Я сел возле Берка, и почти сразу еду начали подавать на стол. Медальоны стейка и что-то похожее на ежевичный соус. Внезапно меня стали наводнять расспросами. Кто-то даже спрашивает меня о школьных годах. Я думал, буду слишком напряженным, чтобы проглотить хоть кусочек мяса, но когда опустил взгляд на тарелку, та была уже пустой.

Мне было так комфортно с ними разговаривать, что не заметил, как мы плавно перешли к традициям. Я не возражаю. Разговоры о моральном облике атаме и цель его создания вызывают в ушах вибрацию, словно жужжание пчел. Интересный расклад получается. Я слышу совсем другую точку зрения. Обоснованную. Если я поклянусь им, что буду чтить и поддерживать давние традиции, то они вступятся за меня, и если я сделаю это, Анна навсегда останется в аду.

Я начинаю медленно охватывать взглядом присутствующих, их улыбающиеся лица и пугающие одеяния. Гидеон ведет себя с ними дружелюбно. Впрочем, как и Томас. Даже Кармел старается быть вежливой. По правую сторону от меня сидит Берк, чей пристальный взгляд на себе я замечаю боковым зрением.

— Они считают, что заполучили меня, — говорю я, поворачиваясь к нему. — Но вы же лучше знаете об этом, не так ли?

За столом все сразу замолкают. Словно, на самом деле, здесь никто только что не вел никаких разговоров.

Берк довольно хорошо притворяется, когда оглядывается по сторонам с сожалением во взгляде.

— Я надеялся, что, когда ты встретишься с Орденом и узнаешь о дальнейших целях, то поменяешь свое мнение и не совершишь ошибку, — проговаривает он.

— Не делай этого, — раздается женский голос, и я нетерпеливо устремляю взгляд через стол на пепельноволосую женщину, которая пришла со мной чуть раньше, и чье имя теперь я знал как Мэри Энн Коттона. — Не оскверняй себя или Черный Кинжал.

Ох, Мэри Энн. Если только себя и Кинжал[55] Пиджонов[56], то все в порядке.

— Берк, вы основали здесь замечательный культ, — замечаю я.

— Мы — священный Орден, — поправляет он меня.

— Нет. Вы культ. Изнеженный, британский, застегнутый на все пуговицы, но все-таки культ, — я поворачиваюсь лицом ко всем остальным и достаю из кармана атаме, затем освобождаю его от ножен и позволяю им увидеть лезвие, отражающее свет от камина. — Он мой, — заявляю я на их жуткие вздохи. — Перед тем, как попасть ко мне в руки, он принадлежал моему отцу, а тот, в свою очередь, принадлежал деду. Хотите вернуть его? Я планирую открыть дверь в иной мир, чтобы кое-кого, не принадлежащего тому месту, освободить и вернуть назад.

Воцаряется такая гробовая тишина, что мне слышно, как Гидеон и Томас поправляют очки.

Затем Берк нарушает тишину:

— Мы не можем просто отобрать его у тебя, — и когда доктор Климент протестует против этого, пытаясь вставить последнее слово в защиту старинной родословной, то протягивает руку и сжимает его. — Черный Кинжал будет всегда служить твоей крови. Пока она не угаснет.

Краем глаза я замечаю, как Кармел, всегда готовая воспользоваться своей дубиной, хватается за ручку кресла.

— Это не выход, — говорит Гидеон. — Вы не можете просто взять и убить воина.

— Мистер Палмер, у вас нет права голоса, — сообщает один из членов братства с коротко-подстриженными черными волосами.

Среди всех присутствующих он выглядит самым младшим, наверное, недавно прибивший новичок.

— Вы десятилетиями не посещали наш Орден.

— Даже если и так, но, — продолжает Гидеон, — вы не можете с уверенностью отрицать, что каждый из присутствующих не ощущает того же. Эта родословная существует уже тысячи лет. И ты собираешься разрушить ее только потому, что таково мнение Колина?

Эффект получился неожиданным: все присутствующие начинают глядеть друг на друга, включая меня, Кармел и Томаса.

— Он прав, — говорит доктор Климентс. — Наше желание ровным счетом ничего не значит.

— И что же вы в таком случае предлагаете? — спрашивает Берк. — Открыть дверь и позволить мертвой убийце вернуться в наш мир? Считаете, что это воля атаме?

— Пусть атаме сам решит, — внезапно предлагает Климентс, словно появилось неожиданное вдохновение. Затем всматривается в лица сидящих за столом. — Когда откроем дверь, Джестин отправится вместе с ним. Вдвоем. Воин, который вернется назад, станет достойным обладателем Черного Кинжала.

— А что будет, если никто из них не вернется? — раздается чей-то голос. — Тогда мы потеряем атаме навсегда!

— А что, если все-таки он вытащит оттуда мертвую девушку? — еще кто-то спрашивает. — Она же не сможет здесь остаться. Так нельзя.

Томас, Кармел и я обмениваемся взглядами. Лагерь разделяется на две стороны: верных сторонников Берка и приверженцев доктора Климентса. От негодования Берк готов почти жевать стекло[57], но в следующую минуту на лице расцветает теплая, слегка смущенная улыбка извиняющего человека.

— Тогда так тому и быть, — проговаривает он, — если Тесей Кассио желает заплатить цену.

И пошло-поехало.

— А сколько нужно заплатить?

— Сколько? — улыбается он. — Много. Мы вернемся к этому вопросу чуть позже, — невероятно, но он просит себе кофе. — Создатели этого атаме знали, как открыть дверь в иной мир, но, к сожалению, знания были утеряны на века. На десятки веков. Теперь же единственный способ открыть эту дверь покоится в твоих руках.

Я опускаю взгляд на лезвие.

— Дверь можно открыть только с помощью Черного Кинжала. Видишь ли, ключ к разгадке все время находился у тебя под носом. Просто ты не знал, как сломать замок.

Я устал от тех, кто постоянно говорит о ноже как о необычной вещи. Словно он какой-то вход во врата, ключ или пара тапочек рубинового цвета.

— Просто ответьте мне, какова цена? — спрашиваю я.

— Цена, — проговаривает он, улыбаясь. — Это твоя, бегущая по венам кровь.

Где-то рядышком у Томаса с Кармел потрясенно отвисает челюсть. Берк же смотрит на меня с сожалением, но я не верю его чувствам.

— Если ты так настаиваешь, — продолжает он, — мы проведем ритуал завтра вечером.

Моя, бегущая по венам кровь? Только и всего? Так я должен был ответить, потому что не хотел показывать затаившийся в глазах страх. Не следовало даже стискивать зубы, ведь ему доставляет огромное удовольствие наблюдать, как я напуган, но я не отступлюсь. Определенно. Даже если Томас с Кармел смотрят на меня сейчас рыбьими глазами.

— Да ладно вам, — выпаливаю. — Я знал с самого начала, что все закончится чем-то подобным. Что буду балансировать на грани жизни и смерти, если собираюсь спасать ее. Все мы.

— Но это в корне меняет дело, — заявляет Кармел.

— Вероятность успеха все еще велика. Просто нужно верить в это, — у меня во рту все пересыхает.

Кого я, собственно, пытаюсь убедить? Завтра они фактически выпотрошат меня, чтобы открыть дверь, ведущую в ад. И как только кровь сделает свое дело, они засунут меня вместе с Джестин внутрь проема.

— Нужно верить, — повторяет Кармел, кивая Томасу, чтобы тот что-нибудь сказал, но он отказывается. Он удерживается от комментариев, без всяких там «но».

— Не такая уж это и хорошая идея, — шепчет он.

— Томас.

— Послушай, я не рассказал тебе всего, что поведал мне дед, — сообщает он. — Они не надеются на тебя. Всех его друзей, вудуистов, не интересует твоя судьба, — он смотрит на Кармел. — Их интересуем только мы.

Я издаю носом какие-то противные, разочарованные звуки, но другого от них и не ожидал. Это не удивительно. С самого начала я знал об их мнении насчет возвращения Анны.

— Они считают, что это не в их юрисдикции, — продолжает Томас. — Орден должен разбираться с твоей ситуацией.

— Не нужно ничего объяснять, — заявляю я.

Кроме того, это лишь оправдание. Никто кроме нас не желает спасать Анну. Когда я вытащу ее из ада, мы попадем в комнату людей, которые тут же попытаются вернуть ее обратно. Лучше бы ей приготовиться к сражению. В мыслях я представляю, как она, взрываясь темным облаком, появляется в комнате и хватает за загривок Колина Берка.