16 января

В своем игнорировании женских гимназий сравнительно с мужскими наше начальство доходит до явных нелепостей. Например, женские гимназии, имеющие специальный педагогический класс и дающие своим абитуриенткам звание домашних учительниц и наставниц, не имеют права экзаменовать на звание домашнего учителя или учительницы и даже на звание начального учителя (курс четырех классов + пробный урок) посторонних лиц. И это право предоставлено исключительно мужским учебным заведениям, где не проходится ни педагогики, ни методики и где преподавательский персонал не имеет никакого отношения к школьному делу.

Но всего ярче сказывается это пренебрежительное отношение к женскому образованию в тех ничтожных подачках, которые дает Министерство на содержание женских гимназий. У нас, например, при бюджете почти в 50 000 р. казенного пособия получается только 2500 р. в год, тогда как в местное реальное училище на одну только уплату жалования педагогическому персоналу ежемесячно выдастся из казны по 3000 р. Поэтому все содержание женских гимназий падает исключительно на местные средства, и прежде всего на родителей учениц. В целях покрыть расходы по содержанию гимназии неизбежно приходится взвинчивать плату за учение, которая и теперь уже больше, чем вдвое, превышает плату за учение в мужских учебных заведениях. Все это, конечно, очень тяжело отражается на материальном положении несостоятельных учениц, которым поневоле приходится прибегать к частной благотворительности. Существующее здесь Общество вспомоществования нуждающимся учащимся обслуживает поэтому почти исключительно гимназисток и при всем напряжении своей энергии едва может справиться со своею задачею, т<ак> к<ак> почти все средства его поглощаются взносом платы за учение в женские гимназии.

17 января

Сегодня на педагогическом совете сначала детально разрабатывались правила внеклассного поведения учениц. А потом после целого ряда разных «не разрешается» и «воспрещается» началась и созидательная работа — «сначала успокоение, потом — реформы». Все, естественно, должно было исходить от председателя, ибо только он один имеет право производить и дождь, и в ведро. Сначала Ш-ко прочел нам целую лекцию о значении декламации, правда, лекцию не свою, а из книги, излагающей постановление съезда директоров петербургского учебного округа. Источник, конечно, высоко официозный, но ничего нового, о чем и без тот не знал бы учитель русского языка, он не сообщил. Дальше пошло уже практическое применение патетических фраз о пользе декламации. Преподаватели, по словам Ш-ко, не обращают на это искусство никакого внимания и сами ничего не смыслят в нем. Поэтому он рекомендует обратить на обучение этому искусству учениц самое серьезное внимание, а он, как начальник заведения, по долгу своей службы будет строго следить за этим. Опять, значит, новая обуза на нас же, словесников! Правда, мы, вовсе уж не такие профаны в этом деле, как аттестовал нас директор, и по мере возможности требовали от учениц выразительного чтения стихотворений и в классе, и на литературных вечерах, уделяя последним иногда немало времени. Но при том количестве уроков, какое отведено у нас на русский язык, количестве значительно меньшим, чем в мужских учебных заведениях (на словесность, например, в реальном училище отведено 16 уроков в неделю, а в женских гимназиях только 10), крайне трудно проработать даже и чисто образовательную программу, тем более что на этих уроках надо заниматься и рассказыванием и спрашиванием, и письменными работами, и разбором их, и даже диктовками (которые ныне в VI классе опять отнимают у меня по 1 уроку в неделю). Само собой разумеется, что заучивание стихотворений и выработка у учениц выразительного чтения отходит на второй план, т<ак> к<ак> не хватает времени даже на самое необходимое (хотя бы на орфографию, которую всякое начальство требует в первую очередь). Но реформаторский пыл нашего председателя не иссяк на этом. Продолжая открывать давно известные Америки, он стал говорить о пользе литературных утр и предложил заняться устройством таковых, не считаясь с том, что лишь недавно гимназия отвела грандиозный спектакль с участием около 70 учениц, а на масленице и без него уже предлагался вечер VIII класса. Пришлось тем не менее согласиться, чтобы дать возможность директору хоть в чем-нибудь проявить свою инициативу и выдвинуться этим перед начальством (с этой целью он все свои предложения просит обязательно заносить в протокол). Поэтому на масленице оказались заняты два дня подряд: в пятницу вечер у восьмиклассниц, а накануне — литературное утро. И главная работа со всеми этими затеями падает, конечно, опять-таки на меня как словесника. Теперь и так у меня через воскресение должны идти рефераты, которые требуют тоже немало времени и энергии, а в промежутке, значит, пойдут еще литературные утра. И это все еще сверх той массы обязательной работы с уроками, конспектами и сочинениями, которая и без того отнимала у меня даже праздничные дни. Попробовал бы везти такой воз сам почтенный реформатор, получивший уже на шестой год своей службы тепленькое местечко директора с жалованьем вчетверо или впятеро против моего!

19 января

Сегодня состоялся первый реферат. Были председатель, начальница, кой-кто из педагогов и до 80 учениц. Читала восьмиклассница Ч-ва об «Очерках бурсы». Реферат был довольно обстоятельный, но сильно проигрывал от того, что Ч-ва читала слишком быстро и недостаточно разборчиво. После реферата две «официальные оппонентки», ознакомившиеся с рефератом еще заранее, выступили со своими возражениями. Я предлагал еще обратиться к желающим высказаться, а в заключение думал сам сделать резюме. Но лишь только кончили оппонентки и возражавшая им Ч-ва, как наша юная публика, думая, что все кончено, поднялась с мест и, аплодируя, направилась к выходу. Останавливать было уже неудобно, да и председатель нашел, что можно кончить. Так и кончили без конца. Все это, конечно, результат новизны дела. В следующий раз надо будет урегулировать вопрос о прениях, взявши на себя роль руководителя и заранее записавши желающих говорить.

Председатель остался, по-видимому, удовлетворен. По крайней мере он лично благодарил Ч-ву «за доставленное удовольствие». Мне же он предложил взять у Ч-вой реферат и вместе с протоколом собрания сдать на хранение в гимназию на случай какой-нибудь выставки и т.п. Едва ли не здесь-то и «зарыта собака!»

20 января

В VII классе было задано к сегодняшнему дню прочитать «Театральный разъезд» Гоголя. Задано было это еще 5 дней назад, т. е. времени у учениц было вполне достаточно. Но сегодня сначала еще до урока подошли ко мне несколько девиц и с несколько конспиративным видом отказались от урока. А когда я вошел в класс, то услышал толки об общем отказе. Напомнив, что у них времени было достаточно, я вызвал лучшую ученицу П-ву. Но та со смущенным видом заявила, что не знает урока. Сразу было видно, что она (всегда бывшая такой исполнительной) отказывается просто из солидарности с классом. Другие подхватили, что все отказываются. Тогда я несколько повышенным тоном сказал, что таких отказов я не принимаю и никогда не намерен принимать. Почему? — спрашивают ученицы. Потому что, говорю я, этого не может быть. Не может быть, что весь класс не мог приготовить урока, тем более что Гоголь есть у очень многих. Соседки П-вой начали ей тогда шептать: отвечай! Значит, «забастовка» кончилась. «Театральный разъезд?» — с невинным видом переспросила П-ва и начала отвечать. Отвечали и две другие, спрошенные за ней. Отвечали и те, кого я спрашивал на беглые вопросы. Большинство класса несомненно знало урок. И вся «забастовка» вызвана, наверно, несколькими лентяйками, которые, не приготовив урока, пожелали укрыться за спину товарищества.