щурится, вглядываясь в мое лицо.

— От него веет силой.

Ее рука крепко тянет за собой Томаса, не переставая при этом поглаживать.

— Заходите.

Внутри дома витает смесь запаха ладана и пожилой женщины. Мне кажется, что декор здесь не обновлялся еще с 70-х годов. Под захламленной мебелью простилается коричневый ворсистый ковер, на сколько хватает взгляда, здесь также находятся кресло-качалка и удлиненная кушетка, оба обшитые зеленым велюром. В столовой нависает над столом сделанная из жаростойкого пластика осветительная стеклянная арматура, предназначенная для опознавания ураганов. Рикка ведет нас к столу и указывает жестом присесть. На нем сплошной беспорядок: много полусожженных свечей и ароматических палочек. Когда мы присели, она прыскает какой-то лосьон себе на руки и энергично их растирает.