- Мы не забыли,– твердо заявила Делия. – Не могли забыть.

- У Моники лед, - Кристи заглянула в список подруги через ее плечо. – У Мейси – посуда, а у Уэса – бокалы и бутылки с шампанским. И это значит, что ветчина была у… - она замолчала. – Ох, Делия.

- Что? – переспросила Делия, слушая ее вполуха. – Нет, подожди, я так не думаю. В моем списке было…

Мы все ждали. В конце концов, это ведь ее система.

- Главное блюдо, - сказала она, наконец, достав собственный листок. – Специальный заказ.

- Ого, - округлил глаза Берт.

- О господи! – Делия шлепнула себя по затылку. – Я ведь ставила эти подносы на стол! Помню, как я беспокоилась, чтобы не забыть забрать их. И я забрала их! Положила в свой багажник…

Мы все ждали. Делия провела рукой по волосам. Она приехала сюда с Уэсом.

- О боже мой, - снова пробормотала она, на этот раз так тихо, что я едва услышала. – Я оставила их в своей машине дома!

- Катастрофа, - по слогам пробормотал Берт. Он был прав: до дома Делии от отеля ехать добрых полчаса, а подавать угощение нужно через десять минут. Делия прислонилась к холодильнику.

- Это ужасно, - сказала она, прикрыв глаза. Никто из нас не ответил. На кухне повисло молчание, какое, как я уже знала, заполняло все пространство всякий раз в кризисных ситуациях. На этот же раз мы вообще были одурачены собственными придуманными правилами. Затем, как и обычно, Делия открыла глаза:

- Ну что же, - спокойно сказала она, - вот, как мы поступим…

К этому моменту я уже трижды работала с рестораном «Wish», включая самый первый день, когда помогала Делии на коктейльной вечеринке. После нее были еще детский утренник и юбилей по случаю пятидесятилетия. В каждый из этих дней была какая-нибудь неловкая ситуация: то пожилой мужчина ущипнул чуть ниже спины, когда я проходила мимо с подносом булочек, то Кристи опрокинула на меня поднос, заляпав лососем и маслом мою юбку, то Берт выскочил из-за угла, напугав меня так, что я чуть ли не выронила тарелку с салатом; и всякий раз я спрашивала себя: чем же я думала, подписываясь на это? Но в то же самое время я чувствовала и странную умиротворенность, когда нужно было справляться с навалившимся на меня хаосом. Кроме того, помимо беспорядка тут было еще и веселье – и я очень ценила это. Кристи постоянно возвещала: «Вхожу!», когда открывала дверь, а затем торжественно вносила то, что было у нее в руках – поднос, салфетки или собственную косметичку. Берт поджидал у дверей Уэса, надеясь поймать его (что никогда ему не удавалось, потому что брат открывал дверь и констатировал: «Берт, я тебя вижу»). Я также узнала, что, когда Делия нервничает, она начинает мурлыкать что-то себе под нос, обычно это была мелодия из «Американского пирога», а вот Моника никогда не переживала, да и выражение на ее лице менялось довольно редко. А еще я узнала, что всегда могу рассчитывать на одобрительно приподнятую бровь Уэса и тихий саркастичный комментарий, ну или просто на дружелюбный взгляд, когда я чувствовала, что все валится из рук. Вообще, что бы ни происходило, в «Wish» всегда был кто-то готовый встать на твою сторону, и это ощущение плеча было полной противоположностью тому, что я видела и чувствовала в библиотеке или где бы то ни было. Наверное, именно поэтому мне так нравилось работать здесь, и неважно, какая катастрофа случалась в следующий раз. Здесь я понимала, что живу, что я – счастлива.

Но, когда праздник заканчивался, мы все стояли возле машины, смеясь и рассказывая истории об индюках и милых гостях, а организаторы рассчитывались с Делией, я чувствовала, как шаг за шагом возвращается та моя жизнь, из которой я вырывалась на последние несколько часов. Я вспоминала, что на следующее утро должна быть в библиотеке – и все снова становилось на свои места.

- Мейси, - окликала Кристи, когда мы помогали Делии убирать посуду и остатки угощения на ее импровизированной кухне и готовились уже расходиться, - ты едешь с нами сегодня?

Она каждый раз повторяла свое приглашение, хотя я всякий раз отказывалась от него. Я ценила это. Приятно знать, что у тебя есть выбор, даже если на самом деле ты не можешь выбирать.

- Нет, не могу, - говорила тогда я. – Я занята.

- Ну ладно, - пожимала она плечами. – Тогда в следующий раз, хорошо?

Вот так все и происходило, наш маленький рутинный ритуал. Однажды Кристи с любопытством поинтересовалась, чем же я так занята каждый вечер.

- Да так, знаешь, кое-что для учебы, - ответила я.

- Даже не начинай, - пробормотала Моника, покачав головой.

- Готовлюсь к экзаменам, - пояснила я. – А по утрам работаю в еще одном месте.

Кристи округлила глаза.

- Это же лето! – воскликнула она. – В смысле, я знаю, что ты – вся такая умница-разумница, но разве тебе не нужен перерыв? Жизнь, знаешь ли, длинная!

Может, и так, подумала я. А может быть, и нет. Но вслух я сказала:

- Мне просто, правда, многое нужно успеть сделать.

- Ладно, - улыбнулась она, - наслаждайся. Учись за меня, раз уж есть такая возможность. Видит бог, мне это нужно, - она в притворном сожалении возвела глаза к небу.

Таким образом, выходило, что дома я была Мейси, у которой «все в порядке», которая гладила одежду и решала тест за тестом, но по вечерам я становилась той Мейси, что возвращалась из ресторана счастливая, растрепанная и непременно с каким-нибудь пятном на блузке. Я как будто стала Золушкой наоборот: днем я была аккуратной принцессой, а по вечерам отпускала всякую утонченность и позволяла себе веселиться с новыми друзьями, но лишь до полуночи – тогда я снова превращалась в принцессу с обязательным набором правил.

Катастрофа с ветчиной, как и все прочие, была успешно преодолена: Уэс побежал в элитный продуктовый магазин, где Делию уже знали и делали ей скидку, а мы с Кристи подавали остальные закуски, отвечая на все вопросы о специальном блюде улыбками и хлопаньем ресниц. Когда вынесли ветчину (сорок пять минут спустя), гости были вполне довольны и разошлись по домам вполне счастливые.

В десять тридцать я, наконец, припарковалась у нашего дома в свете огней из соседских окон, увидела нашу калитку, подъездную дорожку, наш почтовый ящик и… кое-что необычное. Папин пикап.

Я выпрямилась на сиденье, разглядывая машину. Это был именно папин автомобиль, никаких сомнений. Я узнала бы его где угодно. Вот слегка поржавевший бампер, а вот наклейка на заднем стекле, гласящая «Ешь… Спи… Рыбачь», вот и хромированная вмятина на одной дверце, появившаяся после того, как папа нечаянно задел ее коробкой с инструментами.

Выйдя из машины, я подошла к пикапу, провела пальцем по боковому зеркалу заднего вида. Я не удивилась бы, если бы пикап просто растворился в воздухе от моего прикосновения, но он остался на своем месте, а в ушах я услышала стук сердца. Я открыла дверь со стороны водителя и села за руль, вдохнув знакомую смесь запаха сигаретного дыма, старых кожаных сидений и соленого морского воздуха, которая, казалось, никогда не покидала этот салон. Я любила этот пикап. Он был тем местом, где мы с папой проводили много времени вдвоем, больше, чем где-либо еще. Я сидела на пассажирском сиденье, закинув ногу на приборную панель, а он вел машину, положив локоть на открытое окно и время от времени переключая радио. Мы выезжали на пикапе из дома каждое субботнее утро, покупали печенье и катались по округе, возвращаясь домой затемно – я уже сворачивалась клубочком на своем сиденье и с трудом держала глаза открытыми. Кондиционер никогда не работал на моей памяти, и жара начинала давить на вас уже через первые тридцать минут, но все это было неважно. Как и в домике на пляже, в этом старом пикапе была своя особенная магия, в нем чувствовался папин дух. А теперь он вернулся к нам. Вернулся ко мне.

Я выскользнула наружу, аккуратно закрыв за собой дверцу, и поднялась по ступенькам к дому. Дверь не была заперта, я привычно скинула обувь, как делала всегда, и почувствовала кое-что непривычное под босыми ногами: песок.