— Ничего. Голова немного болит. Смотри, чтобы наши не проиграли! — попыталась она шутить.

Варя отошла от трибуны с таким облегчением, будто с нее сняли огромный груз. Она свернула в аллею, ведущую к выходу. «Алексей здесь в командировке, наверное...»

Торопливо, как бы опасаясь, что ее могут задержать, она прошла к воротам и за стадионом вышла на стежку шахтерских огородов. Она ступала механически, не ощущая спекшейся земли, не чувствуя жары. Только спустившись в балку, заглушенную калиной и боярышником, остановилась и оглянулась.

Было прохладно в балке, пахло медоносными цветами. Незримый ручеек перекатывал камешки, в густых зарослях люции, усыпанной догорающими искорками цветения, булькали, перекликаясь, горлинки.

Варя устало опустилась на траву. «Пятнадцать лет. Целая вечность...»

Воспоминания выплывали как из тумана, непоследовательные, обрывочные. Чудился родной город в рыжих и черных пятнах маскировки. Дома походили на облезлых ископаемых ящеров. Ночами Варя дежурила на крыше, тушила «зажигалки». Виделись товарные поезда на станции, лица родных, уговаривавших ее эвакуироваться.

«Лучше бы я тоже погибла с ними. Не было бы всего того, от чего теперь не уйти...»

В год начала войны Варя перешла на второй курс областного медицинского института. В августе сорок первого ее институт эвакуировали в Среднюю Азию. Но она не уехала. Ей стыдно было уезжать из родного города, готовившегося к боям. Она записалась в добровольческую дружину противовоздушной обороны. От фашистской бомбы погибли отец, мать, младший брат в ту ночь, когда Варя дежурила на крыше чужого дома. Она осталась одна. Горе не подавило, не смяло ее. Когда танковая орда вторглась в пределы Приазовья, Варю зачислили медсестрой в шахтерский партизанский отряд, действовавший в лесах по среднему течению Донца.

Полтора года отважно атаковал фашистов отряд под командованием Михаила Карнаухова, одного из первых командиров донецких красногвардейских отрядов. Не жилось спокойно фашистам ни в Краматорске, ни в Славянске, ни в Красном Лимане. Десятки смелых операций совершили партизаны Карнаухова, в них всегда участвовала Варя — «бесстрашный доктор», как прозвали ее партизаны. Она становилась медиком лишь после боевых операций, а во время боя, налетов была стрелком, подносчиком патронов, связистом.

Небольшой отряд, затерянный в лесах, был прочно связан со страной, с партийными организациями Украины. Не однажды с «Великой земли», как называли партизаны свободную от фашистов территорию, прилетали и приходили тайными тропами связные Центрального Комитета партии Украины, инструкторы, пропагандисты, военруки.

Как-то в отряд на утлой «уточке» прилетел Никита Сергеевич Хрущев, встретился с Карнауховым тепло, как с братом, — они знали друг друга еще с гражданской войны.

— Ну и замаскировался ты, — улыбнулся Никита Сергеевич, глядя на богатырски высокого, в полтора роста, Карнаухова, обросшего бородой до глаз, одетого в бурую свитку.

То была последняя встреча Карнаухова с Никитой Сергеевичем Хрущевым. Враги схватили бесстрашного партизана, когда он пошел на разведку в Славянск, в город своего детства, там кто-то выдал его. Гестаповцы казнили Карнаухова страшной половецкой казнью, привязав к ногам пьяной лошади и пустив его по мощеной площади.

Яростно мстили партизаны за казнь своего командира. Целую дивизию бросили фашисты на ликвидацию небольшого отряда. После долгого рыскания по лесам им удалось окружить горстку людей, окружить, но не победить — карнауховцы дрались до последнего патрона, потом пошли врукопашную. Раненую Варю успели вывезти на самолете в тыл.

Она полгода лежала в госпитале в Сталинабаде. Молодой, но истощенный лишениями организм с трудом накапливал силы. Ей удалось найти старшую сестру Таню, эвакуировавшуюся с мужем, горным инженером, в Караганду. После госпиталя Варя год прожила у Татьяны, а потом стала продолжать учебу в Алма-Атинском медицинском институте.

Она неутомимо разыскивала Алексея, его друзей по институту, обращалась во многие справочные бюро. Приходили стандартные ответы — «в списках не числится». Во время каникул Варя побывала в Караганде, где работали донецкие горняки, но никто из них ничего не мог сказать об Алексее.

На одном из занятий она познакомилась с капитаном Крестовым, лечившимся после ранения в хирургической клинике. Она увлеклась им. В ее личной жизни была пустота, ей не хватало друга. Увлечение перешло в привязанность.

Вскоре Крестов уехал на фронт, завязалась переписка. После всего пережитого ею это сближение с человеком, который нравился, согревало, обнадеживало. В конце войны они поженились. Варя переехала к мужу в Киев, куда после повторного ранения его назначили в транспортную комендатуру.

После первых месяцев совместной жизни Варя почувствовала, что их брак случайный, что они разные по взглядам и устремлениям люди. Их сближение только разъединило их. Как многие девушки, вступающие в брак, Варя почти ничего не знала о реальной сущности этого события в жизни людей. Только сойдясь с Крестовым, она познала, сколько обреченности в бытовой поговорке «стерпится — слюбится». Длинны были ночи без сна. Как казнила она себя раздумьями за измену Алексею! Она была беспощадна к себе. Она не оправдывала себя. Лучше быть всегда одинокой, чем скрывать одиночество под маской супружества.

Чем больше она постигала Крестова, тем глубже убеждалась в своей опрометчивости. Да, он был жизнерадостным, сильным, энергичным, но в то же время пустым, легкомысленным человеком. У него был очень простой, утилитарный взгляд на вещи — нужно жить. Он восторгался теми, кто умеет жить, в его представлении это означало хорошо одеваться, развлекаться, вращаться в среде таких же ограниченных людей. Он был карьеристом и не скрывал этого. Ей были противны его рассказы об «удачах» товарищей, мастеров пристраиваться на сытные, чужедомные хлеба. Она обрывала такие рассказы, стыдила мужа, обвиняла в мещанстве — ничего не помогало. Он был твердо убежден, что «нужно уметь жить». После работы она шла в свою квартиру, как на повинность. Она знала, что Крестов изменяет ей — здоровый, красивый, умеющий быть ласковым самец.

Варя вся ушла в работу — ее увлекала специальность педиатра. К ней тепло и уважительно относились матери и их малыши. Она завидовала молодым женщинам, приходившим с ребятами к ней в консультацию. В тайне она надеялась, что появление ребенка внесет что-то новое, радостное в ее отношения с Крестовым, заставит его измениться. Но после того как она, радостно взволнованная, умиленная до слез, сказала однажды мужу о том, что станет матерью, он сухо заметил: «Пеленки еще успеем сушить, рано обзаводиться наследниками, нужно пожить». Она поняла, что на перемены надежд нет.

В это время ее послали на месяц в область для организации колхозных женских консультаций. Она даже обрадовалась поводу расстаться на время с Крестовым. Он стал ей сторонним после того, как пытался уговорить избежать появления ребенка.

Из области она приехала домой без предупреждения, ночью. В этом не было никакого умысла — ей никогда не приходило в голову устраивать мужу проверки. Пришлось долго звонить, пока открыли дверь соседи. «А Вадима Борисовича дома нет, — сообщила соседка, — третью ночь не ночует...» — «Уехал в командировку?» — спросила Варя. — «Днем он приходит».

Варя не могла уснуть после этого. Она стала заниматься уборкой комнаты. Сразу бросилось в глаза, что в ней не жили: пыль на подоконниках, столе, шкафах, неразобранная постель. Наводя порядок на письменном столе, она увидела, что ее фото валялось за тумбочкой... Ей стало обидно, защемило сердце, она не могла сдержать себя, бросила убирать комнату и заплакала: «Что же теперь, ну что же теперь?..»

Крестов пришел домой только к вечеру следующего дня, после того как она ему позвонила на службу.

— А я неделю уже не являюсь домой — работы много, — с деланной веселостью сказал Крестов, переступив порог.