— В такой момент ты думаешь о еде? — спрашивает Кармел.

— Эй, вам же не приходилось последние три дня поститься, варить на пару травяную руту душистую и ничего не пить, кроме очищенных настоек цветков хризантемы крупного помола, — Кармел и я широко улыбаемся друг другу через зеркало. — Не так-то просто превратится в цистерну. Я, бляха муха, умираю от голода.

Я хлопаю его по плечу.

— Чувак, когда все закончится, я закажу тебе все чертово меню, что бы в нём ни было.

Мы бесшумно сворачиваем на дорогу Анны. Часть меня ожидает за углом увидеть прежний дом, до сих пор не разрушенный, как обычно гниющий с раскрошенным цоколем. Вместо этого перед нами вырастает пустота. Фары освещают подъездную дорожку, но дальше за ней — ничего нет.

После того, как взорвался дом, жители вышли на улицу и разобрали завалы, стремясь разобраться в причине взрыва. Они ничего не обнаружили, хотя, что характерно, особо и не пытались. Пошарившись в подвале, они пожали плечами и забросали его грязью. Теперь же все покрыто тайной. Место, где стоял дом, смахивало на незастроенный участок, переполненный мусором и заросший быстрорастущими сорняками. Если бы они присмотрелись ближе или копнули чуть глубже, они бы обнаружили тела жертв Анны, но поток, исходивший от мертвых и неизвестных трупов, которые все еще находились так близко, шепчут, что нам следует пройти мимо и оставить их в покое.

— Повтори еще раз, что мы здесь делаем, — просит Кармел. Ее голос звучит ровно, но зато пальцы так сжали руль, что, кажется, сейчас вырвут его с корнем.

— Все кажется относительно легким, — отвечает Томас, копаясь в своей курьерской сумке, еще раз проверяя, все ли он взял. — А если не легким, то, по крайней мере, довольно простым. Из того, что сказал Морфан, финские ведьмы регулярно пользовались бубном, чтобы управлять миром духов и разговаривать с мертвыми.

— Это то, на что и мы рассчитываем, — сообщаю я.

— Да. Это специфическое задание. Ведьм никогда особо не заботило, когда они кого-то вызывали. Как только они вступали с кем-то в контакт, изображали себя мудрыми. Но нам нужна именно Анна, поэтому мы приехали сюда.

Ну, от этого знания мы не станем моложе. Я открываю дверцу и выхожу из машины. Воздух здесь мягкий и нет даже намека на ветерок. Когда под туфлями раздается хруст гравия, у меня молниеносно возникает чувство ностальгии, эта порция встряски переносит меня на шесть месяцев назад, когда викторианский дом был еще цел, а ночью я заходил в него поговорить с мертвой девушкой. Туманные, но приятные воспоминания. Кармел протягивает мне фонарь с багажника. Он освещает ее лицо.

— Эй, — говорю я. — Не принуждай себя к этому. Мы с Томасом сможем справиться самостоятельно.

На секунду на ее лице проносится облегчение, но затем коронный взгляд Кармел становится прежним.

— Не моли чепухи. Морфан, если захочет, вправе не приглашать меня на званый чай с мертвыми, но только не вы. Я здесь потому, чтобы выяснить, что случилось с Анной. Мы все обязаны это сделать.

Проходя мимо, она задевает меня плечом, чтобы хорошенько встряхнуть, на что я улыбаюсь, даже если мои ожоги все еще болят. Когда все закончится, я собираюсь поговорить с ней. Мы все поговорим друг с другом и выясним, что у нее на уме, и все исправим.

Томас уже идет впереди нас. С вытянутым фонариком в руках он освещает территорию. Очень хорошо, что ближайшие соседи проживают в полмили отсюда и отделены от нас густым лесом. Наверное, они подумают, что приземлился НЛО. Когда Томас добрался туда, где стоял однажды дом, больше не колеблясь, медленно двинулся к центру. Я знаю, что он ищет: место, где Мальвина пробила дыру в другие миры и где Анна взорвала ее.

— Живее, — спустя минуту сообщает он, махая нам рукой.

Кармел двигается осторожно. Я же глубоко вдыхаю. Кажется, мои ноги не способны переступить этот порог. С тех пор, как исчезла Анна, я желал этого больше всего на свете, я так ждал этого. Вопросы ожидают меня менее чем в двадцати фунтах.

— Кас? — спрашивает Кармел.

— Прямо за вами, — отвечаю я, но каждая банальщина, которую мне довелось слышать о незнании — это блаженство, желание жить лучше в неведении, которое пролетает сквозь рассудок в мгновение ока. Мне пришло в голову, что не следовало все-таки стремиться, чтобы это оказалось реальным. Надеюсь, ответы, которые я получу сегодня ночью, убедят, что ко мне являлась не Анна, что Рикка была неправа и что Анна, наоборот, покоится с миром. Пускай все, что преследует меня, окажется чем-то иным, злостным, с чем я могу сразиться. Эгоистично хотеть, чтобы Анна оказалась здесь. При любых обстоятельствах она должна жить лучше, чем оставаться проклятой и заманенной в ловушку, но я не могу ничего с этим поделать.

Еще несколько секунд и мои ноги разморозятся. Ничего не ощущая, они несут меня через сырую грязищу, успевшую засыпать подвал. Я не ощущаю сильного бах-баха; даже холода по своей спине. Здесь нет ничего, чтобы напоминало Анну или следы ее проклятия. Вероятно, все исчезло, когда взорвался дом. Должно быть, находясь по углам дома с рунами в руках, мама, Морфан и Томас проверяли его десятки раз подряд.

В центре грязи я замечаю пятно, кончиком атаме Томас обводит его большим кругом. Не моим, а одним из коллекции Морфана — длинным, похожим на искусственную вещицу, с выгравированной рукояткой, а на конце ее вмонтирован драгоценный камень. Большинство людей уверяет, что он намного красивее и гораздо ценнее, чем мой, но это все показуха. Томас может начертить им круг, но в этом и заключается его сила, чтобы обеспечить нам защиту. Если воспользоваться им без вмешательства Томаса, способности атаме сведутся лишь к тому, чтобы просто отрезать им хороший стейк.

Кармел стоит в центре круга, удерживая в руках горящую палочку, пропитанную фимиамом[26], и шепчет защитное заклинание, которому научил ее Томас. Он следует ее примеру, подхватывая шепот в двухударном ритме, и кажется, будто звук мчится по кругу. Я опускаю фонарь в круг, поближе к краю. Песнопение останавливается, и Томас кивает нам присесть.

Земля холодная, но, по крайней мере, сухая. Томас опускается на колени и напротив себя кладет на почву саамский бубен. Он также взял с собой куриную ножку. В сущности, она похожа на обыкновенную куриную ножку с крупным белым цветком алтеи лекарственной, расположенной на конце. В условиях плохой видимости вряд ли можно рассмотреть цветной рисунок, пересекающий растянутую кожу бубна. Когда мы возвращались от Рикки, он был у меня на руках, поэтому я успел рассмотреть, что бубен был покрыт выцветшим красновато-контурным изображением, описывающим примитивную картинку сцены охоты.

— Он выглядит таким древним, — комментирует Кармел. — Как вы думаете, из чего он сделан? — она самодовольно улыбается мне. — Может, из кожи динозавра?

Я смеюсь, но Томас прочищает горло.

— Ритуал довольно прост, — сообщает он, — и в то же время действенный. Нам не следует приступать к нему, находясь в таком хорошем расположении духа, — он очищает атаме от грязи, протирая его спиртом, и я уже знаю, что он возьмет на себя весь труд. Он оказался прав, когда упоминал, что нам понадобится кровь, и намерен воспользоваться своим атаме, чтобы взять ее у меня.

— Поскольку вы такие любопытные, знайте, у Морфана есть подозрения, что этот бубен сделан из человеческой кожи.

Кармел ловит ртом воздух.

— Это не жертва убийства или что-то в этом роде, — продолжает он. — Но, скорее всего, она принадлежала последнему шаману племени. Конечно, Морфан не знает наверняка, но считает, что самые лучшие бубны изготавливали именно из человеческой кожи, даже Рикка не связывалась с второсортным продуктом. Возможно, эта традиция передавалась в ее семье поколениями.

Он встревожено рассказывает, не замечая, как Кармел часто глотает и не перестает смотреть на бубен. Я знаю, о чем она думает. В ее глазах теперь он выглядит совершенно иначе, чем несколько секунд назад. Его могли сделать из человеческой грудной клетки, которая сейчас высушенной лежит перед нами.