31 августа

Сегодня узнал, что на место учителя русского языка в мужскую гимназию приехал историк, вызванный телеграммой из западного края, хотя он преподавал только один год в частной гимназии и звания учителя гимназии не имеет. Меня же, значит, оставили.

1 сентября

Дело все осложняется. Сегодня получены бумаги, что я переведен в мужскую гимназию на двадцать один урок (хотя при таком числе я не имею права быть классным наставником, а их-то там и не хватает), а на мое место в женскую гимназию назначен юрист Ш-в. Таким образом, в мужскую гимназию одновременно назначены на одно место и я, и историк Б-в, да остается еще учительница Г-ва, которая должна была заниматься в I и II классах и уроки которой тоже теперь отданы. А в женской гимназии мое место уже замещено. Получилась благодаря округу такая путаница, что сам Соломон не разберет. Положение мое стало более неопределенным. А между тем сегодня уже начались учебные занятия, и Ш-ко предложил мне пока заниматься в женской гимназии, но как же тут заниматься, когда я числюсь уже не здесь и, быть может, через день-два явится на это место новый учитель?

2 сентября

Споткнувшись в гимназии (куда я торопился на совет), я повредил себе ногу и теперь сижу дома. Думая, что перевод мой все-таки состоится, занялся методиками русского языка, и первая серьезная книга, которую я стал читать — «Родной язык» Алферова, — показала мне, по каким нелегким программам придется мне работать в мужской гимназии. Все это не радует меня, а больше всего томит неопределенность. Тяжело также до сих пор сидеть без привычного дела, сидеть притом как бы под домашним арестом.

8 сентября

Все сижу дома из-за ноги. Штудирую разные учебники для мужской гимназии. Сколько ненужного балласта придется мне вбивать в головы моим будущим ученикам, следуя официальным программам! Не говоря уже об орфографии и русской грамматике, в IV классе придется заниматься грамматикой церковнославянского языка, и притом не нового, на котором печатаются теперь церковные книги, а того древнеболгарского, который употреблялся не то в Македонии, не то в Моравии в IX в. И это изучают у нас не специалисты-филологи, а мальчишки IV класса, которые не знают как следует и своей-то русской грамматики и не умеют грамотно писать. Чему может способствовать этот нелегкий курс, как не отуплению ребят и усилению их безграмотности? Разве может быть у ребят 13–14 лет какой-либо интерес к тонкостям языка Остромирова евангелия? А какой сумбур должен получиться у них, весьма нетвердых еще и в современном правописании, при виде таких начертаний, как «врачъ», «врѣмя» и т. п.! Но, сознавая нелепость всей этой программы, мне все-таки придется ее проходить. Да, немало тяжелого предстоит мне на новой службе. И эта зависимость от чужих официальных программ, которая сравнительно мало сказывалась в женской гимназии, будет, пожалуй, всего тяжелее.

9 сентября

Сегодня был у меня мой заместитель по женской гимназии. Он по образованию юрист, прослужил три года учителем русского языка в младших классах мужской гимназии из платы по найму, но так как, очевидно, имеет «бабушку» в округе, сразу же после такого стажа получил должность инспектора народных училищ, и только война помешала открытию этой должности. Теперь ему в качестве компенсации дано десять уроков латыни в мужской гимназии и мои уроки в женской. Но так как от меня остается там наследство в двадцать восемь уроков, то взять их все он не может. Особенно не хочется ему брать уроки VIII класса: педагогику, методику русского языка и мг годику арифметики, хотя ему, как кандидату в инспектора, эти предметы должны быть всего ближе, а он предпочитает им латынь. Достанется ли из-за этого VIII класс мне (чему бы я был рад) или кому другому, еще неизвестно. Дело в том, что на меня взваливается хотя и оплачиваемая, но малоприятная должность классного наставника, а при ней давать уроки в другом учебном заведении не полагается. И хотя у меня в мужской гимназии всего одиннадцать уроков, однако я должен буду высиживать там, ничего не делая, все тридцать часов.

20 сентября

Только около половины сентября мое служебное положение определилось. Получив в мужской гимназии одиннадцать уроков (III, IV и V класс), я оставил за собой VIII класс женской гимназии (тоже одиннадцать уроков). Классного же наставничества я ныне иметь не буду. В результате я буду получать почти столько же, сколько и в прошлом году, но уроков буду иметь немного меньше (вместо 26 — 22). Интересно при этом, как различно оценивается труд в мужской и в женской гимназиях: за одиннадцать уроков в мужской гимназии я получаю 1144 р. (а с прибавкой за пятилетие — 1544 р.) в год, а за гораздо более ответственные одиннадцать уроков в VIII классе женской гимназии только 825 рублей.

21 сентября

Свои занятия в мужской и женской гимназиях я начал, поправившись после болезни, с 15 сентября. Первые впечатления от моих новых учеников довольно благоприятные. Правда, пришлось уже поставить две двойки, приходилось не раз останавливать их за разговоры и шалости, но в общем все это идет мирно, не нарушая наших добрых отношений. В отношении дисциплины в IV и V классе дело обстоит вполне хорошо (особенно в V классе, где и курс интереснее, и народ полое взрослый); в III классе, где учатся еще совсем ребята и где в классе 48 человек, справляться труднее, особенно на малоинтересных уроках грамматики. Но все-таки и здесь, кроме естественных проявлений детской живости, ничего не замечается. В V классе, где начинается история словесности, занимаюсь с интересом. В третьем же (синтаксис) и в четвертом классе (славянская грамматика) курс довольно скучный, несколько оживляет дело только чтение стихотворений. Но общий дух в мужской гимназии совсем иной, чем в женской. На этот счет мы теперь часто обмениваемся впечатлениями своими с новым словесником из женской гимназии, который раньше служил в мужской. Теперь как мужская гимназия для меня, так и женская для него являются новыми. И результаты наших наблюдений и сравнений сходятся. В женской гимназии (по крайней мере нашей) более простые отношения и с ученицами, и между собой, в мужской же больше формализма, педантизма. Педагоги там выглядят более чиновниками, «человеками в футляре», чем в женской гимназии. Там не услышишь даже и никаких разговоров, кроме служебных. Первый же разговор, с которым обратился, например, к Ш-ву (преподающему в мужской гимназии латынь) один из его новых коллег, состоял в указании, куда надо записывать проступки учеников. Даже о таких вопросах, как война, разговора там не услышишь.

Возможно, конечно, что именно в здешней женской гимназии царит такой более живой дух. О других же женских гимназиях иногда приходится слышать тоже нелестные отзывы. На днях, например, я получил поклон от своей бывшей ученицы З-ой (с которой бывали в прошлом году у меня иногда столкновения, но которая зато была незаменимой оппоненткой на рефератах), которая из-за переезда родителей перевелась в гимназию другого города. Она пишет, что новая гимназия ей не нравится, что преподавание ведется там сухо, отношения к ученицам формальные.

22 сентября

Умер попечитель учебного округа, и хотя никаких теплых чувств к нему подведомственные ему педагога не питали, однако, волей-неволей пришлось проявить свое сочувствие. Директор послал всем учителям подписной лист на венок попечителю, подписав от себя 10 рублей, его поддержали подписавшиеся следующими педагоги, отвалив по 5 рублей, а остальным тоже, «страха ради иудейска», пришлось поддержать их. В результате от одной мужской гимназии набралось 50 рублей, которые будут истрачены совершенно непроизвольно, и это тогда, когда крутом столько серьезных нужд, вызванных войной.