— Коля, кто-то Алексея Прокофьевича спрашивает, — крикнула с крыльца Ганна.

— Зови сюда. Всех зови. У меня сегодня именины... — пошутил Микола Петрович.

Открыв калитку, в сад прошел рослый незнакомый парень.

— Товарищ, Заярный здесь?

— Я Заярный, — отозвался Алексей.

— Товарищ Каржавин вас хочет видеть. Он в машине…

— Зови сюда! — радушно пригласил Шаруда, поднимаясь из-за стола. — Никуда я Алексея Прокофьевича не отпущу, потому что я его машине крестный отец. Именины у нас...

Через несколько минут Каржавин сидел уже за столом, в доброй компании...

— Две недели жил в Перводонецке, — рассказывал он. — Неожиданно в лужу села передовая шахта «Великан». Министр вызвал — поезжай, говорит, вытягивай. Сами трестовики посадили. Запустили горные работы, а потом стали штурмовать, всякие «дни цикличности» организовывать. На шахте по сводкам комбайны «Донбасс» работают, а глянул в ведомость — восемьдесят навалоотбойщиков! Вот так шахта полной механизации... Казалось бы, любой начальник шахты, если ему машину дадут, должен обеими руками за нее ухватиться... Вот Звенигора не отказался же от вашего «Скола», Алексей Прокофьевич.

— Мы б его с шахты выгнали, — смеялся Шаруда. — Ты, Кирюша, не обижайся, а выгнали бы и расчета не дали.

— А Черкасов сперва не захотел «Скол» взять, — заметил Бутов.

— По старым святцам звонит. Посадили его на колокольню, а он не видит, что вокруг делается. Раз два процента на испытания «Скола» из программы долой, значит машину не принимать...

— Не то... не в процентах собака, товарищ Каржавин, — возразил Бутов. — Не так человек стал думать, как надо. Больше о своей даче печется... Плотники из треста в «командировке» у него на строительстве...

— Ну, а у нас, Алексей Прокофьевич, как идут дела? — перевел разговор на другую тему Каржавин. — Говорят, вы здесь целый филиал проектного института открыли...

— Поживите у нас денек-другой, мы вас во все посвятим, — предложил Звенигора.

— К сожалению, некогда сейчас. Я ведь проездом здесь. Срочные дела ждут в Москве... Но не заглянуть к вам не мог: судьба «Скола» волнует.

Он стал подробно расспрашивать Алексея об испытаниях машины.

Утром, когда Алексей был в шахте, позвонил Звенигора, приказал немедленно разыскать его и позвать к телефону.

Алексей уже собирался подняться на-гора.

— Придется еще побыть в лаве... комиссия приехала, — рассказывал ему по телефону начальник шахты, — специально по твоей машине. Говорят, будут обследовать, как работает. Это по приказу министра все новые машины должны обследовать, выяснить, какие включать в план производства на будущий год... Четыре человека да лаборанты с ними... Приборов навезли разных целую трехтонку. Сейчас скажу, скажу, кто в комиссии... Подожди, блокнот возьму... Слушай: руководитель — профессор Скарбеев. Знаешь такого? Потом Коликов, говорит — тебя знает, вместе учились, еще Лошкарев и Чабаненко — наши комбинатские. Сейчас переодеваются, спустим их через полчаса. Прямо в лаву придут. С ними Лабахуа... Ну, что ты замолчал? Встречай гостей... Тосковал, что о тебе забыли. Помнят, оказывается.

«Да, помнят! — думал Алексей, возвращаясь в вентиляционный штрек. — Вернее, вспомнили... Посмотрим, как сейчас Скарбеев отнесется к «Сколу». Опять начнет конструктивные промахи отыскивать? Ну, теперь я уже без боя не сдамся!» В нем загорелось нетерпение скорее сразиться с противником. — «Скарбеев, кажется, не из тех, кто упустит случай подлить масла в огонь, если обнаружит недочеты. Ну, я прятать их не буду. А если начнут в мелочах ковыряться с пристрастием, пусть пеняют потом на себя...»

Штрек был пуст. Ярко светил прожектор, подвешенный к балке. У лебедки девушка наблюдала за сигнальным щитком. На нем вспыхивала то одна, то другая лампочка — это Шаруда сигналил, с какой скоростью нужно подавать канат. Из лавы тянуло сыроватым душным теплом.

Алексей не заметил, как к лаве подошла комиссия с Лабахуа.

— А вот и сам изобретатель, — представил Алексея Лабахуа. — Прошу знакомиться...

— Давно знакомы, — прикладывая руку в козырьку «надзорки», улыбнулся Скарбеев.

— А, коллега! Ну, как у тебя дела? — покровительственно похлопал Алексея по плечу Юра Коликов. — Действует детище твое?

— Посмотрите, — сдержанно ответил Алексей.

— Полезли в лаву смотреть на шахтерскую славу, — сказал Лабахуа. — Люблю подземный альпинизм. Мне один старый шахтер говорил: «Я б каждому, кто на крутом падении пролез от штрека к штреку, упряжку записывал». Правильно сказано...

Они стали спускаться. «Скол» был уже в середине лавы.

Гремели куски угля, скалываемого машиной. Возле одной из стоек Скарбеев задержался.

— Силища! — воскликнул он, освещая раздавленную стойку — ее верх был размочален в щепу. — Это еще что — я в Кузбассе видел даже обугленные стойки. Представляете, обугленные горным давлением! Невероятно! Если бы сам не увидел — не поверил бы.

«Ты даже тому, что видишь, не всегда веришь, — подумал Алексей. — Фома неверующий от техники».

Подползли к «Сколу». Машина шла ровно. Из-под клеваков струился поток крупных ровных кусков угля. Лабахуа осветил его лучом лампы.

— Водопад!..

— Можно остановить машину? — попросил Шаруду Скарбеев. Шаруда нажал кнопку сигнала. Замер «Скол», заколебался канат. В лаву вошла тишина.

— Это наш первый машинист, Микола Петрович Шаруда, — представил его Лабахуа, — профессор вождения «Скола».

Микола Петрович молча приподнял шлем.

Скарбеев приблизился к машине и, направляя луч лампы то в одно, то в другое место, стал рассматривать пласт, резцы, потом канат (он даже дернул его несколько раз, проверяя натяжение).

Алексей спокойно наблюдал за каждым жестом профессора.

— Говорят, у вас здесь заминка была в работе, — обращаясь к Алексею, деликатно намекнул Скарбеев на аварию.

«Осведомленный профессор, — подумал Алексей, — не успел на шахту приехать, уже об аварии ему известно».

— Разные заминки бывают... — ответил он. — Вы, собственно, о какой?

— Обрыв каната, кажется, — уточнил Скарбеев.

— Мы выясняем причины аварии, — сказал Лабахуа.

— Да-а-а, — неопределенно протянул Скарбеев. — Может быть, предполагается злоумышленное вмешательство? Я так понял вас.

— Какое это, собственно, имеет значение? — резко сказал Алексей. — Чем больше выявим неполадок, тем лучше будем знать, как их предупреждать.

— Во всяком случае, профессор, я думаю, дело не в конструкции, — высказался Лабахуа. — Сами по себе хорошие вещи не портятся. Просто так канат не мог выскользнуть из серьги...

— Представьте, в технике тоже бывают, как в логике, парадоксы, — изменяя своей учтивости, перебил его Скарбеев. — В одной статье академика Крылова есть поразительный пример. Не знакомы с ним? Со стапелей в Гамбурге сошел лайнер — и его рулевой винт сразу же разлетелся на куски от незначительного поворота... А ведь опробовали винт металлографы. Рентгенировали. Много разных случайностей бывает... Я прошу вас дать команду производить спуск и подъем машины на разных скоростях.

Скарбеев и члены комиссии стали осматривать пласт в том месте, где его скалывал «Скол».

— Так! Значит, «земник» и «пачку» не берет? — увидев остатки угля, плотно приросшие к почве и кровле, многозначительно отмечал Скарбеев.

Коликов замерил металлической линейкой «земник» и «пачку».

— «Земник» двадцать — двадцать пять миллиметров.

— Ну, и как же вы с ним? — с задором взглянул на Алексея Скарбеев.

— Да так! — вызывающе, в тон Скарбееву, ответил Алексей.

— Берем такой прибор — лом и сбиваем, — насмешливо произнес Лабахуа, — других способов нам ученые еще не предложили.

— Общая беда всех машин, — с какой-то неопределенной интонацией, не то сожалея, не то радуясь, обобщил Скарбеев. — Вслед за ними нужно людей с ломом, с ломом, — смакуя слово, повторил он. — Машинист комбайна «Донбасс» четырех помощников имеет. Че-ты-рех! Даже есть такая должность, — Скарбеев хмыкнул, — «помощник по оформлению забоя». Нам на одной шахте рассказывали: парень ухаживал за девушкой, она ему говорит: «У тебя никакой специальности нет», а он ей: «Как нет? Я ассистент машиниста комбайна... «Земник» скалываю за машиной». Вы тоже ассистентов приглашаете? Например, когда «пережим» пласта...